Эстелла шевельнулась, чувствуя в висках зудящую боль. Почему так холодно? Девушке зуб на зуб не попадал. Она хотела обнять себя за плечи, но запястьям что-то мешало. Эстелла села и огляделась. Незнакомая комната. Серые стены без окон, из мебели — кровать, застеленная домотканой простынкой, где она и лежала. Из источников света — свеча на полу. На девушке была длинная рубашка; руки и ноги связаны веревками. Ничего не понимая, Эстелла крикнула:
— Эй! Есть тут кто-нибудь?
Молчание. Девушка свернулась в клубок, чтобы согреться. Потихоньку туман в голове рассеялся и она вспомнила инцидент в церкви. Пожар, обезумевшего Данте, собственные вопли и выдавленные глаза жандарма. А дальше — провал. Где она? Почему связана, кто её тут держит и за что? И самое главное — где Данте? Может, она в тюрьме из-за того, что покалечила жандарма? Но на тюрьму это не похоже. Там каменные стены и решётки — так Либертад рассказывала. Здесь же — на стенах бежевый ситец и есть дверь… Дверь!
Эстелла быстро скатилась с кровати. Допрыгала до входа — верёвки мешали двигаться. Подёргала ручку — заперто. Тогда она закричала:
— Эй! Откройте! Выпустите меня!!!
Никто не отозвался. Может, она в Жёлтом доме? Тогда её должны пичкать лекарствами. Но намёков на них нет. Что же делать?
Эстелла осмотрелась, увидела на полу одеяло и легла назад в кровать, кое-как им укрывшись. Одеяло было колючим и не давало тепла, но позволяло хотя бы не умереть от холода.
Данте… Где же он сейчас? И как объяснить произошедшее на свадьбе Сантаны? Смерть Луиса — молодого, полного сил юноши. Превращение Данте в какого-то монстра… Пожар и крик толпы, что мечтала его разорвать. А потом мама привела жандармов… У Эстеллы в груди защемило — это она виновата. Безмозглая дура. Данте ей говорил, что ему нельзя в церковь, а она забыла. Далась ей эта Сантана! Она в итоге не вышла замуж, и всё у неё хорошо, а Данте попал в беду.
Спустя пару часов, а, может, дней (Эстелла не представляла, какой сейчас день, время суток и время года), в замке повернулся ключ. Девушка встрепенулась и села. На пороге выросла Роксана с подносом еды в руках.
— А, очнулись наконец-то, — презрительно выдавила она.
— Мама? — Эстелла вздохнула с облегчением. Она не в тюрьме, не в Жёлтом доме и её не похитили разбойники. — Мама, а что происходит? Где я?
— Привыкайте, — Роксана поставила поднос на пол. — До тех пор, пока всё не будет кончено, вы отсюда не выйдете.
— Ничего не понимаю…
— А не надо понимать! У кур, вроде вас, мозг куриный, поэтому им не надо что-то понимать и думать о чём-то. Они обязаны подчиняться. Вы — позор нашей семьи. Я проклинаю тот день, когда вас родила, — у Эстеллы мурашки поползли по спине от взгляда, которым Роксана её смерила, — взгляда убийцы. — Лучше бы я вас удавила ещё в утробе! Весь город над нами смеётся. Моя дочь — публичная девка, спутавшаяся с грязным пастухом! О, теперь-то я знаю, что за чудовище вторглось в наш дом — безродный сиротка с тёмным прошлым. Ни из какого Маракайбо он не приезжал, это враньё! Падре Антонио знаком с человеком, у которого этот выродок жил. Он рассказал множество любопытных фактов. Будучи младенцем, этот Дьявол поджёг свой дом. Тот сгорел со всеми его обитателями, а это исчадие выжило. Ну ничего, уже недолго осталось. Его песенка спета! — Роксана явно торжествовала. — Вы же выйдете отсюда только для того, чтобы стать женой Маурисио Рейеса. Поэтому смиритесь и ужинайте, — она ткнула пальцем в поднос. — Пока я добрая и ношу вам еду. Но могу и передумать, заставлю вас подыхать тут с голоду. И никто об этом не узнает. Так что не нарывайтесь. Чудесного времяпрепровождения в этом уютном местечке! — и она вышла, заперев дверь.
Ни жива, ни мертва, Эстелла повалилась на кровать и закричала. Вырывала с головы волосы, царапала до крови лицо и руки. Это она во всём виновата. Она, она погубила Данте!
Замок опять щёлкнул — вернулась Роксана. Подбородок её дрожал от гнева.
— Заткнитесь, позорище! — рявкнула она. — Вся в папашу! Не смейте устраивать тут плач по своему любовнику! Ещё звук, и вы пожалеете, что я вас не убила там, у церкви!
— Данте… где Данте? — прохрипела Эстелла.
— Какой Данте? — издевательски бросила мать. — Ах, да, ваш любовник! Он уж два месяца как в башне сидит в обнимку с крысами. Ждёт своей участи. Не понимаю, почему они тянут с исполнением приговора. Это всё падре Антонио — возомнил себя спасителем душ и хочет образумить нечестивца. Стоит ли мучиться?
— Какого приговора?
— Ах, да, вы не знаете, бедняжка, — Роксана ликовала, буквально наслаждаясь горем дочери. — Скоро вашего любовника казнят на центральной площади по обвинению в убийстве Луиса Парра Медина-младшего, богохульстве, ереси и колдовстве.
— Нет…
— Да! Ещё раз услышу вопли, привяжу вас к кровати и вставлю в рот тряпку. Понятно, дрянь? — тарабаня каблучками, Роксана удалилась.
Эстелла перекатилась на бок, в ужасе впившись зубами в одеяло. Не может быть! Данте… Данте… Данте… Мало-помалу рыдания стихли. Эстелла впала в дремоту, шепча любимое имя и крутясь на постели, как буйно помешанная.
Роксана вышла из правого крыла дворца, где располагались кладовые и комнатки служанок. В одной из них она Эстеллу и закрыла. В последнее время Роксана испытывала чудовищную злость. В ней проснулось садистское желание мстить, терзать всех вокруг. А побег из дома и тайное замужество Эстеллы разбередили рану. Её дочь, незаконнорождённая, зачатая от любовника, — чёрное пятно на её благородной биографии, поступила так, как она, Роксана, не дерзнула. Эта глупая девчонка, полюбив, осмелилась бросить вызов обществу, а она, при своих уме и силе духа, не смогла открыто заявить, что любит Рубена. Роксану дико бесило, что дочь в чём- то превзошла её.
Она теперь мечтала стать женой рехидора — Арсиеро выдвинул свою кандидатуру на эту должность, но выходка Эстеллы в церкви явно поставила на этом крест. Можно и должности алькальда лишиться — дамы из Комитета Нравственности, к разгону которого Роксана и Арсиеро приложили ручку, давно жаждали отмщения за то, что их деятельность назвали «порочащей моральный облик города».
Так, в прошлом сломалась и карьера Алсидеса, ненавистного свёкра Роксаны, которого после убийства Рубена сняли с должности. Неужто и она обречена стать женой бездарного политика, уподобиться Берте, этой ведьме? И всё из-за Эстеллы!
С каждым годом аппетиты Роксаны росли. Некогда вожделенное место первой дамы ей наскучило. Ей хотелось блистать при дворе вице-короля, но теперь эти иллюзии полетят к чёрту. С такой репутацией никто не назначит Арсиеро рехидором и не даст ему титул маркиза, который уже несколько лет обещает выбить отец. Лицо Роксаны исказилось, точно его свело судорогой. Отца она тоже ненавидит. Мерзкий старикашка! Плебею Алсидесу Альтанеро он быстренько предоставил титул. Мигом сориентировался, только бы спасти жалкую шкурку Ламберто, а мужу родной дочери, всё обещает и обещает…
Налив в стакан бренди, Роксана осушила его залпом. После свадьбы Сантаны прошло два месяца, а она не успокаивалась. Роксана была в бешенстве. В тот день, забрав Эстеллу домой, ночью, тайком ото всех, с помощью двух (нанятых для особых поручений) слуг поместила её в одну из комнат правого крыла. А наутро сообщила всем, что Эстелла убежала. От семьи ослепшего жандарма пришлось откупаться золотом, чтобы они не дали ход делу об увечьях, которые Эстелла нанесла мужчине.
Луиса похоронили в закрытом гробу (тело сильно обгорело) и с почестями. На панихиду собрался весь город, но не было там ни Сантаны, ни Амарилис, ни Норберто. Роксана сочла: им стыдно. Ещё бы! Такая рыба с крючка сорвалась! Семья Парра Медина сказочно богата, а Луис был единственным наследником империи своего отца (тот торговал золотыми слитками). Где бы сиротка Сантана нашла жениха лучше?
Два месяца Эстеллу кормили снотворной травой и она была без сознания. Данте же арестовали и заперли в башне. Роксана не поленилась и наведалась в столицу к епископу, заручившись поддержкой падре Антонио. Они сфабриковали дело и без всякого суда, заочно, приговорили Данте к смертной казни. Никто из правления Ферре де Кастильо и церкви не выступил против — после инцидента на свадьбе все желали Данте мучительной смерти. Богопослушные подруги Беренисе даже устроили манифестации у дверей тюрьмы, скандируя лозунги: «Смерть дьяволу! Очистим город от бесов!». Роксана пыталась максимально ускорить процесс исполнения приговора, но палки в колеса ей вставил падре Антонио, вбивший себе в голову, что непременно должен убедить Данте раскаяться во грехах.
Роксана не заметила, как осушила полбутылки бренди. Она доведёт всё до конца. Это дело чести. Надо восстановить доброе имя семьи, выдав Эстеллу замуж за Маурисио Рейеса (тот находился по делам в Лондоне и не знал об этой скандальной истории). Роксана надеялась повернуть всё так, чтобы он и не узнал о похождениях Эстеллы. Правда, может всплыть тот факт, что она не девственница. Но придётся рискнуть.
А ещё Роксана жаждала страданий дочери. Таких же, что испытала она, когда Йоланда Риверо убила Рубена. Роксана мечтала о реванше. Пусть эта незаконнорождённая почувствует то же, что её мать. Пусть плачет, воет, рвёт на себе волосы и бьётся головой об стенку. А она, Роксана, насладится зрелищем. Все, все должны страдать, чтобы искупить вину перед ней. Сначала она расправится с Эстеллой, а затем и до Мисолины доберётся. Та обвенчается с графом де Пас Ардани, который непременно должен загнать её в могилу. Тогда Роксана наденет траур и даже всплакнёт у гроба этой девицы, изображая убитую горем мать. Ох, в чёрном она великолепна! Арсиеро влюбился в неё, когда она носила траур по Бласу. Как знать, вдруг и после смерти Мисолины в неё кто-то влюбится? Тогда можно избавиться ото всей семейки разом, например, подсыпав в ужин мышьяк. Все умрут, а она уедет с прекрасным принцем в дали дальние, где обретёт счастье.
Роксана ухмыльнулась, рассматривая себя в зеркале над каминной полкой. А что? Она ещё красива, может выйти замуж и в третий раз. Если, благодаря Эстелле, Арсиеро не получит кресло рехидора, то какой с него прок? Ах, она бы с удовольствием опять овдовела!
Погружённая в такие мысли, Роксана поднялась наверх, унеся с собой недопитую бутылку бренди.
---------------------------------
Спустя энное количество часов, измученная Эстелла села на кровати. Свеча потихоньку превращалась в огарок. Скоро она погаснет, заключив девушку в объятия темноты. К еде, принесённой Роксаной, Эстелла не притронулась. Голода она не чувствовала, да и неизвестно, что мать туда насыпала.
— Данте… — позвала девушка пустоту. — Данте, что с тобой сделали? Где ты, мой дорогой?
Вдруг что-то обожгло ей руку. Обручальное кольцо, скрученное из волос Данте, мерцало. Девушка прижалась к нему губами — их как огнём опалило. Во рту остался солоноватый привкус. Эстелла с ужасом заметила, что из кольца течёт кровь.
— Данте! Данте! — она закричала, ощутив боль во всём теле. Скрутилась в комок и заскулила, как раненная собачка. Боль не уходила, а из кольца лилась кровь. Эстелла не понимала что происходит, её знобило, трясло, как в лихорадке, и кожа будто покрылась пузырями. Она тёрла её, убеждалась — на ней ничего нет, но боль не отступала. Так прошло пару часов. Эстелле они показались вечностью. Наконец, боль утихла, хотя кольцо ещё кровоточило. Эстелла так обессилила, что не могла шевельнуться. Позже она услыхала шаги — кто-то топтался под дверью.
— Кто тут? — спросил голос снаружи. — Отзовитесь, а то я решу, что в доме привидение!
Эстелла узнала Либертад. Так она, Эстелла, дома? Но почему другие члены семьи не вызволят её отсюда?
Девушка сползла с кровати и добралась до двери. Сев у порога, шепнула в замочную скважину:
— Либертад, это ты?
— Кто это?
— Это я, Эстелла.
— Сеньорита Эстелла? — кажется, горничная обалдела — голос её прозвучал как-то задушено. — Ох, ты, боже ж мой! Чего вы там делаете? Я ведь решила, что тут привидение.
— Нет, это я. Мама заперла меня здесь.
— Как заперла? А мы думали… Точней, она сказала, что вы убёгли, ну, после того, как вас притащили со свадьбы сеньориты Сантаны в обмороке.
— Либертад, у тебя есть ключ?
— Нет.
— Либертад, миленькая, помоги! — взмолилась Эстелла. — Мне надо отсюда выбраться, мне надо узнать про Данте.
Служанка глубоко вздохнула.
— Ох, забудьте об этом, сеньорита. Его дело труба. Когда в такие дела влезает церковь, тут уж пиши пропала, — зашептала Либертад скороговоркой. — Сеньора Роксана даже епископа подключила. Конец вашему мальчику, не выберется он оттудова. Эти святоши хотят его убить.
Вместо ответа Эстелла закричала, царапая стену ногтями. До последнего она не верила россказням Роксаны, надеясь, что мать специально издевается, и на самом деле с Данте всё хорошо. Но слова Либертад буквально вырвали ей сердце.
— Тише, не кричите! — уговаривала служанка. — Я не знаю, где искать ключ, но думаю, мне надо пойти да разбудить Эстебана или вашу бабушку. Никто ж ведь не знает, что вы в доме. Ежели они узнают, что сеньора Роксана вас закрыла, ох, и скандал будет! Только не кричите. Я скоро ворочусь и приведу с собой кого-нибудь. Ждите меня, слышите?
— Угу…
Горничная ушла, а спустя минут двадцать раздался треск. БРЯМС — замок отлетел в сторону. В проёме выросли: Либертад, заспанная Берта в длинной ночнушке и колпаке и Эстебан, который держал в руке топор — им он и сломал дверь. Эстелла лежала на полу в позе улитки.
— Вот она, я же говорила, мне не приснилось, — сказала Либертад.
У бабушки и Эстебана челюсти отвисли.
— Эстелла, это как же понимать? — всплеснув руками, Берта бросилась снимать с девушки верёвки.
— Она сказала мне через дверь, будто бы это сеньора Роксана её тут закрыла, — объяснила Либертад.
— Вот дрянь! — не сдержался Эстебан.
— Я всегда знала, что эта женщина чудище, но чтобы настолько… Кажется, у девочки истерика, — Берта похлопала Эстеллу по щекам, приводя её в чувства. Но та, вся дрожа, никого не узнавала.
— Данте… Данте… — звала она надрывно.
— Это она такая сделалась, потому что я, дура, ляпнула про того мальчика, — сообщила Либертад виновато. — Она спросила, а я и сказала как есть, что, мол, труба ему. Я ж не знала, что такая реакция будет. До этого она была нормальной, говорила разборчиво.
Эстебан покачал головой.
— Ах, мон дьё! Что за проклятие в нашей семье? Почему мы все несчастны? — пробормотал он. — Вот и Эстелла влюбилась в кого не следовало.
— Ежели вы имеете ввиду того человека, то он самый настоящий злой колдун! Про таких в сказках пишут! — воскликнула Берта. — Я ж там была, я всё видала. Из него искры сыпались, а потом он помахал руками над Луисом, и тот загорелся. А ещё бросил крест на пол прямо в церкви, не побоялся никого, даже падре Антонио. А после начался пожар. Так страшно было! В общем, туда ему и дорога! Скорей бы всё закончилось. Было бы хуже, ежели б он однажды чего-нибудь сделал гадкое с моей девочкой. От такого человека можно всего ожидать. Колдовство — страшная штука. Ну ничего, она ещё молодая, вся жизнь впереди, поплачет да успокоится. Я на стороне здравого смысла. Я желаю внучке счастья, а с тем человеком её ждала бы беда. Погорюет чуток да выйдет замуж за Маурисио Рейеса. Прекрасный мужчина, умный, добрый, воспитанный, без всяких заскоков да извратов. А тот, другой, её просто околдовал. Может и опоил чем-то, кто ж знает? Не зря она в таком состоянии. Ну ничего, мы с этим справимся.
Взяв Эстеллу на руки, Эстебан понёс её наверх. Берта и Либертад молча пошли следом. На лицах обеих читалось облегчение.
-------------------------------
Данте с трудом разомкнул веки. Увидел тусклый огонёк — то светился факел. Юноша не чувствовал ни рук, ни ног из-за кандалов и цепей на запястьях, щиколотках и шее, которыми был прикован к стене.
Это безумие длилось уже два месяца. Пару раз в неделю тюремный конвой выводил Данте из его темницы в другое помещение башни, что носило название «Камера раскаяния» и уходило под землю на десять этажей, и оставлял там наедине с очередной фантазией больного инквизиционного мозга.
Это напоминало кошмарный, бесконечный сон. Иногда его окунали лицом в бочку с водой, заставляя задыхаться от недостатка кислорода. При экзекуции присутствовал и падре Антонио. Каждый раз, когда узника за волосы вытягивали из воды, священник, улыбаясь, вопрошал: не отрёкся ли Данте от ереси и не желает ли встать на путь раскаяния. Данте испытывал только злобу от невозможности вырваться из оков и хватки тюремщиков и надавать святоше пинков за его лицемерие. Отрекаться от своего Я он не собирался, поэтому просто молчал.
Иногда его сажали в кресло с шипами, что вонзались в кожу при любом движении. Тюремщики нагревали железное кресло, шипы раскалялись до красна, и Данте чувствовал, как они вбуравливаются под кожу, расплавляя её, точно воск.
Пытки продолжались часами, а то и сутками. Падре Антонио являлся на каждую. Он надеялся сломать Данте, склонив его к вере, и даже обещал: если тот покорится, его прекратят пытать, а позже отпустят на свободу. Данте был непреклонен, и священник негодовал, тряся крестом и уверяя, что даже в ад душу Данте не возьмут.
Но, благодаря магии, юноша не испытывал сильной физической боли. Вот и сейчас, обездвиженный, обнажённый до пояса, он был прикован к стене, но ощущал только усталость. Зато в груди кипели досада и чувство унижения от своей беспомощности.
Тюрьма не сломала Данте, но, привыкший к свободе, он готов был на стены бросаться. Худшая из пыток — не видеть ни краешка неба, ни солнечного лучика. Только духота и мрак, разгоняемый огарком свечи. А ещё крысы и омерзительная баланда — каша из прогоркшей крупы, испорченных овощей или бобов, кусок чёрствого хлеба и вода. Данте не был придирчив к еде, но, с детства живущий полукочевой жизнью, питавшийся ароматными фруктами с деревьев и свежей речной рыбой, он никогда не испытывал голода и первые дни в тюрьме не мог есть вообще. Пока не осознал, что так не протянет и недели. Если не будет есть, умрёт, и тогда враги восторжествуют. Желание утереть всем нос заставляло его насильно впихивать в себя тюремные «лакомства». Это позволяло находиться в здравом уме и стоять на ногах ровно.
Хуже дело обстояло с крысами. В первые дни они чуть не довели его до помешательства. Они не кусали — привыкли к соседству людей — но подходили близко и нюхали Данте, дёргая носами. А у бедного узника уши закладывало. Он вжимался в стену, притворяясь египетской мумией. И однажды Данте решил всех крыс в камере убить. Но оружия у него не было, а из столовых приборов конвоиры выдавали только деревянную ложку. Единственный вариант — магия. Зажмурившись, Данте направил на крыс руку, представив, как те падают и умирают. Из пальцев вылетели красные лучи. Но, видимо, для магического убийства требовалось что-то ещё, — грызуны только напугались света и разбежались по углам. Однако, Данте вошёл в азарт. Пораскинув мозгами, он придумал крыс спалить. Наколдовал на ладони огонь. Представил, как тот превращается в шар. Пылающий шар всё разрастался и разрастался. ЧПОК! Данте прицелился и метнул его в крыс. Их шерсть тут же вспыхнула. Завоняло палёным. И скоро животные превратились в кучку пепла. Это была та победа, которая заставила Данте воспрянуть духом.
Он старался не унывать, но гнетущая тоска грызла его. Он думал об Эстелле. Беспрерывно, день за днём, ночь за ночью, каждую минуту. Где его девочка? Что с ней сделали?
Данте мало помнил из произошедшего в церкви. Кусок памяти будто стёрли. Вот они с Эстеллой стояли у входа, и он видел над головой жениха чёрную розу. Вскоре подъехала семья Эстеллы, мать угрожала, отчим не мог поставить свою жену на место, а Берта произвела приятное впечатление. Но в церкви Данте стало плохо. И дальше — полный провал. Туман рассеялся, когда он очнулся в кольце из разъярённой толпы и четырёх жандармов. Лица смешивались в одну массу, перед глазами плясали цветные круги, и единственное, что врезалось в память чётко — обезумевшее лицо Эстеллы, которая, прорываясь сквозь народ, тянула к нему руки. И снова провал. Очнулся он уже в тюрьме.
Что же с Эстеллой? Неужели и её где-то мучают? От этой мысли Данте хотелось кричать. Он бы жизнь отдал за эту девушку, позволил бы содрать с себя кожу, только бы её не трогали.
А накануне произошло странное. Он был прикован к стене вторые сутки, и вчера тюремщику вздумалось избить его хлыстом так, что тело покрылось кровавыми рубцами. Если бы раны магическим образом не затянулись сами, юноша давно бы истёк кровью. Но важным было не это. Обручальное кольцо, скрученное из волос Эстеллы, пульсировало, забирая боль в себя, и во время экзекуции Данте ни разу не вскрикнул. Из кольца лились солёные капельки и, попадая на кожу, они останавливали кровь. Данте вспомнил слова Тибурона: они с Эстеллой будут чувствовать друг друга с помощью этих колец. Значит, ей тоже плохо. Данте мысленно просил её успокоиться, но кольцо источало слёзы до тех пор, пока тюремщик не прекратил махать хлыстом.
Надо будет изучить свойства кольца. Вдруг удастся связаться с Эстеллой? Увидеть бы её хоть краем глаза, в последний раз. Он запомнит каждую её черточку, унесёт с собой в могилу память о ней…
Когда падре Антонио объявил Данте, что раз он не желает стать богопослушным, его ждёт смертная казнь, юноша воспринял это спокойно. В глубине души он знал, что так всё и закончится. Люди боятся магии. Никогда его не примут в обществе, зацикленном на предрассудках и страхах. Он с самого рождения жил в аду. Единственным светлым пятном в его судьбе была Эстелла. При мысли о ней у Данте сдавило грудь. Бедная девочка, ей будет тяжело это принять. И что ждёт её после того, как он оставит этот мир? Наверняка её выдадут замуж за богача. Хорошо бы ей повезло с новым мужем.
Закрыв глаза, Данте усмехнулся. Раньше он не допускал и мысли, что Эстелла будет с другим мужчиной. Сейчас ревность и не шевелилась. К чему эти глупости? Он не хочет, чтобы она всю жизнь лила слёзы на его могиле, носила траур или загубила свою юность в каком-нибудь монастыре. Да, расстаться будет больно, но пройдёт время, слёзы высохнут и Эстелла посмотрит на всё другими глазами. Вновь станет улыбаться, радоваться жизни. Он не должен обрекать её на муки и мечты о невозможном. Если падре Антонио прав и существует загробная жизнь, значит, он увидит Эстеллу оттуда, красивую, весёлую, с сияющими глазами. Данте не верил в существование бога, ада, рая и прочих выдумок, но допускал: есть место, куда после смерти физической попадает душа. И ведь он маг! Интересно, волшебники умирают как и обычные люди?
Скрипнул засов. Вошли два стражника — один напоминал шкаф на коротких ножках; второй, с длинной шеей, был похож на жирафа. Они приблизились к Данте и сняли оковы. Юноша не чувствовал ног, поэтому, когда тело потеряло опору, он рухнул на грязный пол. Его схватили за руки и потащили по узкому тоннелю; в конце виднелась лесенка, уходящая отвесно вверх.
Ноги были ватные, а идти Данте мешали цепи. Тюремщики грубо пихали юношу. Он про себя считал ступени, проделывая это при каждом подъёме и спуске сюда, чтобы не сойти с ума, остаться в здравом рассудке до последнего. Он не позволит этим нелюдям себя сломать! Он не виноват, что магия его не совместима с религией. И он не виноват в том, что он колдун. Он таким родился, и пойдёт на смерть с высоко поднятой головой. Никто не увидит страха или покорности в его глазах. Пусть они все подавятся своим ядом!
В этот раз ступеней Данте насчитал пять тысяч семьдесят четыре — на три больше, чем пару дней назад. Всегда выходит по-разному. Немудрено, попробуй сосчитать их в кромешной тьме.
Наконец, Данте втолкнули в его темницу. Он упал на кучу соломы в углу. Когда стражники закрывали дверь, к ним подошёл ещё один — безразмерно толстый.
— Там к этому опять падре Антонио.
— Ну чего ему всё неймётся-то? — проворчал конвоир-шкаф.
— Дотошный, хочет обратить в веру поганого колдуна, — забасил толстый.
Все трое захихикали.
— Эй, ты, — окликнул юношу толстяк. — К тебе падре Антонио.
Сжав зубы, Данте выдавил:
— Пусть катится к чёрту!
— Ишь какой, всё характер кажет! Ну-ну, поглядим, чего с ним будет дальше, — в голосе новоприбывшего конвоира звучало ехидство. — Падре Антонио-то не просто так пришёл. Слышь, ты, колдовская рожа, святой отец говорит, казнь твоя через три дня. Он тебя окрестить хочет, чтоб душенька твоя чародейская в мир иной отошла спокойной.
— Пошёл он к чёрту! — повторил Данте. — Если вы его впустите, я плюну ему в его лживую физиономию!
— Ты чего ж помереть некрещёным хошь? — ухмыльнулся жирафоподобный тюремщик.
— Это моё дело!
— И правда, мы чего уговаривать его должны что ли? Вот ещё! — хмыкнул шкаф. — Хоть крещённого, хоть некрещёного, всё равно его схоронят за кладбищем, где лежат колдуны, еретики да самоубийцы, и то не сразу. Чай поди, падре ещё велит потаскать труп по городу в назидание остальным.
— Это уж точно! — согласился толстяк. — Помнится, пару годков назад падре приказал так сделать с этим, как его… Эскивель. Армандо Эскивель по кличке Непобедимый, который прирезал семь человек, включая свою мать и жену. Его вздёрнули на виселице, а после возили труп по улицам целый день, а потом повесили на городские ворота, чтоб все полюбовались. Падре наш — знаток своего дела, что и говорить.
Смеясь в голос, тюремщики ушли. Данте остался один.
Через три дня. Через три дня его муки закончатся. Тем лучше. Данте не испытывал страха или горечи, давно ожидая развязки, и удивлялся, почему они тянут. Видимо, хотели подольше поиздеваться. Но он не попрощался с Эстеллой… Хотя бы увидеть её, пусть издали. Он унесёт её милый образ с собой, куда бы не отправился. Жаль, у него нет бумаги и пера, он мог бы нарисовать её портрет. Он помнит каждую её чёрточку. Когда-то он неплохо рисовал на песке и воде. С помощью колдовства, правда.
Данте ощущал, как вибрирует обручальное кольцо. Оно не плакало, как вчера, но искрилось. Данте вгляделся в него.
«Эсте, Эсте, девочка моя, где ты?» — мысленно спросил он, прижимаясь к колечку щекой. Оно осветилось ярче.
— Эсте… Эсте… — позвал Данте вслух.
Из кольца закапала вода. Ясно, она плачет. Данте поцеловал украшение, воображая, как ласкает Эстеллу, вытирает ей слёзы, баюкает, сжимая в объятиях.
— Успокойся, слышишь меня, Эсте? Не плачь, всё будет хорошо…
По губам разлилось тепло. Чувство было странное — точно девушка ответила на поцелуй. Татуировки закололо иголочками, и Данте услышал тихий голос прямо из кольца:
— Данте… Данте… вернись ко мне… я люблю тебя…
— И я люблю, — шепнул он.
---------------------------
Эстелла лежала на кровати в своей спальне, находясь в состоянии, близком к сумасшествию. Плакала и плакала от страха, боли и тоски по Данте. В груди точно вырос здоровенный мыльный пузырь. Он надувался, давил на лёгкие и лопался, выливаясь в поток безудержных слёз. Кольцо теперь не кровоточило, лишь чуть-чуть вибрировало, зато рука онемела, как бывает, когда сильно ударишься. Эстелла была убеждена: Данте сейчас плохо.
Прошло много часов прежде, чем кольцо заискрилось и Эстелла услышала едва различимый шёпот, будто жужжала назойливая муха: «Эсте… Эсте…».
— Данте, — ответила она, — ты мне нужен. Я не могу без тебя… Вернись ко мне!
«Успокойся, не плачь, Эсте… Всё будет хорошо…».
— Я люблю тебя…
— И я люблю…
Она слышит голос Данте или это признаки безумия? Но ведь кольцо волшебное! Тот маг, что обвенчал их, говорил: кольца помогут им найти друг друга.
Эстелла прижалась к кольцу губами, и по телу её побежала дрожь — она точно вкусила губы Данте. Обе татуировки (на плече и пояснице) вспыхнули, разливая по венам тепло.
— Данте, Данте, — Эстелла задыхалась. Он живой!
Как наяву, она ощущала присутствие Данте, его поцелуи, объятия, касание его нежных пальцев. Она впала в блаженное оцепенение, пока идиллию не разрушили вопли диких носорогов в людских обличьях:
— Я тебя убью, старая дура! — завопила Роксана где-то поблизости (вероятно, в коридоре или на лестнице).
— Это я тебя убью, маньячка! — не осталась в долгу Берта. — Связать родную дочь, где это видано?!
— Умолкни, карга! Это моя дочь! Я её родила и она — моя собственность, поэтому я буду делать с ней всё, что мне вздумается. Она обязана мне подчиняться!
— А я обязана упечь тебя в тюрьму! Давно надо было это сделать!
— А ну-ка прекратите! — раздался голос Арсиеро. — Уймитесь, что вы как на базаре? Давайте обсудим всё мирно.
— Не буду я с ней ничего обсуждать! Черепушку ей раскроить давно пора, и то мало! — не утихала Берта.
— Маман, успокойтесь, — это был Эстебан. — Сегодня утром я ходил к адвокату. Мы лишим эту женщину материнских полномочий, и я стану опекуном девочек. У нас для этого есть все основания.
— Ну-ну, попробуйте! — Роксана ни капли не испугалась.
— Дорогая, вы ведёте себя немыслимо, — сказал Арсиеро. — Вы перешли все границы. Как можно было закрыть девочку?
— Потому что, если её не закрыть, она пойдёт шляться с первым встречным! — заявила Роксана с апломбом. — Мне не нужна шлюха в доме!
— Силь ву пле, прекратите так называть Эстеллу! — теперь закричал и Эстебан. — На себя бы посмотрели! Вы думаете, тут все дураки и никто не знает, как вы изменяли моему брату? Бегали по ночам и возвращались под утро!
— Ну это уж слишком! Я понимаю, вы злитесь, но зачем же оскорблять мою жену? — возмутился Арсиеро. — Конечно, она перегнула палку, но отнимать у неё дочь, говорить, что она дурная женщина…
— Да бросьте вы, Арсиеро, — в голосе Роксаны звучали нотки превосходства. — Ничего они не сделают. Процесс лишения родительских прав долог, а скоро из Лондона вернётся Маурисио Рейес. Он женится на этой несчастной, и она покинет наш дом.
— Эстелла не может выйти замуж! — воскликнул Эстебан. — Она замужем за этим мальчиком, который сейчас в тюрьме.
— Ох, не волнуйтесь, Эстебан, через три дня она станет вдовой. Посыльный принёс мне известие от падре Антонио. Казнь этого мерзавца состоится в ближайшую пятницу. Это будет самый великий день в моей жизни! День, который расставит всё на свои места, избавит нас от нежелательных членов семьи и заткнёт рты сплетникам. Пусть эта потаскушка оплакивает своего нищего принца сколько угодно, а я начну подготовку к свадьбе. И обязательно пойду в пятницу на площадь, чтобы насладиться великолепным зрелищем. Такой спектакль пропустить нельзя!
— Ты — злобная идиотка! — выпалила Берта.
— Заткнись, старуха!
— Но Эстелла не может венчаться с Маурисио сразу после смерти предыдущего мужа, — не согласился Эстебан. — О, мон дьё, а как же траур? Это как минимум года два…
— А кто знает, что она вдова и должна носить траур? — спокойно отозвалась Роксана. — Где была эта свадьба? Да и была ли она? Я лично её не видела. Так что никаких трауров! Наденет белое платье и фату, как девственница, и только пусть попробует не убедить в этом маркиза Рейеса. Если он вернёт её обратно, как падшую женщину, я прижгу ей физиономию раскалённой кочергой!
Тут все умолкли — прозвонил колокольчик у двери.
Через три дня… Через три дня Данте умрёт... Она непременно должна его увидеть! Надо проникнуть к нему в тюрьму!
Эстелла скатилась с кровати, бросилась к комоду и начала там шарить. Найдя расчёску, кое-как пригладила волосы. Надела первое попавшееся платье — бледно-голубое с синими цветочками. Пока искала туфли, зацепила рукой деревянный сундучок. Он упал, высыпав на ковёр своё содержимое. Тут были нитки, шпильки, декоративные булавки, пудреницы, маникюрные ножнички и прочий хлам. Схватив серебряное зеркальце с ручкой, инкрустированной изумрудами, Эстелла мигом выронила его — оно обожгло ладонь. Девушка внимательно уставилась на зеркало — из него шёл дымок. Откуда это зеркало? Она не помнит, чтобы покупала его. Оно волшебное? А вдруг оно ей поможет? Ведь она не боится магии! Никогда не боялась и сейчас не испугается. Обкрутив горячую ручку подолом, Эстелла открыла крышку зеркала и вместо отражения увидела надпись: «Время пришло».