Сегодня у меня был самый страшный день в моей жизни: я вынужденно общалась с тремя лгуньями.
Тремя.
Есть в этом особый смысл, наверное... Не знаю.
Три. Может быть, их было больше? Нет, вещали трое.
Не вещали - лгали. Однообразно и скучно. Оттого впечаталось: сегодня у меня самый страшный день в жизни. Я вынужденно общаюсь с тремя лгуньями.
Бог Троицу любит. Так говорят. Их было тоже три!
Есть в этом особый смысл, наверное... Не знаю. Зловещий смысл подмены.
Одна плескалась Рыбой морской и пела мне дивные песни про чудищ подводных и свою кривую истину, без которой нет ей счастья.
А вокруг дымилась пустыня, и, как на съемках Люси Лебедевой из Яффы, уже видна была буря, идущая с запада к Средиземному морю на Город.
И потому море — от лап белой собаки, тревожно нюхавшей воздух у кромки воды, от светлых Люсиных туфелек до самого горизонта — становилось пепельно-черным.
Огромное, в полгоризонта, кровавое солнце дымилось рваными, на неслышном еще нам ветру, черными тучами, и за ним шла на Яффу библейская тьма.
А Рыба всё пела и пела, и тьма поглощала нестойкое, слабеющее среднеземноморское светило, и хотелось пить...
- Нет-нет! - Щебетала Рыба. - Ее нигде нет, воды, ее нигде не бывает! Вы всё это придумываете!
И, теряя сознание от удушья и отвращения к такой явной лжи, на последнем вздохе я услышала:
- И вообще я не Рыба! Я технический работник!
Час назад мне об этом сказала другая Рыба из того же Аквариума.
А между ними сидела третья, такая же яркая и влажная, как песок Сахары.
Иногда и она шелестела нежным голосом Медузы.
- Господи, - сказала мне Люся. - Как же ты соскучилась по морю! Бросай всё и прилетай к нам…
- Видишь ли, Людмила, а я-то думала:
Будут шпаги, замки, яд,
Шквальный ветер, звездопад,
Снегопад и листопад,
И - кусочек кожи,
На шагрень похожий...
— Так это ты про жизнь, Лёля. А они совсем про другое...
Москва—Санкт-Петербург-Яффа
(Фото Люды ЛЕБЕДЕВОЙ (Тель-Авив) - Закат над Средиземным морем.)