Уинстон

Андрей Эрдман
  Мы с Вованом решили замутить одну тему. Не то чтобы мы. Тут, конечно Вован «голова». И фамилия у него головастая — Ульянов. А я на Маркса или Энгельса не претендую. Мне чужой славы не надо. Даже совпадений таких как-то не хочется. А то получится как с одним знакомым — Пушкиным Александром Сергеевичем.
  Этот Александр Сергеевич, забулдыга страшенный, выпить не любил, даже не просите. Сам щуплый такой, но волосы вьются.
  Значит возвращается он как-то вечером с ассамблеи, походка не ровная, трость где-то там забыл, а навстречу ему два патрульных.
  Тогда ещё милиция была. Хамоватая, безграмотная не то что теперешняя полиция. Цап его за воротник и к себе в тёплое заведение, для установления личности на предмет нарушения общественного порядка.
- Кто вы такой будете, в смысле, фамилия? - спрашивает первый патрульный.
- Пушкин, - отвечает.
- Пушкин, это забавно. Пушкин, это хорошо!
  И кулачком так, слегка, в область пуговиц на пальто ткнул, для прихода всех мыслей в строгий порядок.
- Так какая Ваша фамилия, значит?
- Пушкин, - отвечает Пушкин, причём первый слог у него получается особенно выразительным, со слюной.
- Вот ведь заладил, - возмущается первый патрульный. - Другие версии есть?
- Погоди, - придержал первого второй. - Может он ещё и Александр Сергеевич.
- Верно, - обрадовался первый. - Так Александр Сергеевич или как?
- Так точно, Александр Сергеевич, - обречённо пробормотал Александр Сергеевич.
  Короче, всю пыль из пальто они у него выбили пока у дежурного подтверждение на экране не явилось.
  Так вот. Сидим мы с Вованом на стадионе под козырьком, что бы там ни дождь, ни солнце не мешало наблюдать как наши мяч гоняют. Тут мне Вован и говорит. - Хватит нам всякой ерундой заниматься. Есть у меня креативная идея высокотехнологичного продукта, я даже площадку для производства присмотрел подальше от любопытных.
- Ну, - деловито поддержал я Вована.
- Ну и ну. Короче, капитал нужен. Одного моего не хватит, а у тебя за прошедший финансовый год накопилось?
- Накопилось.
  Что правда то правда, за год накопилось тут и возразить нечего.
- Вот и давай наши капиталы соединим, результат будет, не сомневайся.
  Я же не дурной что бы сомневаться под гарантии Вована, мы по рукам и ударили.
  Проходит не так много времени, приглашает меня Вован на презентацию макета изделия, на ту самую площадку. Чтобы интрига была он мне даже глаза закрыть велел пока к выставочному стенду не подведёт.
- Вот, смотри!
  Смотрю, красота необыкновенная, работа тонкая с подробностями, даром что в масштабе один к сорока. А краски, яркие, блестящие, сами собой глаза прищуриваются.
- Хороша?
- Хороша, - отвечаю с придыханием.
- Хороша-то хороша, но комплектующие импортные... Дорогие зараза... Ещё денег надо.
- А где же взять-то? - Спрашиваю, ещё не понимая, от восторга, смысла сказанного.
- А у тебя ОТЕЦ. У меня-то отца нет.
- Да, у тебя отца нет, - отвечаю, ещё продолжая зависать, но не надолго.
- Он не даст.
- Это как спросить. Ведь хороша же?!
-Да-а...
  Неделю я ходил пришибленный не зная как подступиться, как выдавить из себя слова просьбы, безнадёжней которой трудно себе представить, пока не решился.
  Время выбрал самое подходящее — после обеда. Когда отец уже расположился в кресле, но ещё не протянул руку к круглому ореховому столику с лежащей на нём прессе.
  Отец выслушал меня странно-спокойно. Собрался было встать, но передумал.
- Уинстон Черчиль как-то сказал: «Своим долголетием я обязан спорту. Я им никогда не занимался». Это я к тому, что никогда не покупал тебе «гад же ты». У меня просто нет на них денег. И это хорошо. Но в свои четырнадцать пора уже бросать лепить машинки. Я больше не буду давать тебе денег на обеды. Ты их тратишь на пластиллин. И матери скажу, пусть даёт сухим пайком. А теперь можешь идти.