"А что еще нормальному человеку в этой стране делать, чтобы не замараться? Только и остается — книжки читать да девушек любить."
"У любви, как и у жизни, должно быть только начало. Конец любви — это даже не смерть. Гораздо хуже."
Для нынешнего Полякова два года, потраченные на очередной труд, равносильны старику Фунту, бегущему стометровку минут за сорок. Минимум ждал чего-то нового на следующий год. Произведение "Любовь в эпоху перемен" легкое, тяжелое, нудное, остроумное, с постоянной старческой скульбой и весенним настроением юного казановы. В чем всегда был согласен с Поляковым, любовь - слишком личное, чтобы демонстрировать это на людях. Да, длительные описания сопутствующих, отношений, все это перетирается и обсасывается до мелочей с многочисленными лирическими отступлениями и уточнениями. В этом, собственно и весь Поляков. Перестройка - его родина и мышление перестроечное останется у него навсегда. Это не сделает его любимым автором всех тех, кто застал великую встряску конца 80-х - начала 90-х в бессознательном возрасте или в планах родителей. Ну, да нас, всех остальных, не так уж и мало. Любить мы будем всегда и жаловаться на время тоже.
Продолжается тема, начатая еще в "Гипсовом трубаче" о смерти и смысле бытия. То там, то сям вылезает авторская неуверенность в суждениях, человеческий поиск и сомнения, юность души и старость мозга. И этим Юрий Михайлович прекрасен. Остаться человеком на протяжении 30-летних пертурбаций времени, сохранить себя как вид и не растерять чувство юмора - это много стоит. По существу Поляков единственный в своем роде, кто не всплывал время от времени в определенные моменты российской действительности, а остался единственным счетчиком бытия, своего время барометром времени страны.
Очень смешит политкорректная форма имен собственных, которая существует у Полякова исключительно как насмешка. Лимонов, например, прописан прямым текстом в соответствующей ситуации, вероятно, автор боится, что напиши он "Апельсинов", то его и не узнают. Тоже самое касается Бродского, нового прилагательного "бриковщина" (как я порадовался-то) и во всю уже идет упоминание медийных лиц без замены фамилий. "Любовь в эпоху перемен" практически нигде не провисает, читается на одном дыхании, любителями автора - особенно. На днях выскочил говорухинский фильм "Конец прекрасной эпохи" по довлатовскому "Компромиссу" и, не читав Довлатова, можно обнаружить у Полякова много схожих деталей. Советская журналистика питалась одними проблемами.
Желаю Юрию Михайловичу долгих лет, удовольствия от собственного труда и многочисленных эротических фантазий не из-за фрустрации, а исключительно от избытка тестостерона.
Несколько цитаток.
"Он искренне не понимал, как можно тратить столько сил на любовь к Родине вместо того, чтобы чуть-чуть поднапрячься, подучить русский язык и не сажать в текстах ошибки, за какие раньше били линейкой по рукам."
"седина в бороду — бес в пещеристое тело"
"женщина верна, пока не призналась"
"С помощью измены убеждаешься в правильности выбора"
"Возьми новый роман Карло Паэльи!
— А это еще что?
— Метафизика для дебилов. Очень хорошо идет. Людям нравится, когда автор еще глупее, чем они сами."
"На собрании Дронов учил главных редакторов быть государственниками-патриотами, не изменяя общечеловеческим ценностям. То же самое, как сбегать в бордель и остаться верным супружескому долгу."
"Тренькнул мобильник. Скорятин открыл эсэмэску от дочери. Как обычно, одно слово: «Деньги!». Он ответил: «Завтра». Так они общались год и не виделись столько же."
"Современная литература — это опера без слуха и голоса."
"Как ее пьют беспартийные!" этой фразой, помнится, и мой папаша пользовался.