Через несколько дней епископ вернулся, и завертелась, закрутилась совсем другая жизнь. Я не мог дождаться, когда меня вызовут к нему. Все мои воспоминания, переписанные начисто на двадцати пяти листах, давно лежали на столе в полной готовности быть прочитанными.
Торопливо постучали в дверь, запыхавшийся Бернард пригласил меня пройти к Его Преосвященству. Мы направились в приёмную. Что-то запоминающееся было в этом человеке, может, грациозная стать, с которой он преподносил себя, или, похожие на греческие, правильные черты лица, смотреть на которые можно не иначе, как на произведение искусства. Плечи расправлены, уверен в себе, удачлив, силён, энергичен, плавная и мягкая походка сродни поступи чёрного барса, особенно, когда он в сутане. Такие обычно идут впереди всех и ведут толпу за собою. Из Дюбуа вполне получился бы полководец: яркий, решительный, бесстрастный, любимец Бога и людей. Впрочем, о чём это я? Пока, здесь и сейчас, он, как и я, в услужении, но делает это необыкновенно красиво...
- Разрешите, Ваше Преосвященство?
Мы остановились перед приоткрытой дверью.
- Заходите, Эдуард! - лицо епископа осунулось, морщины на лбу стали ещё глубже и приметнее.
Я опустился на колено, чтобы поцеловать перстень.
- Садись, - нетерпеливо воскликнул он, словно устав от воздаваемых ему почестей и переходя со мною на "ты".
- И это всё?
- Всё, что я смог вспомнить, Ваше Преосвященство.
- Спасибо, конечно, за Ваш труд, но я ожидал большего, ведь Вы провели с Эрвэ последние дни его жизни, - он отложил листы. - Напишите, пожалуйста, всё, что он говорил, даже то, что не относится к делу...
Я пообещал, что сделаю это.
- Ваши предположения оказались правдой. В подвалах церкви найдено оружие. Какой позор! Этот негодяй думал, что в такой удалённой деревеньке его никто не разоблачит. Использовал приход в своих целях на протяжении нескольких лет!
- Он признался во всём?
- Говорит, что это несчастный случай, он не хотел никого убивать, бежал за старцем, пытался отговорить его, но аббат и слушать не хотел, и пока они спорили, Кай Пэнек подошёл ближе, а Эрвэ сделал шаг назад и сорвался со скалы.
- Конечно, он будет себя оправдывать, кому охота идти на смертную казнь?!
- От церкви он уже отлучён и проклят навеки.
- А бандиты? Их взяли?
- Когда мы прибыли, корабль уже ушёл. Теперь этим займётся полиция, готовится засада... - его лицо покрасневшее от переживаний, выглядело утомлённым. Епископ подошёл к столу и, налив себе стакан воды, осушил его до дна. - Они именуют себя "революционным братством", а по сути обычные ирландские контрабандисты. Я прошу тебя быть свидетелем в суде.
- Да, конечно, скажу всё, как было.
- Память об Эрвэ должна остаться в сердцах! Я вначале думал перевезти его прах сюда, чтобы воздать все почести, хотел, чтобы друг был рядом... Но он пришёл ко мне во сне и сказал, что не нужно тревожить его покой, он там счастлив, - глаза Его Преосвященства стали влажными, морщинистой рукой он провёл по лицу движением уставшего от жизни человека. - Мы поставим ему памятник на вершине скалы, где душа праведника освободилась от телесного плена. Памятник Воину чести и совести.
Он не хотел, чтобы я видел его переживания, и жестом показал мне уйти.
Когда я был уже у дверей, до меня донеслись слова:
- Эрвэ благословляет тебя!
Я оглянулся. Епископ стоял у окна, вглядываясь куда-то вдаль, в его руке подрагивали листы, повествующие о последних днях жизни дорогого ему человека.
Через месяц состоялся суд. Приговор был вынесен самый суровый и приведён в исполнение. Виновного повесили.
Вскоре после этого я был определён приходским священником в Нотр Дам дю Мюр, в Морле на северо-западе Бретани, местные жители называют этот город Montroulez.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/10/11/643