Я хочу рассказать еще об одной женщине из моего детства. Выбыла одна семья, обитавшая наискосок от нашей двери. Но свято место пусто не бывает. На их место прибыли новые - семья татар. Старшей в семье была сухонькая, неграмотная старушонка, фамилии не помню, да и имени ее никто не знал, потому что все звали ее просто бабка-татарка. С ней прибыл ее сын Аким, которого все просто стали называть сыном бабки татарки, чуть младше его рыженькая дочь Зина и внук Утегалий.
Бабка эта была человеком редчайшей души, ее вспоминали добрым словом все до самой ее смерти и даже после, а дожила она до весьма преклонного возраста.
С первого дня она просто влилась в жизнь барака, будто родилась в нем и прожила всю свою жизнь. Взрослые целый день пропадали на работах, а в бараке оставались брошенными дети разного возраста, она без лишних слов взяла их всех под свою опеку. Хоть раз в день, но к каждому заглянет. А то просто соберет всех у входа на бетонном крыльце, усадит в кружок, разорвет всем еще теплую татарскую лепешку и оделит каждого кусочком. Сядет и сама, сложив ноги калачиком и аккуратно прикрыв их подолом потрепанной юбки, она тихо начинала петь грустные, как молитва, татарские песни. Мне казалось, что в то время она, как птица, улетала от нас куда-то далеко и пела не нам, а кому-то другому, дорогому, далекому. Порой она прикрывала глаза и тогда по ее глубоким морщинам скатывались ручейками слезы. Внук, заметив это, обнимал ее. Она гладила его по стриженой голове сухой, смуглой ручкой с припухшими суставами и продолжала петь.
Мы сидели, как завороженные, никто не решался ее прервать ни вопросом, ни шалостью. За что они попали сюда, никто не спрашивал, не принято было. Но вскоре все искренне полюбили ее за бескорыстие, она была старше всех и обращались к ней с глубоким почтением. Каждый старался чем-то поделиться с ней или угостить чаем.
Позже был слух, что какой-то милицейский чин за неудачно сказанное слово на улице прилюдно застрелил ее старшего сына – одноногого инвалида войны, офицера с наградами, отца Утегалия, заявив, что он этим словом сразу очернил всю Советскую власть.
Убитого по мусульманскому обычаю похоронили в тот же день, до захода солнца. А утром следующего бабка бесстрашно вошла в его кабинет и с порога спросила кто его власть. Опешивший чин спесиво указал на висевший за ним портрет вождя всех народов. Она прошла к портрету, подслеповато осмотрела его и отрезала: “ Плохой твоя власть”- и пошла на выход. Чин схватился за кобуру, но сидевшие в кабинете люди успели его перехватить. Естественно, что бабка со всем семейством вскоре перекочевала в зону. Все считали, что им здорово повезло, все могло закончиться гораздо хуже. Но бабку, это совсем не тревожило, у нее была своя власть - ее Аллах и ее совесть.
Аким прожил с ней всю жизнь, так и не женился, а после ее смерти жутко запил.
Конопатая Зинка, через несколько лет у всех на глазах превратилась в молодую стройную девушку. Она ходила в белых парусиновых тапочках с носочками и имела наручные часы – кирпичик производство фабрики “Заря”. У нее даже был кавалер - солдат Петя, высокий рыжеволосый паренек в очках.
Для нас, подрастающих девочек, их отношения были чрезвычайно интересны. Я помню, как мы три подружки горячо их обсуждали. По нашему мнению, он категорически ей не подходил. Во-первых, он был солдатом, почему это было плохо до сих пор непонятно, во-вторых - он был рыжий и в очках. Солдат, рыжий и очки - решение наше было единодушным и окончательным. А я, помню, в итоге добавила, что одно имя Петя, Вася или Гриша говорит само за себя, что не стоит с таким парнями даже знакомиться.
Видимо, бог тогда услышал мои слова и решил проучить меня на деле. Петей звали человека, который в молодости на протяжении многих лет был тайно влюблен в меня, и я об этом знала, Васей - человека, встреча с которым произвела на меня неизгладимое впечатление, настолько красиво он пел, а Гриша - мой муж, замечательный человек и он носит очки. Будьте осторожны в своих желаниях – гласит народная мудрость и, по-моему, в данном случае это обо мне.