Это где-то за Уралом, в Свердловской области. Место, помнится, называлось Прорва. А может и не вся эта территория, а только старая шахта, заполненная доверху темной водой. Глубины, говорили, необычайной. И место само по себе жуткое.
Вокруг стеной стоял хвойный лес. Где-то рядом проходила железнодорожная ветка. Сквозь вековую тишину иногда доносился паровозный гудок.
Посреди леса на большой вырубленной поляне стояли четыре двухэтажных дома. В крайнем жили мы в маленькой перегороженной комнатушке с печкой. Окна, как такового, не было - небольшое пробитое в стене отверстие служило форточкой. Балконная дверь, застекленная наполовину, открывалась в никуда – балкона не было.
Сколько мы там прожили точно сказать не могу, мне шел третий год. Но помню, что была зима, и было лето.
Зимой в центре поляны стояла сбитая из досок горка, на которой катались соседские дети. Два краснощеких пацана лет пяти - шести жили за стеной с бабкой, матерью и отцом. Тоже в одной комнате, но она была чуть побольше нашей.
Пацаны целый день ходили следом за бабкой и, теребя за фартук, канючили еду. Бабка сердилась, называла их оглоедами. Кормила она их строго по часам: отрезала по ломтю серого хлеба, брезгливо размазывала слой медвежьего жира, делила половинку луковицы на двоих. Другой еды не было, и луковица была праздником. Но медвежий жир, видимо, делал свое дело, пацаны были крепкие, подвижные и не болели.
Сама бабка медвежий жир не ела, говорила, что с души воротит, и еле таскала ноги. Про медвежий жир подсказал им местный охотник, когда пацаны с голодухи уже не вставали.
Все, что происходило за стеной, было слышно и у нас, такая она была тонкая. Объединял наши комнаты общий туалет- закуток с круглым отверстием в бетонном полу, промерзшей форточкой и мохнатым инеем на стенах.
Со временем в нашей комнате появилась железная кровать, старенький стол, табурет и картина на стене.
Несмотря на малый возраст, я оставалась дома одна на целый день. В награду мать давала мне листочек из отрывного календаря и говорила, что когда их соберется много, мы что-нибудь на них купим. Особенно ценными были красные, праздничные листочки.
И действительно, вскоре у меня появились деревянные кубики. Химическим карандашом отец нарисовал на них буквы. А потом деревянная машинка с нарисованными окнами. Сейчас-то я понимаю, это все было сделано отцом.
Жить стало веселее. Но однажды какой-то зашедший к родителям парнишка, смеясь, объяснил, что родители меня просто дурят. На эти листочки совсем ничего не купишь, а покупается все за денежки - и показал мне монетку.
Теперь я соглашалась оставаться только за такую монетку. Мать долго и старательно шарила по карманам и выдавала мне одну. Я зажимала ее в кулачке, а когда все уходили, прятала в уголок за печкой. Но вскоре она оттуда исчезала. Мать, сокрушаясь, говорила: ее мышки утащили. Поскольку гуляющих под ногами мышек я видела и сама не раз, я этому искренне верила.
Монетки в доме водились крайне редко, и отец нашел выход. Он нарезал на работе горсть металлических кругляшей, которые я с удовольствием принимала к оплате. Вот только где их прятать?
Однажды я обнаружила, что один из металлических шаров на стойке железной кровати свободно вынимается. И если бросить туда такой кругляш, то он звонко летит по полой трубе. «Монетки» быстро заканчивались, и мать, не находя их в комнате, терялась в догадках.
Вскоре отец пополнил запас, но эти были уже другие и по цвету и по размеру. Я засомневалась, но мать успокоила, сказав, что эти даже красивее. Ножка кровати быстро заполнялась и звон, к моему огорчению, становился короче.
В какой-то из тех дней в доме появилась собачонка. Маленькая, неказистая с черной кучерявой шерсткой. Неприхотливая, ела что перепадет, сама уходила на улицу, сама же возвращалась. Она заполнила мою жизнь, постоянно находясь рядом. Ела с рук, спала рядом, а когда уходила на улицу по своим делам, то я садилась напротив двери и терпеливо ждала ее возвращения.
Однажды вечером я попыталась повязать ей косыночку на голову. Собачка ловко уворачивалась, отбегала в сторону. А когда ей уж совсем это надоело, неожиданно меня укусила - прямо в глаз. Отец взорвался, схватил собачонку и выбросил в ночь через балконную дверь. Мать утром нашла ее, пыталась выходить, носила ей еду и воду, но покалеченная собака на третий день сдохла.
Я по своему малолетству не осознала ее гибели. Но эта смерть как-то необъяснимо плохо повлияла на нашу участь – отцу изменили место ссылки.
Неожиданные сборы, вещи связываются в узлы, кому-то отдается кровать… Когда ее приподняли, посыпалось все мое богатство: звонкие металлические кругляши. Так они и остались там лежать, раскатившись по полу…