Сегодня получил постановление о возбуждении уголовного дела по «преступлению века» - незаконным действиям в отношении имущества, подвергнутого описи и аресту (ч. 1 ст. 312 УК РФ). Речь идет про компьютерный блок питания 1999 года выпуска, монитор 2001 года выпуска и металлический шкаф для хранения бумаг. Сумма «ущерба» 1500 рублей. Получил также постановление о производстве дознания группой дознавателей с формулировкой: "исходя из сложности расследуемого уголовного дела и его большого объема поручить производство дознания группе дознавателей из трех человек". Так прямо и написано: «сложности» и «большого объема». Настолько сложного, что для изобличения преступника нужна группа из лучших и проверенных сотрудников. Само уголовное дело строится на данных акта описи и ареста имущества от 16 мая 2012 года, в котором сегодня к моему некоторому изумлению обнаружилось 5 листов, вместо трех изначальных, с перечислением предметов описи. Причем на этих 2-х дополнительных листах нет моей подписи, а три листа имеют одинаковый порядковый номер - №2. Добавив в акт два лишних листа эта группа дознавателей привнесла в дело объем и даже сделала его сложным. Но не в смысле проведения дознаниям, так как с ним по сути все ясно – есть факт топорной фальсификации и отсюда можно притянуть состав преступления, а в смысле сложно понимаемой формулы возможного обвинения, по которому я, вероятно, буду проходить как совершивший сокрытие имущества на сумму 1500 рублей без видимого мотива, так как оно было сокрыто только по документам дознания, а в реальности продолжает существовать в неизменном виде, находясь по прежнему у меня на ответственном хранении.
Технические уголовные дела
По этому делу меня задерживали на прошлой неделе, сняв с поезда «Москва-Самара» и доставив в наручниках в ОВД «Хамовники».
Сразу после задержания я был в некотором недоумении. Гадал, чтобы это значило. Оказалось, банальный сбой в матрице, который вскрыл новую схему, взятую на вооружение компетентными органами, присматривающими за неблагонадежными гражданами. Для реализации вполне понятного желания включить прослушку, наружку, перлюстрацию корреспонденции требуются формальные основания. Наши компетентные органы, конечно, имеют возможность осуществлять слежку вообще за кем вздумается, не утруждая себя согласованиями с прокуратурой и судом. Но тогда могут возникнуть проблемы с процессуальным закреплением собранной информации. На практике вызывающего подозрения в своей благонадежности гражданина прикрепляют к какому-нибудь уголовному делу, делая заочно его фигурантом. В рамках этой схемы получают все необходимые санкции и согласования на проведение оперативно-розыскных мероприятий, накапливая интересующую информацию о субъекте, которого объявляют в розыск. Сам он, конечно, ни сном, ни духом. Расследование на время розыска приостанавливается на неопределенный срок. Дело, как правило, банальная уголовка к политике отношения не имеющая. Оно должно соответствовать двум критериям. Во-первых, его можно легко завести, скажем по заявлению подставного потерпевшего, например, в связи с угрозами или шантажом по телефону или электронной почте, якобы, от лица, похожего на того, кто интересует наши службы политического сыска. И также легко можно закрыть потом, когда отпадет необходимость, по просьбе самого «потерпевшего». Во-вторых, в материалы дела никто посторонний не должен соваться. В нем среди фигурантов, кроме подставного потерпевшего, никого не должно быть. По этой причине не подходят политические дела, к которым приковано общественное внимание и к материалам которых могут получить доступ другие подозреваемые, обвиняемые и их адвокаты. Далее, накопив нужную информацию, фигуранта из дела выводят, а его само закрывают. Информацию используют в другом процессе, если считают это необходимым.
Сбой в матрице
Вот так было и с данным техническим уголовным делом, которое, конечно, не планировалось передавать в суд и, тем более не планировалось изначально привлекать меня к уголовной ответственности. Просто, когда необходимость в слежке бы отпала, его бы закрыли в связи с истечением срока давности, который, кстати, истек еще полтора года назад. И я никогда бы не узнал о его существовании, если бы в матрице не произошёл сбой.
1 октября я прибрел билеты на фирменный поезд «Москва-Самара» за пару часов до его отхода. В описанной схеме главное – нечаянно не найти разыскиваемого. На этот случай, вероятно, существует номер телефона ответственного товарища, которому должны доложить об обнаружение «опасного преступника», а он дать команду «не задерживать, продолжить наблюдение за объектом и сбор сведений». 1 октября ответственного товарища, судя по всему, на месте не оказалось. Оперативники, которым за пару часов до отбытия поезда поступило сообщение, что находившейся в федеральном розыске государственный преступник пытается сбежать из Москвы в сторону китайской границы, решили на свой страх и риск брать. И, сами того не подозревая, сорвали всю спецоперацию, раскрыв наличие технического уголовного дела.
Теперь непонятно, что они будут с ним делать. Закрывать, это означает не только имидживые потери для правоохранительной системы, которая потерпит в глазах общественности публичное поражение, что подорвет миф о ее всесильности и принципиальной невозможности с ней бороться, но еще и чревато необходимостью признания за мной права на реабилитацию, что уж совсем ни в какие ворота. Так что тут система должна будет мобилизоваться, упереться и довести дело о преступлении века до суда. Именно поэтому создана целая группа дознавателей. В свою очередь суд должен тогда вынести самый «справедливый и гуманный приговор», обвинительный, разумеется. Как они это с учетом всех обстоятельств собираются делать, пока не понятно. Так что продолжение у истории обязательно будет.
Не стоит изображать жертву
А пока я бы хотел заострить внимание на одном важном аспекте такого рода процессов. Я не собираюсь изображать жертву, и прошу не писать о всем происходящим как о «факте репрессий кровавого режима в отношении политических оппонентов». Вообще считаю ущербной стратегией, когда представители оппозиции любят кричать на каждом углу о действительных или мнимых преследованиях со стороны власти, часто сильно преувеличивая масштаб. Общество должно видеть в представителях оппозиции не тех, кого вечно бьет власть, а тех, кто может давать сдачи. Оппозиция не должна просить защиты у общества, апеллируя к жалости. Продуктивнее как раз показывать беспомощность, никчёмность и непрофессионализм представителей системы, пытающихся организовать преследования. Именно это и будет нашей целью в предстоящем процессе.
Режим вороватой шпаны с мировоззрением и кругозором мелких уголовников не может преобразоваться в «кровавую хунту», так как в этом формате они будут вынуждены сначала для проведения новой политики привлечь на свою сторону и поделиться властью с лугандоским активом и другими истинными «патриотами», а потом уступить им место. И тогда какой-нибудь популярный народный «герой» вроде Гиркина, постепенно расчищая себе путь наверх, рано или поздно доберётся до трона, а его обитателей вместе со всей придворной челядью без всякого сожаления отправят в подвал фотографироваться. Нынешний режим прекрасно осознает данную перспективу. Кровавая хунта нам не грозит.
Основной механизм самосохранения системы блеф и запугивание. Их цель – заставить всех бояться при том, что реальной возможности провести массовые репрессии у них нет. Россия – это концлагерь, где зеков держит в повиновении малочисленная команда охранников-инвалидов, списанных с фронта, которым выдали в 10 раз меньше патронов, чем количество заключенных. И они контролируют ситуацию не оружием, а страхом. Их надо перестать бояться. И когда охрана это почувствует, она разбежится сама.