Небо затягивало черными свинцовыми тучами, которые безапелляционно давили на город. Город замер в ожидании. Гроза была уже близко. В пространстве повисла тишина, лишь едва уловимо содрогался воздух.
Она тоже ждала. Будто эта гроза внесет ясность в ее так внезапно изменившуюся жизнь. Будто заберет ее с собой из этих мрачных стен.
За окном стемнело. Вид из окна лечебницы – все что осталось у нее, хоть как-то связывающее ее с внешним миром.
Мысли практически отсутствовали.
Все, что она знала – это то, что здесь долго не останется. Она даже не сомневалась в этом. Непременно, скоро все изменится. В ней не было ни капли отчаяния, обиды, злобы или презрения.
Внутри себя она улыбалась. В ней была жажда жизни, жажда перемен.
Пусть ее закрыли здесь. Она ждет.
Пусть они живут дальше своими привычными жизнями, полными алчности, борьбы за самый сладкий кусок пирога, самую блестящую мишуру, но такими серыми.
Для нее эта перемена – новая дверь, в которую она никогда не решалась войти.Она уже знала, чего хочет.
Ее грезы были прерваны визитом. Это был доктор.
Доктор
Высокий, смуглый синеглазый брюнет с осмысленным, спокойным, полным внутреннего равновесия взглядом выглядел нелепо в белом невзрачном халате. Ему был бы в пору шикарный костюм от известнейших модных домов.
Это несоответствие так ее удивило, что она без смущения или безразличия обратила свой изумленный взгляд на него, рассматривая с ног до головы.
Она начала представлять, что в этом халате он идет по подиуму последним, и за ним выходит знаменитый дизайнер с измазанными гелем волосами под бурные овации.
Он прервал ее фантазию.
- Дорогая?
Она опомнилась и инстинктивно перевела взгляд в его глаза.
Они были лазурно-синие, как небо над океаном в солнечный день. В голове всплыли слова неизвестно откуда взявшейся песни:
«Если ты уедешь на Гоа, может быть, я сойду с ума и никогда не усну на твоих обнаженных руках…» Они были так же теплы, как Индийский океан; в свете, исходящем от них, можно было так же купаться, как и в лучах солнца, щедро дарящего тепло этому сказочному краю.
Они были подобны порталам в другой мир.Мир света. Они завлекли ее в этот неизвестный мир, и она уже не хотела выбираться оттуда.
Они смотрели друг другу в глаза долго (а может, ей показалось), не обращая внимания на затянувшуюся паузу. Его лазурные глаза загипнотизировали ее; возможно, ей только показалось, что в них был зов последовать за ним за грани изведанного. Она увидела там искру надежды, вызов, в нихне было дерзости, они были спокойны, веселы, чисты, как у ребенка; при этом там читался колоссальный интеллект, и даже гений.Они, смеясь, говорили: «А давай?..»
Вероятно, в ее глазах он увидел что-то, чего не доставало ему. Или же он впервые за долгое время, давно разочаровавшись в людях и смирившись с их тотальной погруженностью в рутину, их ничего не видящими и не выражающими потускневшими глазами, которые реагируют лишь на определенный набор раздражителей, увидел родственную искру в глазах… Жажду жизни.
Он никогда никому не рассказывал, почему так давно работает в психиатрической больнице, не теряя интереса к работе, несмотря на более перспективные возможности. Он никогда не облачал этого в слова, даже внутри себя самого. Если его об этом спрашивали, он отвечал: «Мне нравится помогать другим».
Другие вызывали в нем неподдельный интерес. Большинство времени они были абсолютно адекватными; лишь временами, когда над ними брал верх страх, они становились беззащитными, как дети, они неистовствовали, исступленно сопротивляясь этому безжалостному всеобъемлющему чувству. Он был в головах других. Бежать было некуда. Страх беспощадно сжирал их изнутри. Каждая секунда тянулась вечность, конца этого туннеля видно не было…
Позже, придя в себя, они, измученные и покорные, часами сидели неподвижно и смотрели куда-то…Каждый приступ что-то уносил с собой безвозвратно… В такие минуты их глаза ничего не выражали. Они были пусты.
Доктор всегда очень хотел знать: что они видят? Что в их голове в эти моменты? Есть ли там вообще мысли? Откуда берется страхи куда исчезает? Действительно ли с ними что-то не так? Или все мы одинаковы?
А иногда доктор видел такие глаза, в которых светится сама душа человека. Они были спокойные, будто познавшие дзен, бесхитростные, чистые. Это были самые настоящие глаза, совсем не такие, как у людей без диагноза.
Доктор очаровывался такими глазами. В нем не осталось веры в людей, но осталась вера в других.
Ее глаза – нечто совсем новое. Это были глаза других, ясные, без пелены, но в которых была абсолютная степень осмысленности, трезвость, мягкость, собранность.
Глупо было делать вид, что между ними ничего не произошло. Оба думали об этом. Они ощущали смущение и единение, как после первого секса с новым партнером.
Доктор был не из пугливых или зажатых в рамки. Он сделал несколько шагов влево, чтобы заслонить камеру спиной, и протянул ей тесты-картинки и ручку. Она поняла его правильно.
«Мой отчим заточил меня здесь, чтобы завладеть имуществом моей матери после ее внезапной смерти. Так как я единственная наследница, много усилий ему не потребовалось. Его усилиями меня признали недееспособной. Признаюсь откровенно – не уверена, что они ошибаются с диагнозом. У меня чувство, что все 25 лет я жила чужой жизнью, что это все был нелепый розыгрыш, и скоро мне поаплодируют и я уйду домой, в настоящий мир. Это странно. С точки зрения окружающих у меня была чудесная жизнь – я могла позволить себе все, что можно купить за деньги: вещи, развлечения, путешествия. Мне не приходилось работать. Но внутри меня всегда было ощущение, что это происходит не со мной, и я всегда ждала окончания этого жалкого спектакля. Может, сейчас он окончился?»
Он прочел ее жизнь и задал самый важный вопрос:
- Чего ты хочешь?
- Я хочу домой, - просто ответила она.
Ночь
Когда он вошел, она не спала. В темноте ночи он заметил, как искрятся ее глаза. Она встрепенулась и оживилась. Когда он достал из кармана халата два билета, она непроизвольно приподнялась с кровати. Лицо ее выражало восторг и нетерпение. Он протянул ей билеты; она же, взглянув, в забытьи бросилась ему на шею и крепко, по-детски искренне обняла.
То были два билета в один конец.
Escape
Взгляд доктора говорил: «Нам пора».
Он пошел первым. Будучи дежурным врачом, без особых затруднений провел ее по коридорам клиники. На выходе не спал дежурный санитар.
- Проверьте 217-ю и 218-ю. Я слышал шум в конце коридора.
После его ухода доктор кивком подозвал девушку из-за угла, где она пряталась, и ключом открыл входные двери. Перед тем, как сделать последний шаг к свободе, он взглянул на нее. «Ты готова?» - прочла она в его глазах.
Жажда выйти в новый мир давногорела в ее сердце. Сейчас эта жажда замерла на самом его дне, как ветер стихает перед бурей. Все ее существо трепетало ожиданием. Она чувствовала, что этот момент – ключевой момент ее жизни. Она стоит перед дверью в другую жизнь, и в ее сердце нет страха и сожалений. Нет разочарований и обид. Нет горечи и боли. Есть только ожидание чуда. Чудо обязательно наступит. Этот момент праздника кружил ее, как карусели, которые запустили после долгой зимы, как велосипед, несущийся под горку, как ожидание Дня рождения, как давно обещанный родителями подарок. Вот он, вот он, момент истины!
Она кивнула в ответ на его вопросительный взгляд.
*
Всю ночь они неслись на поезде в плацкартном вагоне. Пассажиры спали. Доктор не спал. Она лежала на нижней полке, ворочалась; то вздремнет, то внезапно очнется. Очнувшись, она позвала его:
- Доктор, вы не спите?
- Нет, дорогая.
- Доктор, мне холодно.
Он поднялся, достал с верхней полки покрывало и заботливо укрыл ее.
- Доктор…
- Да?
- Мне холодно здесь.
Она взяла его руку и приложила к своей левой груди.
Он лег рядом с ней, положил ее голову себе на грудь, и так они вместе уснули. Он гладил ее по голове, она же иногда вздрагивала, вероятно видя тревожные сны.
Им предстояло ехать около 30 часов. Это время они спали, ели то, что имелось в буфете вагона.
Она же большую часть времени просто смотрела в окно. Что она там видела? О чем думала? Возможно, прокручивала в голове недавние события. Свою жизнь до больницы. До смерти матери. До судов, грязных инсинуаций со стороны отчима. Она была «золотой девчушкой», которая имела солидный счет в банке, замороженный после признания ее недееспособной. Несмотря на глобальную доступность всех материальных благ, она не потеряла интереса к жизни. Она любила горы, поэтому постоянно путешествовала с целью покорить все новые и новые пики.
А возможно, просто смотрела на горы.
Когда поезд остановился, было утро. Яркое солнце дарило надежду на хороший день. Здесь ощущался совершенно другой климат. В Беларуси было сыро, ветрено, серо, несмотря на конец весны. Здесь же дул теплый ветер, воздух был сухим и легким. Флора также отличалась. Здесь росли пальмы и буки. Это был Сочи.
Они вышли и побрели с вокзала в сторону выхода из города. Когда они выходили по автомобильному мосту на окраину Адлера, солнце было уже низко. Его длинные лучи мягко освещали нескончаемый поток проезжающих автомобилей. В этих лучах ее волосы казались медными, а глаза – ирреально зелеными. Доктор любовался.
Ей же казалось, что времени просто не существует. Они находятся в вакууме, вне времени и пространства. Глухо гудели машины; солнце светило статично и бесстрастно… Этот миг был самым красивым в ее жизни. В нем не было ничего. Он выражал пустоту и вечность бытия… Если бы она интересовалась восточной философией, ей бы показалось, что это и есть дзен. Но она лишь пребывала в состоянии молчаливой отрешенной радости.
Они шли, не говоря ни слова. Для каждого из них этот путь был олицетворением чего-то глубоко личного. Каждый из них чувствовал, что проживает момент истины. Но облачить это в слова хотя бы внутри своей головы они не могли и не хотели.
Она приняла то, что никогда не будет прежней; трансформация забрала ее бесповоротно; возможно, вся ее прежняя жизнь была лишь подготовкой к этому великому путешествию.
Шаги по мостовой. Шаг. Еще шаг. Еще. Солнце. Машины.
Слезы застелили ее глаза…
Слезы очищения в лучах заходящего солнца… О, мир идеален!
Идеален.
***
Доктор заказал для них двоих два имбирных эля, чтобы лучше прочувствовать обстановку ирландского паба. А после еще два. И еще. И еще.
Танцевала она так…как мотылек, который беспечно кружится у ночного огня…чуя нутром, что это его последний танец, и радуясь этому…
Бог вел его за руку…Вел сюда…И показал ему этот танец… Ничего подобного он никогда не испытывал. Ему казалось, что на Земле нет таких эмоций. Возможно, это всего лишь дымка осознанного сна на краю разума, которая в любой момент рассеется и сменится обычным глубоким сном… Где эта грань? Эта размытая иррациональная грань между сном и явью. Между разумом и неуловимым пьяным бредом… Отзвуки потока мыслей сменяли друг друга, плавно перетекали одна в одну, не оставляя следа в его памяти…
Ее длинные каштановые волосы растрепались, лицо раскраснелось и казалось живым, молодым… Ее простое платье…На ногах шлепанцы… Он видел в этом божественное откровение. Он пил имбирный эль. Она просто танцевала. Танцевала в его голове.
***
Он взял ее за руку и повел на улицу.
Она доверилась ему. Еще там, в больнице, когда их глаза впервые встретились.
Он просто шел. Практически на автомате. Он сам не понимал, что и куда его ведет. Но он шел, держа ее за руку.
Когда она выбилась из сил, они легли на землю. Они лежали посреди поля. Пару секунд перед сном они смотрели на волшебство в небе. Звезды были холодными, далекими… Космос огромен… Необъятен… Далеко-далеко есть тысячи, миллионы планет, где лежат в космических полях точно такие же разумные существа. Их копии. И копии копий. Возможно, скоро с ними будет встреча.
А пока приют здесь, на маленькой родной Земле. Они осознавали, насколько крохотны во Вселенной… А Бог един… Сознание может полететь так далеко… Но пока оно здесь. Среди колосьев.
***
Утром они обнаружили себя лежащими близ лесного массива.
Поднявшись, они направились в чащу.
Вскоре была обнаружена изба.
Она считала, что это волшебство. Волшебный сон.
Он обрадовался, что чувство его не подвело.
Они взглянули друг на друга в молчаливом предвкушении.
Зайдя внутрь, они обнаружили труп старого человека, по всей видимости скончавшегося несколько дней назад.
Она спросила:
- Доктор, ведь он скончался, когда ты вошел ко мне в палату?
- Так и есть, дорогая.
Это была их старая жизнь.
Пока он копал за оградой могилу, она носила дрова и выметала сор. Позже, закончив дела, она вышла на крыльцо.
Он сидел на дряхлых ступеньках и смотрел вдаль. В его глазах читалась радость и спокойствие. Она села справа от него.
- Добро пожаловать домой, дорогая.