Берегитесь вдовствующих баронесс, они лукавы!

Маша Хан-Сандуновская
 (Этот опус рекомендую читать, зная мелодию, о которой идёт речь. А, не зная звучания, лучше не читать - никакого впечатления. Маша.)

     Он пришёл на рассвете, когда все спали. Вообще-то я, как все нормальные люди, тоже спала. Не помню, какие такие новеллы проплывали в моих снах, только вдруг почувствовала я сквозь эти картинки зычный голос вдовствующей баронессы. Вначале где-то в затаённых уголках мозгов, потом всё ближе и, в конце концов, Аделаида фон Кросс по хозяйски обосновалась во мне, как на театральной сцене!

    Сон словно ветром сдуло! Подскочила я, села, как зачарованная на кровати и держусь за голову, чтобы удостовериться, что это действительно оттуда, а не откуда-нибудь с улицы:
        – Я понимаю, как вдова-а,
          Что в вас печаль ещё жива-а,
          Что даже солнечный Тироль
          Унять не в силах вашу боль...

 Я не противилась и охотно сроднилась с ней, старательно выкладываясь вторым голосом…

     Первой проснулась Динка: заворочалась, заворчала что-то нечленораздельное. Потом подскочила Ариша и уронила на пол будильник:
          – Маш, ты что? – испугалась она вначале, но тут же всё поняла. Ведь у неё самой было такое! И ни с кем-нибудь, а с нашим славным Александром Сергеевичем Даргомыжским. Тогда она сроднилась с его мельником... Басом...
 Так что, девкам в этот раз ещё повезло!

     Не переставая музицировать, я нащупала ногами свои тапки и потащилась к старенькому фоно, ведь с аккомпанементом лучше!
         – Я вам сочувствую мой друг,
           И у меня почил супру-у-уг! – тут я к своему удивлению легко вытянула последнюю ноту!
           Носила траур я весь го-од,
           Ведь чёрный цвет мне так идёт!

     Было такое ощущение, что сам Карл Целлер стоит за моими плечами и чмокает меня в макушку. Маленький, лысоватый и так напоминающий доброго гнома. Я даже осязала его пушистые усы... Именно поэтому я не могла и не хотела слышать вульгарные вопли прибежавшей из соседней комнаты Анжелы! Жалкая курица! Это было ниже моего достоинства! Тем более, что подруги встали на мою сторону и прямо под музыку вытолкали эту тварь в коридор.
Вскоре на шум припёрлась Варвара Васильевна. Заспанная и лохматая она хотела было уже гневно разинуть рот, но как раз в это время поплыла очень удачная импровизация на тему  "Мой любимый старый дед..." И комендантша как стояла в косяке двери, так и обмякла.

     В тот момент я так явственно почувствовала связь с Целлером, что от волнения замолчала… Мои пальцы ещё пробежались по клавишам и медленно опустились на колени.

Думаете, на этом всё закончилось? Как бы ни так!
     Утром в столовой вдовствующая матрона настойчиво колотила меня изнутри черепной коробки, заставляя петь. Не помог даже Кальман, Карамболиной которого пыталась я заглушить эту толстую целлеровскую тётку. Ей Карамболина, что слону дробина! С ней бы и Кармен не справилась! Она вмиг смяла своей тушей молодую танцовщицу и глазом не моргнула!
    Я противилась, как могла, но в конце концов не выдержала и из уважения к Целлеру отставила тарелку с овсянкой:
         – Вернуть нас может к жизни вновь
           Одна любо-овь, одна любо-о-овь.