Проведя краями мозолистых пальцев по потертой шляпе на лбе, темный силуэт, сидящий в кресле качалке, размеренно выбивал ритм давно забытой миром мелодии, которую слышал ещё в юности, будучи мальчишкой.
Тёмная комната в огромном замке, которая была стара, как и силуэт сидящей в ней. Седые волосы спадали на плечи, говоря лишь о том, что нету ничего вечного.
Мужчина был одет во всё черное, ибо не утруждался выбором своего гардероба в тёмной комнате. Как и не утруждал себя выбором шляпы, она была черная.
Он носил её с тех времён, когда перестал ходить в подвал, который настораживал любопытных дворецких- по своей наивности они спускались к подвалу ночью, держа в руках свечу, пламя которой вздрагивало от стука сердец их носителя.
На определенной ступеньке звук сердце учащался, и пламя буквально бунтовало, пытаясь выбраться за грани свечи, как человек, пытающийся выбраться за грани своего бытия.
После долгого спуска вниз, который насчитывал в себе 100 с лишним ступенек, столь любопытные дворецкие прикасались к дверной ручке и пытались её открыть. Но подвал был наглухо заперт.
И в тишине они отчаянно удалялись прочь, громко потопывая своими ногами, как капризные дети, которым не дали столь желанную конфетку. И в тишине этого места можно было лишь различить звук сквозняка, который свербил, который так хотел вломиться в реальность с того, иного мира.
Юность. Беззаботная. Яркая. И в тоже время такая быстротечная. Старик задумчиво осунулся, глядя в окно. Окна были завешены большими шторами, которые не пропускали в себя солнечный свет, в замке он был нежелателен.
Фридрих жил в этом замке всегда, сколько себя помнит, и юность для него была лишь тем словом, которому его учили, но которого он не испытал.
Все лучшие годы он провёл тут, осваивая различную науку и языки, и плевал на все детские шалости, ибо считал себя человеком взрослым, и уже стабильно стоящим на ногах.
Родители у Фридриха не было, и он не когда не считал себя отпрыском двух людей, которые посвятили себя любви, и так посвятили, что нечаянно отдались порыву, произведя на свет ребенка.
Нет.
Он априори не мог так думать по той причине, что такое поведение для него было бы глупым, а глупые родители ему не нужны.
Он думал, что какая то далёкая планета неудачно наклонившись выбросила его с себя как надоедливую блоху на землю, в окно этого замка.
Эта мысль его несколько успокаивала. Быть не таким как все значило для него гораздо больше, чем для остальных.
Однако, след одиночества так и остался на его лице, одиночество никогда не проходит незамеченным, и оно угадывается в мимике, в линиях лица, так и одиночество Фридриха ясно виделось на его лице, словно отпечаток чьей то ладони.
Так уж было заведено, что в этом замке всегда были дворецкие, независимо от желаний Фридриха, они словно родились в этом замке, и продолжали в нём свой гордый мужской род, и с почётом носили звание дворецкого.
Иногда Фридриха бесило, что кто то ходит по его замку. Но потом он вспоминал, что замок не его, что он выброшенный с другой планеты, после таких мыслей он блаженно закрывал глаза расплываясь в полуулыбке.
Однако, мальчик понимал, что слова требует высказаности, что хранить молчание, это тоже самое, что губить и убивать на корню высокие порывы.
Он начал говорить со своей тенью.
Частенько он сидел в своей комнате, которая в замке была лишь одна, и разговаривал с тенью, отворял шторы пошире, навстречу солнцу, что бы в его свете увидеть темную тень, которая его с упоением слушает.
Шли дни, и казалось , что тень оживает, что тень не просто слушает, а начинает общаться, отвечать, и даже предлагать и побуждать на какие то действия.
И как человек тонкой душевной натуры, но имея весьма материалистические мировоззрения, Фридрих начал видеть в тени своего соратника, нового человека, и в один ясный денёк, то ли четверг то ли пятница, тень шепнула на ухо Фридриху, что мол дворецкий носит уж больно дурацкие штаны, что надо его проучить, за такое неуважение. Тень дала Фридриху в руки ножницы, сподвигая его на детскую шалость.
Ночью, когда дворецкий спал, он пришел к нему и изрезал его штаны. А потом спокойно удалился в свою комнату.
На следующее утро тень выдавала ярые эпитеты восторга, и всячески восхваляла самолюбие мальчика, тот лишь чуть краснея отвечал что то нечленораздельное.
Пришло время, и тень начала говорить больше чем он. Когда ему исполнилось 15, она подкралась к нему ночью, улеглась под светом свечи, и мурлыкала себе что то под нос.
Филипп бросил взгляд на тень, и по спине его пробежал холод. На тени ярко красным цветом красовалось пятно от крови.
Прочитав мысли мальчика , она лишь усмехнувшись сказала, что пролила томатный сок- это же не преступление. Фридрих кивнул, оставив всякие подозрения в себе, и улегся спать.
Проснувшись , блуждая по замку он встретил нового дворецкого. На его вопросы где прежний дворецкий, тот лишь неясно отвечал, говорил, что он ушёл. Фридрих прошёл дальше, выслушав его слова, смотря вниз, а на него снизу, смотрела его тень.
Когда он вошёл в свою комнату, он увидел исписанные листы бумаги, на которых читалось слово "Бросили"
-Что это?- с замешательством спросил Филипп
-Твоя уродливая правда, которую ты похоронил глубокоооо, глубокоо, только вот, я способна и не в такие глубины влезать- ехидно отозвалась тень- Но впрочем , ты не виноват, что поделать, когда твой отец торговец выбрал блудную жизнь, а мать скончалась на костре под оры людей, которые бросали в неё камни, чтож, пожалуй ты у меня и правда романтик, ведь упасть с другой планеты куда романтичней, чем понимать, что тебя бросили
Малец лишь вытаращил глаза на тень, от него прозвучал один лишь вопрос
-Ты украла жизнь?
-Жизнь? Нет. Жизнь лишь в твоей маленькой голове, придуманная жизнь. Вот я , например, не живая, но тебе не мешало придумать мне жизнь. Так что, я ничего ни у кого не крала.
-Дворецкий
-О, он был достаточно надоедлив, что бы завести нового, ты же сам это знаешь. Только мне хватило смелости это ему сказать, ну как сказать...нельзя посчитать разговором тыканье ножом в человека, но это ведь тоже поступок.
Мальчик лишь закрыл голову руками.
Планомерно , изо дня в день он начал игнорировать свою тень. В комнате он закрыл шторами все окна. Лишь иногда в замке проскакивал свет свечи. Тень жила отдельной жизнью от Фридриха. И крала эти самые жизни.
Но в один момент он решил покончить с этим. Он потащил свою тень в подвал, она в свою очередь из последних сил отбрыкивалась, но, мальчик подрос, возмужал, и стал юношей, и в его силах было эту тень удержать. Он заключил её руки и ноги в кандалы.
После чего закрыл подвал на замок и ушёл.
Вспоминая это, когда седина уже поселилась в его мыслях, спустя столько лет, он пытался найти те записи, которые писала тень, но он так и не нашёл. Так же он часто говорил дворецкому, что является преступником, что кровь многих из его рода на его руках, на что дворецкий ему лишь спокойно говорил , что он единственный дворецкий в этом замке, и до него тут никого не было.
Старик молча махал рукой. Он лишь думал о том, насколько хорошо он запечатал своё безумие там, в глубине, в той самой глубине, к которой надо спускаться по 100 с лишним ступенькам, та глубина, которая скрыта в подвале.
По ночам он думал, что он всё же упал с другой планеты. И засыпал. Во сне он был в странном месте, в которой ярко светил свет, кто то гладил его по щеке, и чьи то теплые слезы прикасались к нему, в шепоте он еле различал слово "сынок".
Этот сон ему снился каждый день, как он себя помнит. И между сном и реальностью лежала лишь его тень безумия, тень мрачного замка, захоронившего в себя его усталое сознание, и словно узник, он ждал, ждал последнего дня, когда сбежит , сбежит из своего проклятия.
Сон или реальность, а может все же он с другой планеты. И безумие лишь плод его воображения. И никакого безумия и не было. А может это следствие того, что когда он упал он крепко повредил голову, и начал страдать тем самым безумием.
А может, его родители живы, и каждый день сидят около него, пока он спит , чуть дыша, вечным сном, пока он проводит свою жизнь в заточении , в замке.
А может и нету реальности и сна. Кто знает.