Трое сынков у моей племяшки, мал-мала-меньше, беленькие, круглоголовые - как три маленькие луны. Всегда рядом с ними вспоминаю песенку про сорок четыре весёлых чижа. Чижи - в самом деле весёлые, на подъем лёгкие, на любую шалость спорые. Иногда кажется, что их гораздо больше, потому что щебет они поднимают на весь квартал, и когда к дому подходишь - издалека слышно: Итай на ксилофоне выколачивает, Янив поёт, махонький Ницан заливается смехом.
Смех у него - настоящий серебряный колокольчик. Что вы думаете, мы проверяли, сравнивали звоны разных колокольчиков, записывали и потом файлы анализировали. Доказано научно, благозвучно и нескучно: Ницановы хохотульки точно по частотам ложатся на серебряный звон.
И вся эта жизнь - чудо чудное, и мальчишки, хоть смеются серебром, сами - чистое золото.
Но после тяжелого рабочего дня, после суток дежурства в больнице иногда - только иногда, - болит у мамы голова. Понимаете, маме уже больше лет, чем даже самому старшему, семилетнему Итайке. И она, эта белоголовая, круглолицая, веселая мама, бывает, очень устаёт.
А папа у них занят замечательно интересной работой. Папа работает в Музее, самом большом и главном в Городе. Город - самый главный в Мире, потому что все всегда начинается именно здесь, в Городе. И Музей хранит память обо всем - самом важном во всем Мире. Мальчишки в Музее бывают часто, даже двухлетний Ницан со всеми здесь знаком и ни за что не заблудится.
Однажды папе показалось, что Ницан потерялся.
И он бросился искать его по залам и переходам.
А Ницан в это время занимался делом:
он нашел чудесный цветной камушек и пытался пристроить его в старую мозаику.
И почти уже пристроил.
Но тут прибежала румяная рыжая тетя, и стала Ницана обнимать-целовать
и кричать, что он нашел ее сережку.
И подарила огромную конфету, которая не влезла в рот
и красиво размазалась по всему небольшому Ницану.
И Ницан, благоухая тетиным Диором и съеденной конфетой,
сам пришел к папе в мастерскую.
И успел забить солидный гвоздь, пока папа звонил дежурным и отменял тревогу.
Этот самый папа так хорошо работает, что его постоянно отправляют в Командировки. Командировка - это такая огромная комната в Музее, куда папа прячется надолго. Иногда на целую неделю, иногда - еще дольше. Ницан еще не умеет измерять такие долгие разлуки. Он всегда плачет, когда видит, что папа достаёт чемодан. А потом - когда папа опять входит в дом. От горечи разлуки Ницан плачет маленькими золотыми слезками, они бегут по веснушкам и красят их в желтый цвет, и стекают с носа. Слезы радости - большие, серебряные, под них можно и посмеяться. Так мы впервые обнаружили, что смех у Ницана - тоже серебряный.
А теперь представьте, каково живут сорок четыре веселых чижа, когда папа в Командировке, мама на суточном дежурстве, а бабушка читает им про Конька-Горбунка.
Бабушка - та еще птица.
Плакать с ней невозможно, сама всегда смеется и всех рассмешит.
Она выдумывает забавы, на кухне готовит к о л д о в с т в о, которое очень вкусно есть,
и еще - она знает, как устроены всякие в е щ е с т в а,
потому что она - настоящий х и м и к.
Но с мамой все равно лучше.
Вы меня отвлекли.
Дело как раз не в бабушке, а в Коньке-Горбунке. Там история начинается как бы про наших чижей, а потом - раз, и все не так. "У старинушки - три сына". Точно про нас. Папа - взрослый совсем, настоящий старинушка. И три сына - вот они, Старший, Средний и Младший. Дальше читаем: "Старший умный был детина" - верно, Итай у нас - умный детина, большой, рисовать умеет и замечательно играет на ксилофоне. Он вообще детина что надо - уже ходит в школу. Янив - тоже детина хоть куда, а в книжке говорится: "Средний был ни так ни сяк". Тут начинается глубокое сомнение - да про нас ли эта большая книжка? Может, совсем про других сыновей. Это сомнение смягчает горечь следующих слов, даже говорить их не хочется: "Младший вовсе был дурак". Ну, понятно, книга эта не про нас... Хотя под конец - Итай рассказывал - младший сын окажется лучше всех. Книга большая, конец еще не скоро, успеем обдумать.
Но чтение прерывается, мама пришла!
Бабушка быстренько гонит всех руки мыть, стол накрывать, маму кормить и самим доедать к о л д о в с т в о - еще с утра немножко осталось.
И чижи начинают вперебой обсуждать с мамой несправедливые слова из книжки, и хохочут, и немножко поют, и довольно громко стучат на ксилофоне.
А потом тянут скатерть и нечаянно, вы понимаете это слово - н е ч а я н н о - разбивают мамину большую чашку, и прозрачную кастрюльку с остатками к о л д о в с т в а, и еще немножко салата почему-то прилипает к стенке.
Мама заламывает руки и тихо говорит знакомое слово р е м о н т. Ницан знает это тревожное слово. Ремонт сделали перед тем, как принесли его домой в Первый раз.
Этот Первый раз вызывает много опасений.
До Первого раза Ницан жил не дома, с мамой и папой,
а где-то в другом месте - это он и сам догадался.
Какие же молодцы мама и папа, что сумели его найти,
с в о е г о, р о д н о г о, среди множества других мальчиков и девочек.
Никаких сомнений, что он - с в о й, р о д н о й,
потому что похож на братьев к а к д в е к а п л и в о д ы.
Хотя немножко считать Ницан уже умеет и не может понять,
как это т р и брата похожи как д в е капли.
У взрослых всегда что-нибудь не так.
На то они и старинушки.
Бабушка говорит: Ницан, подними пожалуйста пуговку, я не вижу...
А что ее видеть - она так ярко под шкафом блестит.
Что поделаешь, старинушка...
А мама тем временем глядит на осколки чашки, и лицо у нее становится точно как у Ницана, когда он собирается плакать. Брови заламываются, губы горестно изгибаются.
А потом мама видит осколки прозрачной кастрюльки с остатками вкуснейшего к о л д о в с т в а и начинает кричать. Она кричит тихонько, но все равно кажется что громко, потому что слова очень обидные. Сначала - не обидное: п а й р е к с. Красивое слово, она его повторяет на все лады, и постепенно оно становится опасным, как р е м о н т. А потом она говорит совершенно ужасные вещи.
-- Разве это мои дети? - говорит мама, - мои дети рисуют прекрасные картины...
А и правда, только вчера на стенку спальни прикрепили Ницанову прекрасную картину -
он как раз нарисовал, как папа из Командировки пришел с чемоданом.
-- Мои дети поют красивые песни, - говорит мама...
А как вы споете красивую песню,
когда над вашей головой стоит мама и говорит всякие горькие слова?
-- Мои дети всегда умытые, - говорит мама...
Так мы и были с утра умытые, - думает Ницан, - нас бабушка умывала.
А сейчас уже не совсем умытые,
вон Итай весь в салате, на Яниве остатки к о л д о в с т в а,
а сам Ницан с перепугу закусил помидор,
и помидор лопнул и все вокруг забрызгал, и Ницана конечно тоже.
-- Мои дети все чинят, а вы все поломали...
Ох, - думает Ницан, - что же это за такие ломкие чашки, кастрюльки, помидоры!
-- Мои дети всегда мне помогают, а вы меня так огорчаете... Вы наверно не мои дети...
Ужас охватывает Ницана. Вчера утром, еще до дежурства, мама читала им про семерых козлят. Как все сложно, как все запуталось в этой жизни.
-- Где н а ш а мама? - громко, отчаянно кричит Ницан, и все трое, три сына, три детинушки, плачут огромными золотыми слезами.