Паспорт

Тем летом мне исполнилось двадцать, и, пройдя все семь кругов бюрократического ада, я явилась домой с новым паспортом.

 - Ну, показывай, - заявили родители. Посмотрев фотографию, с вердиктом «могло быть и хуже» папа передал мой паспорт маме. Она-то, листая его, и обнаружила проблему.

 - Могла бы нас хоть в известность поставить, что ты теперь замужняя дама, - обиженно заметила мама. Мы с папой одновременно поперхнулись и одновременно спросили сдавленными голосами:

 - Что?!

Мама в ответ молча продемонстрировала четырнадцатую страницу моего документа. Я пригляделась.

На странице, озаглавленной «Семейное положение», самодовольно синела печать. Не веря своим глазам, я прочла: «Зарегистрирован брак», ниже «Морозов Сергей Игоревич, 1968 г.р.»

 - Еще и за старикана какого-то вышла, - резюмировал папа. Я еще раз посмотрела на цифры перед «г.р.» 1968, всего на пять лет младше папы.

Предчувствуя трудный разговор, я глубоко вдохнула и объявила:

 - Я объясню…

***

Когда я наконец убедила родителей, что произошла какая-то ошибка, они оба были готовы идти громить паспортный стол, причем немедленно. Еле успокоив их, я спросила:

 - Есть предложения помимо физической расправы?

 - Иди завтра, выясняй, что за муж и куда его девать, - ответила мама, - пусть проверяют по базе данных какой-нибудь.

Так я и сделала: явилась в паспортный стол, отсидела очередь и спустя почти два часа зашла в кабинет.

 Служащая сонно посмотрела на меня и будто бы через силу спросила:

 - Что у Вас?

 - Вы мне вчера выдали паспорт со штампом о регистрации брака. Но дело в том, что я не замужем.

 - Девушка, - после длинной паузы проскрипела паспортистка, - нам сведения подает ЗАГС, никаких лишних штампов быть не может.

 - А я Вам говорю, что замуж не выходила! – отрезала я.

Препирательства затянулись минут на пятнадцать, в итоге паспортистка смилостивилась и согласилась запросить сведения в ЗАГСе еще раз. Запрос занял неделю, в течение которой я старалась не думать, что буду делать, если ЗАГС подтвердит мое замужество.

«Кто чего боится – то с тем и случится». Выданная ЗАГСом справка однозначно утверждала, что я замужем.

В отчаянии я бросилась в ЗАГС, бегала по кабинетам, умоляя исправить ошибку. Мне холодно отвечали, что, если мое замужество – ошибка, то исправить его может только развод. Единственное, чем мне согласились помочь, – это дать сведения о муже. Разумеется, на это ушло еще несколько дней, но в итоге я узнала, что мой супруг живет на другом конце города и трудится заведующим отделением реанимации в некой городской больнице №3. Поразмыслив, я решила, что, раз встречи с мужем мне не избежать, то уж лучше поехать к нему на работу, чем домой.

В день визита – это был вторник, 17 июня – я очень нервничала. По пути в больницу я прокручивала в голове все наихудшие варианты развития событий, и от этих воображаемых ужасов у меня так скрутило живот, что под конец пути я уже не могла думать ни о чем другом.

Оказавшись в больнице, я осознала, что совершенно не понимаю, куда мне идти, и спросила дорогу у охранника. Он, посмотрев на меня с сочувствием, уточнил:

 - Вам общая реанимация нужна?

 - А какая еще бывает? – растерялась я.

 - Кардио и нейро.

 - Да, наверное, общая…

Мне объяснили, куда идти; следуя указаниям, я спустилась в цокольный этаж и оказалась в длинном коридоре без окон. Потолок был высокий, но почему-то казалось, что вот-вот заденешь его головой. Навстречу то и дело попадались люди в белых халатах и разноцветных костюмах, туда-сюда шныряли инвалидные кресла, иногда пустые, иногда с пассажирами. Пройдя до конца коридора, я оказалась перед железной видавшей виды дверью с кодовым замком и вывеской «Отделение реанимации и интенсивной терапии». Подергав за ручку, я убедилась в том, что дверь заперта.
Пока я обдумывала, что мне делать дальше, из двери неторопливо выплыла женщина в бордовой рубашке и брюках. Я поспешно обратилась к ней:

 - Извините, Вы не подскажете, где я могу найти Сергея Игоревича?

Она смерила меня взглядом, будто прикидывая, стоит ли мне вообще отвечать, и после длинной паузы обронила:

 - Он в отпуске.

Не веря своим ушам, я спросила:

 - А когда он будет?

 - С понедельника, - как горсть мелочи попрошайке, бросила женщина и, спасаясь от возможных новых вопросов, удалилась. Я поплелась домой.


***

Спустя неполную неделю я вновь стояла у двери реанимации. На этот раз мимо шел мужчина в синем костюме. Я спросила, где мне найти Морозова.

 - Пойдемте, - мужчина нажал несколько кнопок на замке и галантно пропустил меня вперед.

В реанимации было холодно, тихо и пусто. По крайней мере, так мне показалось сначала. Потом я услышала звуки шагов, разговоров и какой-то писк. Врач провел меня по короткому коридору и указал на дверь с табличкой «Заведующий ОРИТ к.м.н. Морозов С.И.» Я поблагодарила, задержав дыхание, постучала и, услышав изнутри «Да-да!», вошла.

Кабинет был небольшой и очень холодный. Рядом с дверью стоял черный диван, напротив него – стол с двумя стульями. За столом сидел мужчина с усталыми глазами; посмотрев на меня поверх очков, он пригласил:

 - Проходите, - и показал на свободный стул, - слушаю Вас.

 - Видите ли… - я пыталась подобрать слова, - я даже не знаю, с чего начать…

 - У Вас кто-то здесь лежит? – спросил он.

 - Где? – испугалась я, невольно оглядываясь по сторонам.

 - У меня в отделении.

 - Нет-нет, - с облегчением ответила я, - в общем, смотрите сами.

И я дала ему свой паспорт, открытый на четырнадцатой странице. Он внимательно посмотрел на нее и вернул мне документ со словами:

 - Очевидно, моему тезке повезло с женой, но я не…

 - Нет, это не тезка. Это Вы, - грустно возразила я.

 - Что? Я Вас в первый раз вижу…

 - Как и я – Вас, - и я рассказала ему историю с получением паспорта и мытарствами в ЗАГСе.

Он снял очки и потер ладонями лицо:

 - Вот те на. Не успел развестись, а мне уже новую жену подобрали.

 - А мне только-только двадцать исполнилось, - невпопад сказала я.

 - У Вас хоть настоящего-то мужа нет? А то еще с ним проблемы…

 - Нет, я сейчас одна, - поражаясь собственной откровенности, ответила я.

 - Полагаю, Вы хотите со мной развестись?

 - Не сочтите за грубость, но да.

Он кивнул и, поднявшись из-за стола, сказал мне:

 - Подождите пять минут, - и вышел. От нечего делать я стала разглядывать кабинет.

Я сидела боком к столу и лицом к книжному шкафу, набитому фолиантами с непроизносимыми названиями. На стене над стулом моего супруга висели какие-то дипломы и сертификаты в рамках, но что в них было написано, я со своего места разглядеть не могла. Стол был завален бумагами, по центру лежал закрытый ноутбук.

 - Пойдемте, - Морозов вернулся, переодетый в обычную, немедицинскую одежду.

Он вывел меня из больницы за минуту (приятное разнообразие после моих собственных похождений). На стоянке он подошел к видавшему виды «Опелю» и, открыв дверцу, усадил меня на переднее сиденье.

 - Ничего не имеете против ЗАГСа на Верности? Это ближайший отсюда.

 - Абсолютно ничего, - заверила я.

 - Хорошо, - он чуть помолчал и вдруг спросил:

 - Как Вас зовут?

 - Анна.

 - Хоть буду знать, как звать новую жену, - кивнул он.

Вскоре мы приехали на место. Морозов помог мне выйти из машины и, закрыв ее, направился к Сбербанку.

 - Вы же вроде в ЗАГС хотели? – догоняя его, поинтересовалась я.

 - Если не оплатить пошлину, то в ЗАГС можно и не заходить.

Пошлину, несмотря на мои протесты, он оплатил сам («Вы же, наверное, студентка, откуда у Вас деньги»), и мы направились в ЗАГС.

Тут-то и началось самое интересное. Когда служащая просмотрела документы, немедленно обнаружилось отсутствие свидетельства о браке. Никаких объяснений она даже слушать не стала. Ей нужно было свидетельство, и плевать она хотела, по ошибке брак или нет.

Морозов, сохранявший спокойное молчание в течение всей перепалки, посмотрел на меня и произнес:

 - Анна, выйдите, пожалуйста, на минутку.

Я послушно покинула кабинет. Спустя несколько минут Морозов вышел и вручил мне мой паспорт.

 - А остальные документы? Они будут у Вас? – уточнила я, не видя, впрочем, у него в руках никаких бумаг. Он удивленно посмотрел на меня и ответил:

 - Они в работе.

 - Но как?.. – видимо, лицо у меня было очень удивленное, потому что Морозов только усмехнулся и предложил:

 - Вас подвезти? Вы далеко отсюда живете?

Я назвала район, он присвистнул:

 - Да, неблизко.

 - Вы вовсе не обязаны меня подвозить, - поспешно заметила я.

 - Хотя бы на то, чтобы я до метро Вас довез, Вы согласитесь?

Я с благодарностью кивнула: его предложение оказалось кстати, потому что я совсем не знала района.

Он привез меня к метро и, остановившись напротив станции, сообщил:

 - Нужно будет через месяц поставить печать о разводе в этом же ЗАГСе.

 - Только мне, полагаю? У Вас-то в паспорте нет ничего подлежащего расторжению.

 - Да. Но я могу проехать с Вами, если хотите, на случай возможных затруднений. В конце концов, это ведь из-за меня у Вас такие неприятности.

Его предусмотрительность мне понравилась, и мы обменялись телефонами, чтобы договориться о новой встрече в ЗАГСе.

***

Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет не так. Отделаться от принудительного брака без эксцессов у меня не получилось: спустя две недели Морозов позвонил мне и сообщил, что в заявлении обнаружилась ошибка.

 - Им потребовалось две недели, чтобы ее найти? – недоверчиво спросила я.

 - Очевидно, - подтвердил он. – Похоже, они только сейчас эти бумаги в первый раз прочли.

Делать нечего – пришлось собираться и ехать. В ЗАГСе мы переписали заявление, заставили служащую проверить его при нас и только после этого согласились покинуть храм Гименея.

 - Вероятно, это не мое дело, - вдруг заговорил Морозов, везя меня к метро, - но Вы кажетесь грустной.

Я кивнула.

 - Могу я узнать, почему?

 - У мамы что-то с животом, - ответила я; в конце концов, он же врач, может, посоветует что-нибудь, - позавчера болело сильно, но к врачу идти она отказывается наотрез, не любит нашу поликлинику.

Он расспросил у меня о мамином самочувствии подробно и предложил:

 - Если хотите, я могу поговорить с заведующим второй хирургией, чтобы ее к ним положили на обследование.

Предложение показалось мне разумным, к тому же, я знала, что мама охотнее пойдет к знакомому врачу. Я согласилась, и Морозов велел позвонить ему на следующий день.

***

Он не брал трубку. Я набрала номер еще раз. После десятка гудков в трубке раздался голос, но не мужской, а женский:

 - Алло?

Я опешила и от неожиданности задала самый глупый вопрос, который только можно задать по мобильному:

 - А Сергея Игоревича можно?

 - Он в реанимации, - ответил голос. «Это я и без тебя знаю», - с раздражением подумала я и проговорила:

 - Да, я знаю. Он занят или…

 - Вы не поняли, - перебил голос, - он лежит в реанимации.

Мне очень хотелось ослышаться.

 - Что?

 - Он в реанимации, - теряя терпение, повторила женщина.

 - В какой?

 - Там, где работал, - на этом она повесила трубку.

Ни о чем не думая и не перезванивая, я собралась и вышла из дома.


На подходе к больнице я, не в силах терпеть муки неизвестности, все ускоряла шаг, пока, наконец, не побежала рысью. Оказавшись у знакомой двери, я забарабанила в нее что было сил. На шум выглянула необъятная медсестра:

 - Что такое? – тон был угрожающий.

 - Сергей Игоревич у вас лежит? – выпалила я.

 - Может, и у нас, Вам что за дело?

 - Я должна его видеть.

 - А Вы не в курсе, что посещения в реанимации запрещены?

Я немного растерялась, а медсестра добавила:

 - А даже если бы и было можно, с какой стати я должна Вас пускать? Вы вообще кто?

Мне не оставалось ничего другого, и я ответила:

 - Я – его жена.

Медсестра выпучила глаза; я, не давая ей опомниться, сунула ей под нос печать в своем паспорте и пробралась в коридор реанимации.

 - Где он? – тон у меня был как у настоящей жены Морозова – командный.

 - Первая койка в пятой палате, - медсестра неопределенно махнула рукой. Я попросила попавшегося навстречу врача проводить меня к Морозову. Оказавшись в палате, я собралась с силами и подошла к указанной мне койке.

Морозов лежал на спине, укрытый до середины груди простыней. Он был бледен, глаза закрыты, под ними залегли иссиня-черные круги. На груди треугольником располагались три кружочка – красный, желтый и зеленый – с отходящими от них проводами, на пальце было что-то вроде широкой серой прищепки. Мой фиктивный муж будто спал.

 - Что с ним случилось? – спросила я врача, стоявшего за моим плечом, словно ангел-хранитель.

 - ДТП, - ответил он, а дальше посыпались медицинские термины, один страшнее другого. Я поняла только «крайне тяжелое состояние» и «кома».

 - Он выживет?

 - Шансы есть, - сказал врач, - но очень немного.

Я почувствовала, что плачу. Врач сжал мои руки:

 - Крепитесь… - он запнулся, не зная, как ко мне обращаться. Я машинально представилась:

 - Анна Николаевна.

***

С того дня я практически поселилась в отделении. Времени думать, почему и зачем я это делаю, не было. Я просто чувствовала, что так будет правильно. В моем решении меня укрепило и то, как отреагировали на мое местонахождение родители.

 - Оставайся с ним, - сказала мама, - у него ведь больше никого нет.

Я совсем не была в этом уверена. Откуда я могла это знать? Однако за несколько дней к нему так никто и не пришел. Поначалу я уезжала вечером домой и возвращалась утром, но однажды, когда я засиделась допоздна, медсестра предложила мне остаться ночевать.

 - А разве так можно? – спросила я из вежливости. Мне, в общем-то, было все равно.

 - Ну Вы ведь его жена, - медсестра произнесла это так, будто это все объясняло, и принесла мне постельное, - ложитесь у него в кабинете.

Так я поселилась в отделении окончательно. Кормила меня санитарка-буфетчица, приезжавшая с тележкой к тем немногим больным, которые были в сознании; в мое распоряжение предоставили душ для сотрудников, а спала я на диване в кабинете Морозова. Я так уставала, что даже неумолчный писк аппаратов и грохот каталок в коридоре не мешали мне засыпать.

Врач по имени Анатолий Дмитриевич, лечивший Морозова, постепенно разъяснил мне состояние моего мужа. Оказалось, что у Морозова повреждены органы живота и присутствует серьезная черепно-мозговая травма; за то время, что я провела с ним, ему сделали две операции, но, на мой взгляд, ничего не изменилось. Он все так же лежал, опутанный проводами, будто спал, а я сидела рядом с ним.


Я была рядом с Морозовым и в тот вечер, когда аппараты, соединенные с ним проводами, тревожно замерцали лампочками и запищали; вскочив, я выбежала в коридор и наткнулась на Анатолия Дмитриевича.

 - Там! – только и смогла крикнуть я, но он и так все понял. Вбежав следом за ним обратно в палату, я увидела на черном экране одного из надрывающихся аппаратов бегущую зеленую линию, похожую на зубья пилы. Рядом с ней мигали цифры: 218, 223, 231...

Прибежали две медсестры; врач отрывисто крикнул им что-то, и они бросились в разные стороны. Я расслышала только одно слово – «адреналин» - и поняла, что это означало. Я кинулась к Морозову; вбежавший на шум второй врач схватил меня поперек туловища; я, вопя, вырывалась. Вдруг я почувствовала боль в бедре, и сразу же все вокруг стало заволакивать дымкой. Последнее, что я видела перед тем, как потерять сознание, - это медсестра, несущая Анатолию Дмитриевичу что-то похожее на два овальных утюга.

***

Я очнулась в хорошо знакомом кабинете и сразу услышала:

 - Ну, Анатолий Дмитриевич волшебник! Минута в минуту сказал, когда Вы очнетесь.

Я повернула голову и увидела медсестру.

 - Что с ним? – разумеется, я спрашивала совсем не про Анатолия Дмитриевича. – Он…

Слово «умер» застряло у меня в горле.

 - Жив, - ответила медсестра.

Я закрыла глаза и почувствовала, что из-под век побежали слезы; как сквозь подушку, я различила:

 - Вы уж простите, что мы Вас сибазоном, но иначе никак было…


Тем же вечером Морозов открыл глаза. Взгляд был не очень осмысленный, но меня он узнал и тихо проговорил:

 - Анна?..

Я подскочила со своего стула и взяла его за руку. Пальцы у меня тряслись.

 - Я здесь.

 - Я брежу?.. – голос его то и дело срывался, становясь почти не слышным.

 - Нет, это правда. Я здесь, с Вами. Вы у себя в отделении. Попали в ДТП.

 - Помню, - он прикрыл глаза и вновь потерял сознание.

***

Спустя неделю Анатолий Дмитриевич, не веря своим глазам, переводил Сергея Игоревича в хирургическое отделение, потому что состояние Морозова значительно улучшилось и он больше не нуждался в реанимации. Я наконец-то смогла съездить домой и как следует помыться и выспаться.

Я приехала навестить Морозова через два дня. Он уже вовсю ходил по палате, несмотря на запреты хирургов. Правда, его еще мучила слабость, и ходил он, держась за стены. Увидев меня, он смутился и предложил мне сесть. Его сосед по палате молча вышел.

 - Анатолий Дмитриевич рассказал мне, что Вы все время были со мной в реанимации, что фактически жили там, - проговорил Морозов, глядя куда-то мимо меня, - почему?

 - Я позвонила Вам тогда, и мне сказали, что Вы разбились в аварии… я не знаю, я просто сорвалась из дома и приехала. Не знаю, почему, просто чувствовала, что все делаю правильно.

 - У меня есть брат, - ни с того ни с сего сообщил Морозов, - но он живет в Оренбурге, вряд ли его поставили в известность, что со мной. Кроме него у меня была только моя жена, как Вы знаете, уже бывшая. Детей у нас с ней нет. Я и представить себе не мог, что найдется человек, который будет со мной сидеть в моем собственном отделении…

Он вздохнул и сменил тему:

 - Мне утром опять звонили из ЗАГСа.

 - Снова проблемы? – отозвалась я.

 - Сказали, что не могут нас развести, не их случай. Отправляют в суд.

 - Понятно.

 - Я чувствую себя виноватым. Из-за меня у Вас столько неприятностей… развод этот…

Не веря, что действительно собираюсь это сказать, я произнесла:

 - Знаете… - сердце стучало как сумасшедшее, в горле пересохло, и я закашлялась. Морозов поспешно подал мне воды. Я попила, прокашлялась и начала снова, чтобы на этот раз договорить до конца:

 - Знаете, я не уверена, хочу ли я с Вами разводиться.