Повтор 06. 10. 2015 - Только к эссе о Председателе

Алла Тангейзер
03-05.10.2015.
       Публикация 06.10.2015, /14:31/

___
АНОНС. Герой «Вспышки» Чистяков Александр Константинович будет переименован (как я уже собиралась и обещала):
Чебрецов Александр Константинович.
(Без объяснений.)
___


<...>

       Пока есть время, попробую сказать, что собиралась — по поводу своей шуточки «Из личной жизни председателя КГБ»,
http://www.proza.ru/2015/05/28/1370 .
       Да, там много лишних монологов и реплик из-за того, что всё это вообще не предназначалось к публикации, а там, в СВОЁМ мире, существует целая система, никому больше не известная. Раз уж стала что-то публиковать — надо было пояснять, что вообще происходит. (Чего пояснять не требуется «там», в моём мире.) Из-за этого — «разговорчики», как героев, так и резонёрские, затянулись. Но это — разумеется, совершенно не главное.
       Во-первых (и это — не единственное). Есть у меня такое стихотворение:
*** («Распрощавшись с тоскою предутренней...») — о случайной встрече на европейском автобане со своим соотечественником (В ТЕ ВРЕМЕНА, когда такое событие ещё казалось маловероятным). Однажды, перечитав его, я поняла, что оно требует примечания, которое я написала и опубликовала там же. Приведу и стихотворение, и комментарий:

          *  *  *


Распрощавшись с тоскою предутренней,
я несусь на горячий рассвет
на пустом автобане – по внутренней
полосе,
               без помех и без бед.

После ливня со шквальною силою –
отлегло.
               Не воротит с души
даже что-то увидеть красивое
в европейской стерильной глуши.

Как из давнего века, прирученные,
за холмами нырнувшие в тень –
черепичные крыши
                игрушечных,
нереальных, немых деревень,

и полей, будто не существующих,
и дорог –
                идеальная гладь.
…И так странно стоит голосующий,
где бессмысленно голосовать:

на сверхскоростняке – наваждением.
Растерялся, отпрянул, вздохнул, –
трехметровое заграждение,
видно, только что перемахнул.

Тормозну, поступая, как вздумается,
торопливо нарушу запрет,
чтоб еще ни о чем не задуматься,
только вздрогнуть –
                на русский акцент,

и обоим увидеть –
                кончается
эта пытка безжизненных стран,
и нестись, хохоча над случайностью,
уходя на другой автобан.*
_____________
       *Примечание:

       «««<…> В последние годы очень важно подчеркнуть, что всё это не имеет АБСОЛЮТНО никакого отношения к тому, что сегодня в мире по инерции называется «Россия», «русский» («русскоговорящий»), – во всяком случае, к тому, что вынуждена переживать и наблюдать я сама. Я ещё успела застать ТУ страну (на «старых дрожжах»), в которую так хотела вернуться и вернулась в 1995 году. Но больше её нет. Ни в какой ипостаси, ни в досоветской, ни в советской, ни в ранней постсоветской, где ещё была, всё-таки, ЖИЗНЬ. Но больше нет той страны, больше нет человеческих душ, больше нет восточно-славянской цивилизации, – ничего. <…>
       В общем, я хочу сказать, что чувства и впечатления того времени, выраженные в этом стихотворении, совсем никак не могут быть (не должны быть) восприняты, исходя из опыта и впечатлений дня сегодняшнего.
       Перемены произошли (или были произведены) с поразительной быстротой, и теперь это уже совсем другая страна (во всяком случае, какой её могу и вынуждена наблюдать я сама). С горечью приходится утверждать, что то, от чего я когда-то уехала (из Германии), в конце концов, полностью догнало меня здесь, да ещё и тысячекратно замешанное на Большой лжи, подлости и мерзости. А больше бежать уже некуда. Разве только в художественные осколки былого и вовнутрь себя самой. Страны – моей и у меня – больше нет. <…>»»»
_____________


       В общем, сейчас такое вероятное событие, описанное в стихотворении, воспринимается, как вполне рядовое, а следствие его — все будут склонны увидеть в сексуальном приключении. Объяснять что-либо, особенно во времена нынешнего «футбольного патриотизма», практически бессмысленно, поскольку восприятие жизни, мира, и поскольку сами дУши, — ВСЁ скроено уже совершенно иначе. Сколько ни объясняй, ассоциацию выстроить теперь просто не на чем, сколько ни говори, что дело — совершенно в другом, уже никто не сможет сообразить, в чём же. «Пытка безжизненных стран» стала тотальной.
       Что самое интересное — время умудрилось изменить и самих людей, «стариков», которые должны бы что-то помнить и суметь объяснить, — но нет, они, оказывается, под воздействием сегодняшнего опыта, телевидения и пр., уже сами претерпели необратимые изменения, заставляющие даже прошлые вещи видеть в сегодняшнем преломлении. (Правда, разница ещё остаётся, но — всё меньше и меньше…)
       В общем, взглянув однажды на это стихотворение, я с горечью поняла, что его, стихотворения, просто БОЛЬШЕ НЕТ: то, о чём я говорила, ныне не знакомо, как эсперанто — тем, кто его никогда не учил. А нынешний смысл, которым оно теперь автоматически наполняется — совершенно не тот, который стоил бы стихотворения, и, вообще, фиксации…
       Кстати, ради пояснения могу, например, отметить, что здесь нигде не сказано, что герои друг другу понравились, что были друг для друга сколько-нибудь сексуально привлекательны, и что это вело бы их к чему-то личному, — возможно, но СОВЕРШЕННО не факт, — всё произведение само по себе — О ДРУГОМ ВООБЩЕ. Но не хочу ни сотрясать воздух, ни тратить байты. Nicht heisst nicht.

       Вот, и с «Председателем КГБ» (с произведением), в частности, в восприятии прочитавших, произошло, видимо, нечто подобное, хотя там, как раз, сама тема — сексуальная. Но, по большому счёту, и оно — О ДРУГОМ. Которого, видимо, в нынешнем мире тоже просто не существует, как явления. Но ДЕЙСТВИЕ-ТО происходит не в нынешнем времени, а В ПРОШЛОМ!!! (И изначально это никак не предполагалось для обнародования, не адаптировалось к нынешнему восприятию, — что, если бы и имело смысл, то… В общем, не знаю, — даже думать лень.)
       Во вторых — «исходник»: чего стараниями нынешних властей и спецслужб никак не предполагают читатели, и даже в голову им это не приходит, — но что прекрасно знал ТОТ председатель КГБ, — и на собственном опыте, и, тем более, из «шифровок из будущего», доставленных в памяти героини — ТЕМИ актуальными андроповскими шифрами… В общем, его отношение к героине — совершенно иное, чем предполагают читающие, — и она это знает, и совершенно не случайно спрашивает: «Я сама тебя сколько-нибудь сейчас интересую, или это — тоже ТВОЯ РАБОТА?..» (В результатах его РАБОТЫ, не только в отношении её лично, но и в целом, она и сама кровно заинтересована, — но всё-таки, как женщина, девушка, не может не думать и о своём…)
       Цель же его (и её, и всего их «андроповского клана», да и огромной части тогдашнего народа) — как раз именно категорическое недопущение возникновения вот этого нынешнего мира и человеческого сознания, которое имеем теперь — недопущение в их собственном «будущем», которого у них, такого, НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ НИКОГДА! — ради этого они живут и работают.
       Как же председатель КГБ, сначала будущий, затем — действующий, воспринимает героиню?
       Она «явилась» из времени, в котором противником победоносно проведена и завершается информационно-психологическая ВОЙНА (т.е. из «нашего» времени). Она уже вовсю ведётся и в момент её появления ТАМ, в её 10-летнем возрасте, в 1977 году, и Андропов даже знал об этом и говорил (см. «Избранные статьи и речи», — а как интересно было бы посмотреть в тогдашнее «ДСП»!..), но до её появления там — НИКТО не предполагал, насколько эта война серьёзна и победоносна со стороны противника, насколько она пронизывает ВСЮ жизнь, до мелочей и совершенно частных дел… А вот Сашка с Генкой уже тогда, после секретной, нелегальной тюрьмы, уже ОЧЕНЬ близки были к этому пониманию.
       Когда стало доказательно ясно, кто такая «десятилетняя героиня», и когда Андропов, решающий, что ему срочно делать (ещё в те дни, когда она только-только написала за неделю шифровки из памяти), посвятил в это Чебрецова, тот, осознал, что это ЕЁ незабытая, вопреки «разрешению забыть», «необязательная», непроверенная информация спасла им четверым жизнь. Тогда они с Генкой оба уже поклялись себе, что ради этой девочки теперь расшибутся в лепёшку, что и как она бы теперь ни стала делать.
       А она и сама была привлекательной, да и это сочетание — десятилетнего ребёнка со взрослой памятью, — без особых стрессов и озлобления (у героини — «диапазон L»), оказалось симпатичным и постоянно интересным, — в общем, отношения здесь в любом случае сложились совершенно особые. Поначалу, как потребовала маленькая (снова) героиня, это было братство, только, разумеется, с трепетным отношением к маленькой (всё-таки, десятилетней) девочке. Ну, и роль свою сыграло то (о чём тоже говорилось немного в шифровках, с обещанием, что при правильно заданных вопросах остальное она дополнит сама), — то, что она, по независящим от неё причинам, ВСЮ её предыдущую жизнь была объектом психологического подавления: например, в режиме «благоприятствования порокам», особенно лени и несобранности, когда ей в сколько-то разумных рамках везде прощались все опоздания и прогулы в элитной английской школе, — например, в режиме постоянного контроля сознания, когда интересы её искусственно уводились в тупиковых направлениях, и ей приходилось совершать большие усилия, чтобы возвращаться к себе самой, — например, контроль ситуации в родительской семье, чтобы дома никогда не устанавливалась психологически комфортная атмосфера, вплоть до того, что, когда родительские отношения были уже сильно нарушены вплоть до официального развода, который от дочки умудрились скрыть и скрывать до восстановления их брака в период её собственного замужества, у её матери в день её рождения «случайно» умер её отец, дед героини, — и в доме начались годы психологического кошмара (здесь, во «Вспышке», смерть деда в день рождения матери будет уже предотвращена), и в частности, она была постоянным объектом «некриминально»-сексуального подавления (искусственного создания перекосов в развитии, стимуляции ненужных тенденций и торможению нужных, и пр., — с РАННЕГО детства и до конца ТАМ, в «будущем», — до подвала ФСБ, где её память «накачивали шифровками» за полгода до временнОго скачка. (Подобное разностороннее подавление с соответствующей спецификой испытали и Сашка с Генкой в секретной нелегальной «тюрьме», плюс шантаж судьбой близких, что привело Генку к своего рода «параличу лицевых нервов», «чтобы не выдавать эмоций», и эта «железная маска» держалась «на нём» ещё относительно долго, что совершенно не испугало героиню, — а двое из четверых выживших разведчиков, не покидавших, оказывается, пределов СССР и насильственно удерживаемых незаконными иностранными структурами, не смогли вернуться к стопроцентной полноценности уже никогда), — знание об этом заставляло Сашку чувствовать особую ответственность за всё, что с ней происходит, особенно у неё внутри.
       Вот, это — пояснения, которые необходимы к этой сценке («Из личной жизни председателя КГБ. Шутка»), — то, что для меня было само собой разумеющимся в «исходнике», и, видимо, совершенно непонятным читателю. Впрочем, это произведение — у меня не главное…




...