Продолжение истории о Мине и Александе из, так несправедливо оборванного , сериала "Дракула" NBC 2013
ДРАКУЛА. МИНА И АЛЕКСАНДР.
Глава 2 Тень профессора
Сегодня я закончила читать позабытую рукопись, выпавшую случайно из шкафа. Это оказались обрывочные записи моего учителя , профессора Ван Хельсинга (ума не приложу, как я могла не заметить этой тетради ? , и… как она вообще могла оказаться в моих записях и конспектах ?... ). Я закончила чтение в нашем маленьком саду при особняке, якобы выйдя прогуляться. Не знаю почему, но дома мне совершенно невозможно было сосредоточиться . Едва я хотела потихоньку взяться за чтение, как Алекс непременно входил в комнату, непременно оказывался где-то рядом. Показать ему тетрадь Хельсинга мне, по какой-то странной причине, совершенно не хотелось. Я оправдывала себя тем, что Алекс всё равно ничего не поймёт , ни ужасного почерка профессора, ни формул. Но это было только оправдание, я прекрасно это понимала !
Это оказались не полные записи об эксперименте, который вёл профессор Ван Хельсинг с каким-то очень странным больным.Некоторые страницы как будто лихорадочно , наспех вырваны. Большей частью, это научные заметки, о дозах лекарств (Хельсинг употребил в некоторых описаниях зашифрованные названия, которые я ещё не все разгадала, могу лишь только предполагать), и самом ходе лечения.
Как видно, профессор вёл работу над сывороткой от новой болезни. Описание симптомов сохранилось весьма обрывочно. Имя больного, разумеется, скрыто. Эта сыворотка каким-то образом воздействовала на кровь подопытного , как профессор пишет о своём пациенте . Не больной – подопытный.
Да, я ведь помню те образцы совершенно ни на чью не похожей крови ! Помню записи, подсмотренные тайком в скрытой комнате, кабинете Хельсинга, я даже запомнила формулы ! К счастью, у меня прекрасная память, что необходимо для профессии врача, в эти несколько дней я сумела вспомнить то, что видела в кабинете Хельсинга, внести вот в эти его научные заметки (конечно, переписав их ). Этот странный больной и невероятный эксперимент профессора всё более и более интересуют меня ! Но всё так тщательно замаскировано ! Нет имён, даты обозначены условно, нет указаний на какие-либо конкретные места. Я не могу определить время, когда проводился эксперимент. Судя по цвету чернил на последних листах – не так чтобы давно. Некоторые описания очень совпадают с тем, что мы видим теперь с Мильтоном , у наших новых пациентов.
Из обрывков, кратких описаний я узнала некоторые подробности личной жизни довольно скрытного Хельсинга, они шокировали меня ! Оказывается профессор Ван Хельсинг был когда-то женат, семья , дети --вероятно, тогда он был совсем другим человеком ! … Несчастный случай , а скорее жестокое злодеяние людей – он называет их участниками Тайного Ордена – отняли его семью… В этой части записей всё так сумбурно, что сразу становится ясно : писал человек, не вполне осознающий себя и реальность вокруг …
Последние сохранившиеся страницы этой странной рукописи , одновременно так же записок исследователя ,заставили навернуться на мои глаза слёзы : «…. Когда я думаю, что сделал с ними Орден, когда я вспоминаю их крики ко мне , и наш горящий дом -- вся кровь во мне закипает, и словно бы мою голову охватывает этот пожар ! ... Без них я труп, хуже своего подопытного ! Проклятый Орден сделал из гения безумца ! Я искалечен так же -- если не хуже...».
Кто бы знал о горестях, постигших Хельсинга … Господи, да мы же всегда считали его чудаковатым и оттого требовательным одиночкой! Но, похоже, это было не так… Я уже ненавижу всем сердцем Орден, о котором писал Ван Хельсинг. Это чувство родилось в глубине моей души.
Так же как глубоко внутри меня возникло чувство странной симпатии к его пациенту , как Хельсинг назвал его -- подопытному.
С прогулки я возвратилась домой подавленная. Не забыла спрятать тетрадь в стол, но… Само по себе то, что я прочла, и ещё то, что у меня появились от Александра секреты – заставило грустить… У него есть секреты от меня, я уверена в этом. Теперь и у меня есть секреты от него.
Но так быть не должно и не может у тех, кто искренне любит, кто предан друг другу и хочет прожить вместе всю жизнь. Может быть даже намного больше жизни , если верить в существование души. А я в это верю.
Чтобы скрыть то, что я занималась в саду чтением, а не только приятной прогулкой, я срезала букет поздних астр, и они украшали наш стол к ужину.
Александр, как обычно, ел совсем мало. Мне же попросту не хотелось есть. Получалось так, что мы старались быть радостными, и даже шутили, и переговаривались как будто весело, но оба понимали, что во всём этом есть толика недомолвок и лжи. С одной из астр осыпались лепестки на наш стол. Это были тоже не слишком радостные астры, хотя и очень красивые.
Алекс просматривал за ужином свою обычную вечернюю газету, иногда скользя в мою сторону взглядом, из-за её края.
- Мина, -- сказал он, наконец, откладывая прессу. -- Сегодня ты почти совсем не ужинаешь. Что-то произошло ?... Или ты собралась увлечься какой-нибудь модной диетой?
Я слегка улыбнулась.
- Нет, конечно, нет, Алекс ... Моя талия меня не беспокоит. Просто сегодня я не хочу ужинать. Недавно, в больнице , у меня очень сильно закружилась голова – так что Мильлтон испугался, и дал мне строгое врачебное предписание ехать домой. Но с тех пор ничего подобного не повторялось. Не хочется есть, и всё … О себе я не беспокоюсь, ничуть. Но вот ты, Алекс, я замечаю, довольно часто отказываешься от ужина и от завтрака, а в обеденное время мы чаще всего на работе … Скажи мне честно: тебе нездоровится?... Представляешь : что я за врач, если не могу распознать, что мой муж болен!
-- Мина, ну что ты! Я тебе скажу – я всегда был таким. Я понимаю, ты должна привыкнуть, что характер у меня, прямо скажем , не сахар. Я могу и сутками не есть, если меня вдруг охватывает идея или дело. А сейчас, ты знаешь это, я захвачен своими делами, они далеко не все решены. Беспокоиться не о чем, это совершенно точно.
-- Да… и всё равно… Почему бы тебе не прогуляться со мной, например, сегодня? День был прекрасный. Невыразимо-хорошо, последние тёплые дни осени. Я так редко отдыхаю, а мы , к сожалению!, проводим свой отдых порознь.
-- Ты ведь хотела прогуляться одна.
-- Но ты мог бы настоять на обратном. Ты легко согласился с тем, что я тебе предложила, и я знала, что согласишься. Я всегда любила гулять, с папой, с Джонатаном, я рассказывала тебе об этом. С тобой – не было почти ни одной долгой прогулки… И ты снова скажешь мне: я занят своим делом, Мина, я захвачен им… Это я уже слышала… Но… просто отдохнуть, просто побыть вместе ?!... Поэтому я снова спрашиваю: что с тобой творится? Ты нездоров? Ты боишься сказать мне об этом ? Разве мы так мало значим друг для друга? …
Александр опустил глаза, по своей привычке, когда досадовал, потёр лоб над бровью. Я уже видела не раз в последнее время это выражение раздражения и хмурости на его лице. Я встала из-за стола откладывая салфетку демонстративно-чётким движением.
-- Я огорчена и не хочу ужинать. Я пойду к себе. Завтра с утра я уеду в больницу, а ты вновь займёшься своими делами. Я, конечно, понимаю, что из-за событий в Лондоне у тебя много дел. Но, пойми одно : проходят наши с тобой самые драгоценные часы !... Неужели ты не видишь, что мы, на самом деле, начинаем жить порознь? Не важно, что спим иногда в одной постели!
Это была ссора. Первая, постигшая наш семейный корабль, ссора. Видит Бог, как долго я всё держала в себе! Я видела – Александру нечего было возразить мне , потому что я была права. И этого не могли исправить ни его объятия, ни нежные поцелуи, которыми он постарался осыпать мои волосы и лоб, поймав меня, проходящую сердито мимо, и усадив к себе на колени, как я ни сопротивлялась .
-- Ну что ты, ей-богу! Вот ведь нашло на тебя внезапно! Вдруг из доброй чудесной девочки – стала совсем-совсем злой. Почему, а?
-- Алекс, я не девочка, - качнула я упрямо головой, -- Пожалуйста, прошу тебя : не говори со мной так ! Не нужно говорить мне, что я не права, что мне что-то там придумалось, или почудилось… Пойми, что нужно только одно – только одно ! – сказать мне правду, ведь это так важно, очень важно! Наконец признайся мне, что ты скрываешь? Я уже устала от бесконечных загадок. Ей-Богу…
Он зарылся лицом в мои пушистые локоны, я знала, что он вздыхает и потихоньку целует их. Я знала, что он всё во мне обожает, я знала всю его безмерную нежность и любовь ко мне. Но ещё я чувствовала в самой-самой глубине его сердца страх… И ещё что-то … чего определить я пока что не могла , что я словно бы знала, но что ускользало от моего сознания -- но не от сердца… А он никак не хотел рассказать мне об этом , прояснит и прогнать прочь ненужные тайны из нашей жизни.
-- Отпусти меня, -- осторожно, но твёрдо освободилась я из объятий Алекса, поднявшись на ноги .
Он отстранился. В его глазах я прочитала тот же страх, который до этого почувствовала сердцем. Лихорадочно и сильно схватив меня за руку, Александр воскликнул:
- Отпустить ?! Как? Куда?!
Поискав, но так и не встретив моего ответного взгляда, он нежно обнял меня за талию.
Я взглянула в лицо Алекса, уперевшись руками в его крепкие плечи и слегка отстраняясь. Боже, он снова так сильно-сильно побледнел !,почти как мертвец , совсем как в тот раз ! Неужели подумал, что я собираюсь куда-то уйти от него, уйти навсегда ?!
- Ну что ты, что ты ? -- постаралась я быть ласковой и прежней, как он хотел того, -- Боже мой, я всего лишь хочу побыть одна. Недолго. Чтобы подумать. Мне просто нужно подумать, понимаешь?
Александр словно оглох, только крепче и крепче прижимал меня к себе – его объятия стали так сильны, что я невольно громко вскрикнула от боли, ещё чуть-чуть и он сломал бы мне спину! Он наконец-то пришёл в себя, перестал так неистово сжимать руки, уткнулся лбом в моё платье.
Я не поняла причины его неистового порыва, ласково, успокаивающе перебирала его жёсткие волосы, стараясь улыбнуться. Но всё это было непонятно мне. И оттого невольные слёзы навернулись на глаза.
В тот вечер мы закончили всё нежными поцелуями, и мирно разошлись, как будто ничего и не случилось. Но -- мы лишь сделали вид , что не случилось ничего... Я прекрасно это понимала.