- Одно из двух – или у меня на старости лет характер испортился, или у тебя в последнее время нервы начали сдавать, - подвел итог нашему полуторачасовому спору Владимир Павлович и вкрадчиво спросил: - Ты, Петя, когда последний раз в отпуске был?
- Года два, нет, три года назад, - ответил я, рассматривая большое полотно Босха за спиной главного редактора. Изучая это скопление маленьких странных человеческих фигурок, я неизменно находил что-то, чего не замечал раньше, и, сделав новое открытие, успокаивался. Вот и сейчас мое внимание привлекла забавная сценка на заднем плане: мужчина и женщина в звериных масках пытались поцеловаться. Маски им явно мешали, но снять их – им в голову не приходило, и они упорно продолжали процесс, чем вызывали неподдельное веселье у окружающих их подвыпивших подмастерьев.
- Вот-вот, - шеф продолжал развивать свою коварную мысль. – Есть у меня для тебя небольшая работа... Смотри, вот здесь, - он ткнул пальцем в одну из карт на столе, - есть озеро Долгое, на озере остров Лисий, на острове – заброшенное имение конца XIX века, принадлежавшее купцу Каравайникову. Купец занимался мехами, но что его заставило отгрохать в этой глуши двухэтажный особняк, не знаю. Говорят, он там сына поселил, то ли смертельно больного, то ли сумасшедшего – не помню. Потом была Первая Мировая война, потом революция, потом Вторая Мировая... Но немцы туда ни разу не дошли, да и красные, по-моему, тоже – до ближайшей станции верст сто, а вокруг болота. Может, поэтому усадьба и сохранилась. Есть заказчик на альбом о старинных русских северных усадьбах, у заказчика есть большие деньги, а фотографий именно этой усадьбы нет. А заказчика она очень интересует в только ему известном плане развития туризма. Если другой работы у тебя нет, оформляй командировку. Возьмешь палатку, продукты, отдохнешь недельку на природе, порыбачишь, поохотишься, между делом поснимаешь остров, усадьбу. Гонорар господа заказчики обещали приличный... Ну, как? Сейчас я тебе и план озера найду, - и он из кипы бумаг извлек старую карту. Его способность ориентироваться в этом хаосе на столе, состоящем из документов, гранок, оттисков, фотографий, карт, схем и безошибочно находить нужный лист всегда меня восхищала.
Судя по карте, озеро, действительно, было «долгим». В форме узкой длинной бутылки оно вытянулось с севера на юг километров на пять. Остров был довольно высоким и играл роль пробки, застрявшей в горлышке. На самом дне бутылки, на южном берегу озера угадывалась небольшая деревенька, к которой даже дорога вела. Всю эту красоту окружали болота с островками леса.
- Деревня хоть живая? – поинтересовался я.
- А шут ее знает, сейчас деревни гибнут, так что... Но красотища там, наверное, необыкновенная. Рыбалка, охота, лисы там, как будто необычной красоты. И никаких егерей, сам понимаешь... – продолжал уговаривать меня Владимир Павлович.
- Я не рыбак и не охотник, - прервал я перечисление ожидавших меня в этой глухомани утех. – За неделю, думаю, справлюсь.
И пошел оформлять командировку.
- Вроде не охотник, не рыбак,.. – искоса разглядывал меня водила, согласившийся подбросить от станции на озеро Долгое за довольно приличную сумму. – Чего людям дома не сидится?
- Не людям, - фотографам, - я протянул ему визитку. – Куда пошлют, туда и едешь.
- А, журналист, - рассмотрев визитку, водила сунул ее в бардачок. – Возил я в прошлом году одного из ваших собратьев на озеро. Кто-то из охотников слух пустил, будто видел в тех краях снежного человека...
- Ну, и нашел тот журналист снежного человека?
- Нет, конечно. Побродил по берегу, со стариками тамошними поговорил. Живут там дед с бабкой. Живы ли? Ну, и все, и увез я его обратно. Ты-то надолго? – он оценивающе кинул взгляд на мои пожитки. – Вижу, и палатку взял...
- На Лисий остров мне нужно. Развалины там знаменитые имеются. Кто-то очень богатый хочет видеть их в альбоме.
- А-а, это то, что от Каравайникова осталось? Нехорошее, говорят, место. Сын его вроде бы проказой болел, купец-то его на острове и спрятал. Обслуга, говорят, при нем была, Куда потом все подевались, не известно. Перемерли, наверное. Не до них было... А усадьба, рассказывают, стоит. Правда, охотники ее стороной обходят... Да и остров твой тоже... Якобы лисы там какие-то особые живут – крупные, злобные, что волки... Так что ты, парень, здорово не рискуй – там без ружьишка опасно.
- Ничего, как-нибудь, - успокоил я водилу, а сам невольно пощупал в нагрудном кармане старенький ТТ с запасными обоймами, что уже на вокзале всучил мне Владимир Павлович.
- Знаешь, Петя... Чем черт не шутит... Возьми, мне спокойней будет. Кто его знает, что там в той глухомани? – и украдкой опустил мне в карман сверток.
Водитель что-то еще рассказывал про «рыжих зверюг», а я успешно уснул и проспал до самой деревни, изредка просыпаясь на самых коварных участках грунтовки.
- Все, приехали, вон твоя деревня, - разбудил меня водитель. – Дальше не поеду, видишь какая лужа? Застрянем, не вытянем... А дед еще жив – вон в огороде копается. Говоришь, через три дня тебя забрать? Лады, только ты того,... прибавь денег. Дорога, сам видишь, какая.
В отличие от говорливого водителя, старик оказался молчуном. Рыжий, хоть и с сильной проседью, еще довольно крепкий, он проворно управлялся с веслами, везя меня на остров. Цель моей поездки его совершенно не интересовала, как и вопросы моей безопасности.
- Лисы как лисы... Бывает, озоруют, то курицу задавят, то в огороде пороют, - пояснил он мне сложившуюся ситуацию во взаимоотношениях с местной фауной. – Их даже старуха моя не боялась, царство ей небесное, схоронил полгода назад. Выйдет, бывало, камнем в них запустит, и они убегают. А что городские рассказывают, так на то они и городские, чтобы языком молоть.
Высадив меня на острове, он отказался от денег, отчего я его зауважал еще больше.
- Зачем они мне? – резонно спросил он. – Значит, через три дня тебя эвакуировать? Ладно. Но, если что, можешь до деревни и берегом дойти, тут недалече... Только осторожно иди, слегой впереди себя щупай, болото все-таки... Да и лис... того... тоже стерегись...
Солнце уже давно село где-то далеко на северо-западе, готовясь через пару часов вновь появиться над чертой горизонта, пройдя северный азимут, когда я закончил обустройство своего лагеря. Как такового заката я не видел, как не увижу и восхода – это зрелище от меня закрывает массив острова, который навис над узкой песчаной полосой берега как раз с северной стороны. Но, ничего, завтра разведаю проход на вершину и зафиксирую руины имения на фоне багряного заката. Спать не хотелось – выспался в машине, и я отправился обследовать прибрежную часть, свободную от леса. Луна хоть и была полной, но светила тускло, и я взял фонарик.
Через пару десятков метров в стене леса я обнаружил брешь. Что-то наподобие ступенек уходило вглубь чащи и – вверх на вершину острова. Старик, вероятно, знал про ступеньки, почему и высадил меня в этом месте.
«С этим завтра разберемся», - решил я и начал изучать песок под ногами.
Про тропинку, оказывается, знало и местное зверье: от нее в сторону озера вела масса следов. Большинство напоминало собачьи, но размером побольше... Волки? Какие волки, - лисы, про которых я уже успел наслышаться. Но, если следы лисьи, то почему такие крупные? Угораздило ж меня поставить палатку на месте звериного водопоя... Ладно, утро вечера мудренее. И я поспешил к палатке – там под спальником остался пистолет Владимира Павловича. Действительно, он на этой большой лисьей дороге может пригодиться.
Возле палатки спокойно догорал костер, на котором я приготовил нехитрый ужин. Царила девственная тишина. Но где-то на уровне солнечного сплетения возникло знакомое неприятное ощущение. Оно появлялось всегда, когда вокруг меня сгущалось напряжение. Это чувство никогда не подводило. Я вытащил нож и нырнул в палатку. Все в порядке, пистолет на месте, железные банки с консервами, распределенные на три дня, тоже. Фотоаппаратура – в сумке. Но что-то мне не нравилось. Вышел из палатки, еще раз осмотрелся. Ну вот...
Я мог поклясться, что банку из-под тушенки бросил в специально вырытую для бытовых отходов яму. Бросил и попал. Теперь же эта банка лежала на краю ямы. А на ее отогнутой крышке хорошо были видны темные пятна – кровь! Дело в том, что я поленился искать консервный нож и вскрыл ее обычным охотничьим. В мое отсутствие некто достал банку из ямы, попытался соскрести с ее внутренней поверхности жир и порезал губы об ее острые края.
Пришлось внимательно изучить песок. Я и сам изрядно здесь натоптал: берег был усеян следами моих кроссовок. Но вот и лисьи следы... Вот они перекрывают следы кроссовок... Надо же, их довольно много! Значит, за эти пятнадцать-двадцать минут, что я отсутствовал, исследуя пляж, лисы изучали меня, своего нового соседа, вернее, его вещи. Кто-то из них решил полакомиться остатками моего ужина и порезался. Надо же, и костер их не испугал.
А вот это уже ни в какие ворота не лезло... Это – не лисий след. Это след человека, человека босого. Я не разувался – погода была явно не для прогулок босиком, а этот след четко накладывается на след моих кроссовок. То есть, этот человек ходил здесь явно в мое отсутствие... Вот – еще... И еще. Размер, примерно, мой, может, чуть больше. Вспомнились слова водителя про снежного человека, вспомнилось, что и я читал нечто подобное – о возможности существования йети в дикой глуши наших широт. В общем, я не обрадовался, как Робинзон Крузо, увидев на своем необитаемом острове человеческий след. Совсем наоборот.
Думаю, будет лишним говорить, что свою первую ночь на острове я провел практически без сна. Городскому жителю, попавшему в лес или в деревню, вообще трудно привыкнуть к ночной тишине. Ночь на природе тоже, конечно, полна звуков: там прошуршала мышь, там ухнул филин, протопал еж... Может быть, эти незнакомые звуки и раздражают, может быть, они и мне не давали уснуть. Но среди них угадывались и более привычнее. Вот хрустнула ветка, как будто под чьей-то ногой, вот ветка зашуршала, как будто ее отвели в сторону, а потом отпустили. А вот и явно различимые шаги, причем, шаги крадущиеся. Я снял пистолет с предохранителя, правой рукой нащупал нож... Кто-то осторожно прошел мимо палатки в сторону мусорной ямы, звякнула злосчастная консервная банка. А потом все стихло. Через какое-то время я все-таки уснул – с оружием в руках.
Проснулся довольно поздно – солнце уже светило вовсю. Да, снова следы – и лисьи, и босых людей. Именно не человека, а людей. Они были побольше, поменьше, средних размеров. Этой ночью ко мне в гости приходило минимум трое, а я не встретил гостей, не вышел. Нехорошо. Ладно, исправим ошибку. Потом. А пока я собирался найти руины усадьбы.
С фотоаппаратом на груди и с пистолетом в кармане я двинулся вверх по обнаруженной вчера тропе. Она была естественного происхождения, но кто-то довольно искусно подтесал плитняк, придав ему форму широких ступеней. Когда-то тропа была довольно широкой, но практически полностью заросла, в некоторых местах мне приходилось буквально продираться сквозь ветки разросшегося кустарника.
Я был где-то на полпути к вершине, когда услышал сзади тонкое потявкивание. Из-за куста настороженно выглядывал лисенок. Одну лапку он поджал, как охотничий пес, сделавший стойку, вторая нервно подрагивала. Темные блестящие бусинки глаз внимательно меня изучали. Между правым глазом и ухом забавно торчал клок белой шерсти. Нос смешно морщился – он меня обнюхивал. Я сделал шаг в его сторону, и лисенок исчез, но, стоило мне отвернуться, потявкивание раздалось снова.
- Ну, что же ты, дружок? Иди, познакомимся, - я присел на корточки.
Лисенок, как шаловливый щенок, припал на передние лапы, тявкнул и юркнул в кусты.
Я продолжил путь и метров через десять опять увидел лисенка. Теперь он сидел передо мной. Я сделал шаг, он тявкнул и шмыгнул в кусты.
- Определись, в конце концов, чего ты хочешь больше – познакомиться или бояться? – сказал я. – А может, ты просто поиграть хочешь? В прятки, например? А может, зовешь меня?
Эта мысль пришла мне в голову неожиданно, и так же неожиданно лисенок снова появился на тропинке. Теперь он сидел и внимательно меня рассматривал. Даже голову набок склонил, отчего белый вихор на его мордочке встал дыбом. Потом лисенок опять тявкнул и скрылся в кустах.
Я подошел к тому месту, где он исчез. Ветки кустарника были тщательно обломаны, образуя пещерку. Да не пещерку, а целую аллейку, уходящую вдаль. Метрах в трех от меня сидел лисенок и жалобно повизгивал.
- Точно, зовет! – решил я и, встав на четвереньки, побрел по аллейке. Она оказалась довольно просторной, но сумка и фотоаппарат не были предназначены для такого способа передвижения, и их пришлось забросить на спину.
Лисенок, действительно, уверенно вел меня к одному ему известной цели. Повизгивая от нетерпения и постоянно оглядываясь на меня, явно не успевающего за ним, он короткими перебежками передвигался вперед. Показался просвет, и мы с ним уже чуть ли не в обнимку скатились в небольшую ложбинку.
«Фотоаппарат! Ты же за него никогда не расплатишься!» - мелькнуло у меня в голове.
Но то, что я увидел на дне ложбинки, заставило моментально забыть о бесценной фототехнике.
В высокой траве сидел лис. То, что это был именно лис, а не лиса, я определил сразу. Лисиц такого размера в природе просто не может быть. Сказать про него «громадный» - значит, ничего не сказать. Когда я растерянно поднялся на ноги, его глаза оказались чуть ниже моих глаз. Да и не бывает таких глаз у лисиц, как и у других животных, исключая, разве что, лошадей. Его глаза были умны и печальны. Настолько печальны, что мне показалось, что в них блестели слезы.
Где-то в траве раздался тихий стон. Я осторожно шагнул вперед и увидел причину печали лиса. В окровавленной траве лежала лисица. Она рожала. Два новорожденных лисенка тыкались ей в живот, ища соски, а еще один застрял на самом выходе. Он явно задыхался.
«Так вот в чем дело...» - мелькнуло в голове, но развивать мысль было некогда.
Соображать нужно было быстро. Нож, спирт, - и я помог лисенку начать дышать. Где-то в сумке должен быть шприц и обезболивающее... От укола лиса дернулась и через пять минут расслабилась, а я занялся лисенком. Лис поднялся и всем своим громадьем навис над нами, внимательно наблюдая за моими действиями. В какой-то момент он заслонил мне свет, и я недовольно взглянул на него. Он послушно отошел.
Когда все было закончено, и новорожденный пополз к материнским соскам, я спаковал свой нехитрый акушерский инструмент и с чувством исполненного долга разогнул спину. Лис подошел к подруге и, пару раз виновато лизнув ее в ухо, посмотрел на меня. Не знаю, может, он и меня хотел лизнуть, но я предупредил возможные знаки благодарности.
- Все, ребята, теперь сами справляйтесь, - напутствовал я их и... пополз по лисьей аллее обратно на тропинку.
«Так вот в чем было дело, - ползя, я вернулся к отброшенной мысли. – Ведь точно! Этот лисенок однозначно звал меня на помощь. Такое, читал, случается. Но, чтобы со мной... И что же это за порода такая? Рассказать кому, не поверят. Что там водила говорил про здешних лис? Как волки, говорил? Ну, разве что размером. А так, вишь ты, какие».
Увлекшись размышлениями на эту тему, новоявленный доктор Айболит, то бишь я, незаметно для себя выполз на каменистую тропинку и еще какое-то время гордо шествовал по ней на четвереньках, пока не уткнулся в очередную ступеньку...
Осмотр усадьбы, до которой я, в конце концов, добрел, привел меня в полное замешательство. И вот почему. Во-первых, удивила ее подозрительно хорошая сохранность. Небольшой, но вместительный двухэтажный особняк, несколько надворных построек – все под крышами, все обставлено скромно, во вкусе конца XIX – начала XX века. Мебель, правда, частично отсутствовала, ее при желании, наверное, можно было обнаружить в деревне, как и посуду, и одежду. Даже оконное стекло было вынуто фрагментарно и только в надворных постройках. А в кузнице складывалось такое впечатление, что всего лишь неделю назад здесь работали люди... Во-вторых, если исходить из моих представлений о чистоте, то слой пыли на всех предметах и на полу во время моего визита мог отмечать недельный юбилей. Это казалось странным, если учесть, что жильцы усадьбы покинули ее, ну минимум лет пятьдесят назад. Я обнаружил даже библиотеку, частично разграбленную. Опись оставшихся книг я, естественно, не составлял, но на первый взгляд на стеллажах не хватало какого-то количества детской литературы и учебников – на полках, где они стояли, зияли пустоты. Подшивки журналов обрывались июлем 1914 года.
Огород, к счастью, оказался совершенно запущен. «К счастью» это потому что, если бы я увидел возделанные грядки, скажем с луком или картофелем, меня вполне мог бы хватить удар. Я и без того, поминутно щелкая фотоаппаратом в надежде по возвращению обескуражить снимками Владимира Павловича и спонсоров будущего альбома, не забывал про пистолет в кармане.
Но исследования пора было заканчивать. Солнце, наконец, начало спускаться к горизонту, и, сделав еще серию эффектных снимков общего плана на фоне заката, я собрался возвращаться на свой берег. Хотелось есть.
С балкона я бросил последний взгляд на лужайку и замер, присев за балюстраду. Из кустов вышел уже знакомый мне лис с пищавшим новорожденным лисенком в зубах. Лис остановился и оглянулся. Из кустов вышла лиса с такой же ношей, а за ней – лисенок. Тот выбрался хвостом вперед: он волоком тащил по траве отчаянно орущего своего только что родившегося соплеменника, возможно, того, которому я недавно помог появиться на свет. Откуда-то из дальнего угла лужайки, скорее всего, из-за кузни появились три больших лисы. Они перехватили важный груз и скрылись в ближайших кустах, а мои знакомые, сопровождая вконец ослабевшую мать, медленно последовали за ними. И клянусь, мне показалось, что, проходя мимо балкона, лис искоса бросил взгляд в мою сторону.
Стараясь больше не привлекать к себе внимания, я выбрался на тропинку. Спуск к берегу оказался намного быстрее, чем подъем наверх. Тем более, что он обошелся без приключений. Но на берегу меня ожидал очередной сюрприз. И опять неприятный. У меня опять побывали гости. На этот раз они вели себя крайне недружелюбно и даже нагло. Вещи из рюкзака были разбросаны в радиусе десяти метров от палатки. Жестяные банки с консервами постигла та же участь. Доброй половины и того, и другого просто не хватало, а оставшиеся банки хранили на себе следы безуспешной попытки открыть их то ли зубами, то ли острыми камнями.
Смеркалось. По-местному незаметно, но настойчиво. Подсчитав потери и наведя порядок, я начал готовится к очередному ночному бдению. Прежде всего, огородил леской с подвешенными пустыми консервными банками пространство вокруг палатки, а затем, направив фотоаппарат в сторону тропинки, закрепил его в развилке молодой осинки, одиноко торчащей на пляже. С помощью нехитрого приспособления – резинки и той же лески – привел фотоаппарат в боевую готовность и включил вспышку. Теперь, по крайней мере, я хоть на снимках смогу рассмотреть своих непрошеных гостей.
Время тянулось долго. Я уже начал подремывать, когда банки звякнули, потом еще и еще раз. Я сжал пистолет. Но тут ночной сумрак озарило зарево фотовспышки. Снова и снова – пять раз подряд. Раздался визг, лай, топот, треск сучьев и все затихло.
Фотоаппарат сработал четко. Вот они, трое красавцев... Люди? Нелюди? Лохматые, с торчащими на теле клочьями рыжей шерсти, с волчьим оскалом. В близко посаженных глазах – отражение вспышки и – ужас. На первом типе – мой любимый свитер, одетый наизнанку, на втором – футболка, третьему почему-то ничего не досталось, хотя у меня исчезли еще пара футболок и плавки. Пять кадров запечатлели всю картину происходящего вплоть до панического бегства.
- Неужели и впрямь снежный человек существует? – чтобы как-то разрядить гнетущую тишину вслух спросил я. – Тогда этим кадрам цены нет.
Ответа, конечно, не последовало, и я забылся тяжелым сном, время от времени просыпаясь, вслушиваясь в ночную тишину и всматриваясь в сумрак пляжа, освещаемого уже явно убывающей луной.
Утро оказалось тяжелым. Низкие тучи разродились дождем, мелким и противным. Я тоскливо вспомнил о толстом свитере, но тоску отогнал – ведь у меня есть снимки, на которых в свитере запечатлен снежный человек. Продав эти снимки, можно сотню свитеров купить. Да и сам факт, что это тип позирует именно в моем свитере, тоже согревал душу.
Возле костра я неожиданно обнаружил свежую, еще теплую тушку курицы и пять довольно крупных рыбешек. Откуда это? Бред какой-то... Неужели ночные гости решили компенсировать позаимствованную тушенку и разнообразить мой стол свежей пищей? Может быть, таким образом они извинялись за причиненный мне ущерб? А, может, это лисы благодарили за помощь?
И тут я увидел лис. Штук восемь трусили по пляжу в мою сторону с той стороны, откуда я их не ждал. Они были не меньше вчерашних. Но шерсть на них висела еще большими клочьями, глаза злобно сверкали и походили лисы на больших бешеных собак. Передвигались они довольно странно – то, припадая к земле, то, как лошади, вставали на дыбы. Любоваться их бегом было уже поздно – от меня их отделяло метров пять. И я выхватил пистолет. Широко известную команду «Стой, стрелять буду!» я, естественно, пропустил, но первый выстрел, как и положено, сделал в воздух. Это их немного смутило, но не остановило. И бежавший первым лис прыгнул на меня. Я выстрелил и, к счастью, попал. Он рухнул замертво в метре от меня. Лисы остановились, поджали хвосты, но не все. Тот, что шел вторым, нагло бросился на меня. Я снова выстрелил, и на этот раз менее удачно. Лис завертелся на месте, а затем с визгом, поджав заднюю ногу, нетвердыми прыжками поскакал назад. За ним ретировались и остальные.
На острове явно становилось не скучно. Ночью какие-то нелюди, утром лисы... Островитянам я пришелся не по душе, и они это всячески демонстрировали. Ну ладно, этих снежных придурков я ночью немного попугал своей вспышкой, но лисы... Им ведь, кроме добра, я ничего не успел сделать... Хотя, что с них взять? Зверье остается зверьем.
Убитого лиса я закопал подальше от лагеря. Пистолет лежал рядом, я постоянно озирался по сторонам, ожидая очередного нападения, но все же успел его рассмотреть. И он мне не понравился еще больше. Во-первых, лапы. Задние напоминали человеческие ступни, передние – руки. Правда, очень деформированные, но все же. Во-вторых, уж очень у него была интересная морда. Нос, клыки и уши – все было на месте, но при этом общее впечатление от его физиономии вызывало в памяти скорее какого-нибудь мопса, но не лисы. В-третьих, его гениталии были явно не лисьи, а скорее... Но эту мысль я быстренько отогнал и с не меньшей скоростью забросал могилу песком.
День был испорчен, и его я провел, уничтожая следы лагеря. Скоро приедет старик... А может, плюнуть на все, да и уйти по болоту в деревню? Но нет, свое бегство придется как-то объяснять, да и доснять кое-что еще нужно.
Третью ночь я попытался бороться со сном, ожидая нового нашествия, и накликал его. Я сидел в палатке без света. Снаружи догорал костер, сжигая остатки моего ужина – перья и кости курицы. Сквозь тонкую ткань палатки тлеющий огонь хорошо просматривался, и вот, где-то около полуночи, на стенке палатки со стороны костра возникла тень лисы, потом еще одна и еще. Одновременно с противоположной стороны послышались крадущиеся шаги. Лисы взяли меня в кольцо! Единственным правильным решением было стрелять по этим фигурам из устроенного мною театра теней – хоть кого-то убью, а сколько их там, одному Богу известно. Судя по дневному опыту, их должно быть шесть. Я тут же выстрелил и, судя по визгу, попал в двоих, сразу выскочил из палатки и бросился к кустам. Моя задумка состояла в том, чтобы оказаться в тени на фоне кустов, а лис держать на открытом пространстве в тусклом свете белой ночи и догорающего костра.
Но их было не шесть. Их было гораздо больше – пятнадцать, двадцать? Даже если я убью еще четверых, второй запасной обоймы мне не хватит, чтобы уложить их всех, как бы метко я не стрелял.
Лисы между тем, взяв меня в кольцо, медленно приближались.
- Неблагодарные твари! – рявкнул я в морду самой близкой и поднял пистолет с полной решимостью, раз уж так вышло, продать свою жизнь подороже, а потом – застрелиться. Пусть питаются падалью, живой крови им не удастся напиться.
- Ваше благородие, ваше благородие! Лезьте сюда... – голос раздался сзади и снизу. Кто-то настойчиво дергал меня за штанину.
Раздумывать над происхождением голоса было некогда, я упал на четвереньки и, несмотря на неудобство положения, быстро побежал задом наперед. Но успел удивиться – снаружи кустарник был густой, непроходимый, однако это не мешало мне «бежать» довольно быстро.
«Ага, очередная лисья аллейка!» - подумал я и выстрелил в двух лис, устремившихся за мной по этому потайному ходу. Выстрелил и опять попал, чем, собственно, и спас себе жизнь. Лисьи тела загромоздили аллейку, и оставшиеся на пляже подняли возмущенный лай.
Но тут произошло что-то невероятное. На пляже раздался ружейный залп, потом еще один. Послышался визг, прерываемый уже одиночными выстрелами. А я сорвался в пустоту и на какое-то время потерял сознание.
- Ну, вот и хорошо... Ваше благородие очнулись, - рыжеволосая толстушка поправила подо мной подушку.
Я осмотрелся. Окно, стол, стул, кровать, на которой я лежу.
- Что это? Где я?
- Здесь, батюшка, на острове. Сейчас, сейчас, господ позову, - и она скрылась за дверью в изголовье кровати.
«Чудеса продолжаются», - подумал я и в этот же миг в комнату вошло трое.
Что их сближало, так это то, что все они были откровенно рыжими и одеты в старомодные наряды. В остальном... Он – крупный, под два метра ростом, средних лет, ей – лет под тридцать, довольно миловидная, и – мальчонка лет семи.
- Ну-с, барин, пришли в себя? – мужик дружелюбно улыбнулся.
За эти несколько суток, проведенных на острове, я перестал доверять людям. Как и лисам, впрочем. И моя рука невольно потянулась к карману. Наверное, зря – пистолет я, скорее всего, потерял во время падения.
- Вот он, ваше благородие… Занятная вещица, - и мужик протянул мне ТТ.
- С кем имею честь? – привстав, спросил я, невольно поддавшись очарованию старинного стиля речи.
- О, это, ваше благородие, разговор долгий и – конфиденциальный. Не соизволите ли к столу?
Я соизволил. Стол был скромным, но обильным. Кроме нас, четверых за завтраком присутствовали еще двое – худосочная девица неопределенного возраста и крепыш-парень. Не стоит говорить, что и они были до безобразия рыжими.
- Так-с, для начала – винца, - хозяин радостно потер руки. – Мы им тут, знаете, стараемся не злоупотреблять – запасы имеют свойство со временем иссякать, а пополнить запасы этой благодати возможности нет. Настоятельно рекомендую – токайское урожая 1913 года, - видя мое удивление, мужик хмыкнул: - Не извольте беспокоиться, у нас без обману.
Сделав глоток и оценив вино по достоинству, я вопросительно посмотрел на хозяина. Пора внести некоторую ясность в происходящее. Он меня понял.
- Да-с... Пути Господни неисповедимы, - глубокомысленно изрек мужик. – Разрешите представиться и представить своих домочадцев. Зовут меня Иван Панкратов сын Лизогуб. А это – супруга моя, Лизавета Петровна, и детки – Алисия, стало быть, Ивановна и Патрикей с Петрушей...
Я поклонился дамам и представился.
- Так вот, Петр Степанович, - продолжал Лизогуб, - мы – потомки слуги купца Каравайникова, того самого купца, что спрятал на острове своего сына Николая. Раз вы здесь, значит, наслышаны про эту историю, про странную болезнь Николая. Чего только не говорили в деревне по этому поводу... Но, смею вас сударь заверить, это была не проказа, - он полюбовался игрой вина в бокале. – Это было хуже. Вы, Петр Степанович, наверняка слышали про оборотней? Что, не верите в эту чепуху? Ну, так вот-с... Мы эти самые оборотни и есть.
Я уже ничему на этом острове не удивлялся, и мое спокойствие ему явно понравилось.
- Я вижу, мы поймем друг друга, - Лизогуб отхлебнул вина. – В свое время Николая на охоте укусила раненая лиса. Она оказалась бешеной. Ему грозила неминуемая смерть, но неожиданно болезнь приняла другой оборот. Сначала во время полной луны он стал покрываться рыжей шерстью, Его лечили, но бесполезно, и со временем во время полнолуний он стал превращаться в настоящего лиса. Громадного и бешеного. Он успел перекусать пару-тройку слуг, пока папаша не сообразил спрятать его подальше от греха и от людских глаз. Среди этих слуг, зараженных оборотничеством, был и мой прадед. Моя прабабка поехала сюда вместе с ним и, естественно, тоже заразилась. Смею заметить, приступы были короткими, всего три-четыре дня в месяц, но буйными и массовыми. Все же остальное время Николай был образованным, спокойным человеком, да и все остальные вполне нормальными людьми. Да вы и сами могли в этом убедиться, осматривая библиотеку, - и он хитро, совершенно по лисьи взглянул на меня.
- Чем же вы жили все это время? – не выдержал я.
- Огородик, пчелы, небольшой птичник. Вы наше хозяйство не видели, оно в лесу. Здесь мы ведем себя осторожно, стараясь по возможности не выдавать свое присутствие. Не совсем это, правда, удается, ведь так, сударь? – и он подмигнул мне.
- Но ведь это невозможно – вот так из поколения в поколение жить в полной изоляции! Хотя... Те же старообрядцы, например, - и я успокоился, найдя хоть какое-то объяснение этому феномену.
- Вы абсолютно правы, - обрадовался он. – А монахи, отшельники, пустынники, те, кто живет по многочисленным скитам? А мы, в отличии от них, ведем здесь практически светский образ жизни, со своими маленькими удовольствиями. Не буду вдаваться в подробности, но этот дом – лишь вершина айсберга. Знаете, лисьи норы – это довольно увлекательно.
- И... – я замялся. – И сколько же вас здесь живет?
- Около полусотни человек. Точнее сказать трудно. Да вам это и ни к чему.
- Но, позвольте.... – я опять замялся. Если я вас правильно понял, изначально здесь была только одна женщина – ваша прабабка?
- Да, - спокойно подтвердил он. – Деревня тоже скоро почти исчезла. Деревенские нас боялись, и единицы деревенских девок разделили нашу участь. Поэтому мы и вырождаемся. Как ни странно, с одной стороны это приносит пользу и со временем, если не нас, то потомков наших это кровосмешение приведет к исцелению. Уже сейчас у молодежи приступы случаются не каждое полнолуние, длятся они недолго и менее болезненно. А с другой стороны, как это ни странно, нам помогли лисы, хотя они здорово затормозили процесс очеловечивания.
- Ничего не понимаю, - промямлил я.
- А что тут понимать? В полнолуния мы превращались в лис, а здесь и без нас этого зверья было достаточно. Взаимоотношения складывались сложно. Мы отстаивали свой дом, они своих самок. И то, и другое довольно часто не получалось: случалось, они выгоняли нас из дома и даже с острова, наши парни-самцы портили их самок. И настоящие лисы со временем тоже выродились в оборотней, только наоборот.
- Как это?
- В полнолуния мы становились лисами, они превращались в людей. Но, если мы и в лисьем облике не совсем теряли человеческие качества, то они и в образе и подобии человеческом продолжали оставаться все же зверьми.
- Значит, люди, которые на меня напали, это лисы?
- Совершенно верно. Вы попали на остров в самый разгар полнолуния, и лисы, превратившиеся в это время в людей, постарались вас или убить, или заставить убраться с острова.
- А та лисья семейка – люди?
- А та лисья семейка, как вы изволили выразиться, ваш покорный слуга, моя супруга Лизавета Петровна, и вот, Петруша, - видя мою растерянность, он довольно рассмеялся, а Лизавета Петровна густо покраснела. – Понимаете, Лизавета Петровна была на сносях. Вот-вот должна была родить, когда наступило полнолуние. Ну и так случилось... На счастье рядом оказались вы и не отказали в помощи. Все наше семейство вам очень благодарно.
- А как же новорожденные? Ведь это же были... лисята, - я снова смутился.
- Все нормально! Крепыши! – он позвонил в колокольчик, и из-за портьеры моя знакомая рыжая толстушка вынесла большую корзину с тремя спящими младенцами. – Два парня и девка, - гордо сказал Лизогуб. – В знак благодарности решили, ваше благородие, назвать в вашу честь. Вот! Этот пусть будет Петром, этот – Степаном... А матушку вашу как величают?
- Александрой...
- Вот и славно! Пусть будет Шурочкой.
Корзину унесли, и хозяин вновь наполнил бокалы.
- Мы вас сразу приметили, - продолжал он после моего тоста за здоровье малышей. – Смотрим, барин порядочный, без ружьишка, без рыбацких снастей. Стало быть, безобразничать не будет, и взяли мы вас под охрану.
«Что-то я в первую ночь не замечал этой охраны, да и потом тоже, - подумалось мне. – А там кто знает? Может, меня бы уже давно и в живых не было, если бы не они».
- Ваше благородие, а вам курица понравилась? – вдруг спросил мой тезка Петруха и вопросительно склонил голову к правому плечу, от чего его белобрысый вихор на правом виске встал торчком.
- Конечно, понравилась, - я попытался пригладить вихор.
- Нарушение пигментации – один из признаков выздоровления. Кроме того, Петр очень сообразительный. Именно он придумал позвать вас на помощь, - Лизогуб погрозил сыну пальцем. Понятно, пацан без разрешения встрял в разговор. А Лизогуб, между тем, продолжал: - Вот любопытно нам стало, что же вас, Петр Степанович, привело к нам на остров?
Я вкратце изложил цель своего визита и заверил, что уже сегодня к вечеру покину остров.
Он заметно расстроился и вздохнул:
- Значит, туризмом люди решили здесь заняться? Эх, прощай вольная жизнь! Надо куда-то переселяться... Но – куда? Ну, ничего, что-нибудь придумаем. Лисы-оборотни, правда, останутся... Может их вообще зачистить? Мы и так вчера проредили стаю. Отстреляли самых опасных.
Он задумался. А я представил себе, как все это обширное семейство из своего маленького мирка по болотам движется невесть куда, чтобы сохранить свою тайну вдали от цивилизации, чтобы в ночи полной луны, помимо своей воли приняв звериный облик, никого не укусить... Идут со своим нехитрым скарбом, женщинами, детьми, среди которых троих только что назвали в мою честь... И куда они придут? Где еще найдут такой глухой угол? А как их встретят люди? В лучшем случае они станут предметом насмешек, как та пара на картине Босха в кабинете шефа. В худшем – объектами экспериментов. Конечно, вся эта история с развитием туризма в этих краях пока еще вилами по воде писана. Хотя, чем черт не шутит.
И я принял решение.
- Знаете что? Тот альбом, о котором я вам рассказал, нисколько не пострадает, если в нем не окажется снимков этой усадьбы. Да и туризм, в целом, без вашего острова обойдется. Так что... живите спокойно.
- Петр Степанович, вы это серьезно? Не обманите? - он внимательно заглянул мне в глаза.
Я подтвердил серьезность своих намерений. Лизогуб встал и поднял бокал.
- Петр Степанович, отныне вы всегда самый желанный гость на острове! Патрикей, Петька! – голос его дрогнул. – Если я, не дай Бог умру, помните, что я сейчас сказал.
Сыновья молча кивнули.
День прошел быстро, и часов около шести я уже сидел на берегу в окружении своих пожитков. Меня естественно, никто не провожал. Но я знал, что из прибрежных кустов на меня смотрят десятки глаз.
Старик оказался пунктуальным и таким же немногословным, как и тогда, когда вез меня на остров.
- Лисы не баловали? – только и спросил он посреди пути, и, получив утвердительный ответ, усмехнулся в рыжую бороду. – Вижу – живой.
Водитель тоже не подвел, и уже через три часа я был в вагоне. В машине я несколько раз попытался рассмотреть, какого цвета у водилы волосы? Но на нем была вязаная шапочка.
- Ну, как успехи? – встретил меня Владимир Павлович и почему-то опустил глаза.
Я подробно и путано объяснил, что, к своему ужасу, уже вернувшись домой, обнаружил, что карта памяти моего цифрового аппарата по неизвестной причине вышла из строя, и ни одного, буквально ни одного снимка я не привез... Да там, среди этих болот и снимать было нечего. От имения остались сплошные развалины... Ну, разве что пара фотографий с закатами – их мне безумно жаль...
- Ладно, не переживай, - после моей жалобной истории шеф неожиданно повеселел. – Тут, понимаешь, какое дело... Пока ты отсутствовал, заказчик расторг договор на альбом. Он, видишь ли, решил, что наши глухоманные имения никакого интереса ни для кого не представляют. Так что не переживай... Ну, хоть отдохнул? А карту памяти замени обязательно!
Иногда по вечерам я вставляю эту карту памяти в компьютер и вспоминаю свои приключения на Лисьем острове.