1. Вещество истории
История – «трудная», невесёлая наука. Её изучение требует от нас не только интеллектуального, но и духовного труда. «Рассечь» поток истории на отдельные периоды так же нелегко для разума и совести, как разделить живой организм на отдельные части, способные к самостоятельной жизни, ведь историческое время – основной материал, с которой работают ученые – есть своего рода организм, «вещество существования», которое подчиняется определенным законам развития. Это вещество состоит из бесчисленных временных и пространственных, природных и социальных нитей – связей между людьми, образующими общество, и разрыв этих нитей есть болезненный процесс, подобный операции на живом теле.
У каждой эпохи есть свой характер и свое лицо, свои особенности поведения, как у конкретной личности, и разговаривать со Временем так же сложно, как и с человеком, обладающим сложным внутренним миром.
Каковы же закономерности, определяющие характеры и лица сменяющихся эпох?
Можно предположить, что история цивилизаций, начиная с Древнего мира, есть борьба и единство двух типов цивилизации: органического и организационного.
Органическая цивилизация возникает и развивается естественно, не подчиняясь установленным извне рассудочным законам и формулам. Она растет, как дерево или цветок, переживая периоды умиротворения и взрыва. Организационная цивилизация формируется и функционирует, как механизм, по строго установленным законам, как правило, в рамках диктатуры.
Есть три типа диктатуры: диктатура личности, диктатура толпы и диктатура формулы. В первом случае живая жизнь приносится в жертву конкретного человека, наделенного сверхвластью, во втором случае – в жертву безликого охлоса, не имеющего четкого руководства, в третьем случае – в жертву сверхценной идеи (не исключая самые благородные идеи – христианство, сбережение народа, демократия).
Оба элемента присутствуют в каждой из цивилизаций, известных истории. (Нет полностью демократических или тоталитарных обществ: в каждом обществе есть частицы того или другого, только в разной пропорции. Стремление к свободе порождает несвободу. Несвободой называется выродившаяся свобода, свободой – облагороженная форма несвободы. Власть – это почётное рабство. Слава – это почётная форма позора).
Время от времени две цивилизации, в одной из которых преобладает организация, а в другой – организм, сталкиваются лицом к лицу. Их противостояние в конечной форме приобрело характер перманентной мировой войны Востока и Запада. (Нет Первой, Второй или тридесятой мировых войн – есть состоящая из них, как из элементов, единая перманентная мировая война, начавшаяся вместе с расслоением общества на государства, она будет продолжаться до конца истории. Сам факт существования государства подразумевает войну, а факт существования власти подразумевает революцию. Война умерла – да здравствует война. Революция кончилась – да здравствует революция).
Первое столкновение органической и организационной цивилизаций, положившее основу оси средиземноморской истории – греко-персидские войны. С этого момента начинается цикл войн Востока и Запада, в которых то одна, то другая сторона становится органической, а другая – организационной. Эти войны в развитии следуют закону маятника, который движется то на Запад, то на Восток, захватывая всё большее пространство. История этого центрального в истории конфликта включает в себя следующие эпизоды:
– греко-персидская война – Восток против Запада, организация против организма. Цельность маленького организма Греции выстояла удар дифференцированной организации Персии.
– войны Александра Македонского – Запад против Востока, организм против организации. Организм поглотил гигантскую организацию евразиатской империи, но организация распалась и разорвала организм изнутри.
– войны Рима против Карфагена, Греции, других государств – Запад против Востока, организация против организма. Военная машина Рима создает мощную империю, которая разрушается изнутри от соприкосновения с органическим ростком христианства. Оно, как дерево, пускает корни между каменных плит подчиненных Риму держав, постепенно сдвигая эти плиты и разрушая их порядок.
– Великое переселение народов, крушение Западной Римской империи – Восток против Запада, организм против организации. Хаотические орды азиатских народов сокрушают Римскую державу, обвивают, как плющ, древо христианства, чтобы затем иссушить его сердцевину. Этот процесс длится тысячу лет.
– экспансия Византии в Средиземноморье при Юстиниане – организация против организма. Остатки римского права – римской организации жизни – принимают форму христианского канона. Византийский купол вознесен над Средиземноморьем.
– крестовые походы – организация против иной по типу организации, принятой за её отсутствие, Запад против Востока. Первое в истории соприкосновение двух правд, которое страшнее борьбы правды и лжи. Борьба кончается вничью, но гибнет Византия – единственный возможный путь к примирению двух правд по образцу Рима.
– европейская Реформация и религиозные войны – Запад борется за Запад против Запада, вокруг живого организма высокой духовной культуры Европы ( вопреки немалому сопротивлению) возводятся стены организации. Культ честного труда и успеха, приближающего к Богу, становится скорлупой, призванной защитить живую сердцевину европейской духовности. Но эта скорлупа постепенно становится оболочкой мещанства, внутри которой изолированная от мира духовность, принявшая облик «добропорядочности», постепенно задыхается.
– колониальные войны Европы в Америке, Африке и Азии – организация в борьбе за подчинение организма своим законам разрушает иные, более древние организации.
– Петровские реформы в России, просвещенный абсолютизм в Европе – организация борется против организма во имя организма. Жестокая абсолютная власть загоняет живое тело государства в строгие рамки, притворяясь живой естественной силой.
– Французская революция и наполеоновские войны – организм бунтует против организации, чтобы создать сверх-организацию, ещё более жестокую.
– война 1812 года – организация Западной Европы терпит поражение от в прямом смысле слова органических свойств природы и населения России.
– Крымская война – организация Западной Европы побеждает плохую организацию России во имя спасения ещё более плохой организации Османской империи.
– войны Бисмарка – Запад против Запада, организация против организма. Естественное политическое завершение духовного процесса, начавшегося в эпоху Реформации. Торжество прагматизма во внутренней и внешней жизни Германии. Но внутри стен внешней расчётливости и разумного эгоизма не остается живого человеческого содержания.
– Первая мировая война – Запад против Востока, организация против организма. В случае любого окончания войны Восток (выступающий как представитель начала органического хаоса) потерпел бы поражение: изгнание из европейской политики Турции после победы Антанты и объединение Европы вокруг Германии после победы Центральных держав привели бы к европейской регламентации жизни Востока.
– революция в России – организм бунтует против организации, чтобы создать сверх-организацию. Особенность этого процесса заключается в том, что организация жизни в России рассматривается Западом как торжество органического хаоса. Как реакция на это возникает Третий рейх – плоть от плоти западного мира.
– Вторая мировая война – организация терпит поражение от организма, который превосходит её по масштабам и способен принести рады победы большие жертвы.
– холодная война – организм против организации, разрушаемой не извне, а изнутри (см. Римская империя).
– современное противостояние демократии и исламского мира – организм, условно считающийся упорядоченным, против организма, условно считающегося хаотическим.
В современном мире продолжается борьба мировых религий, принявших форму государственной идеологии.
Чтобы истолковать этот тезис, необходимо объяснить, что мы в данном случае имеем в виду под религией. Это понятие здесь трактуется широко, и его трактовка в данном очерке не направлена на оскорбление чувств представителей той или иной традиционной религии.
Мировая религия в нашем, широком понимании этого слова есть любое общественное учение, имеющее в своей основе три элемента:
– вождь, ведущий народ за собой;
– общество, условно считающееся «нашим», и общество, условно считающееся «вражеским»;
– представление о грядущем блаженстве, которое наступит после победы над врагами.
Этим требованиям отвечают и германизм, и большевизм, и демократия. Их борьба заняла в истории последнего столетия то же место, которое ранее занимали крестовые походы и религиозные войны. Так, операции западных стран в Ливии и Сирии – это прямое повторение крестовых походов, проходивших ранее в тех же местах, только столкновение менталитетов стран Востока и Запада оправдывается иными идеологическими установками.
В современной глобальной системе человеческой цивилизации можно выделить следующие подсистемы:
– Запад, исповедующий религию демократии. Организация, называющая себя единственным истинно органическим образованием в мире.
– Арабский мир, исповедующий ислам (живая традиционная религия, переживающая кризис переходного возраста – 1300-1500 лет). Организм, не имеющий единой организации. В случае начала исламской Реформации (процесса, аналогичного пережитому христианской Европой в том же возрасте) и появления общеарабского лидера может сформироваться сверхорганизация в размерах всего арабского мира – не обязательно единое государство, а скорее сообщество, которое можно назвать Соединенными Штатами Ислама.
– Китай. Сверхмощная организация вокруг сверхмощного организма, не имеющая своей религии, т.е. «святого» вождя, условного врага и желания воевать. Если сформируется национальная религия, условно называемая китаизмом, возможны непредсказуемые последствия.
– Россия. Хрупкий каркас организации вокруг постепенно отходящего от обморока организма.
Рассмотрим подробнее последние периоды истории России. 2000-е годы можно условно назвать Междувековьем – эпохой, когда «катастройка» 80-х -90-х гг. двадцатого века закончилась, а черты новой эпохи крайне расплывчаты, прошлое прошло, а настоящего ещё нет, вернее, оно – ненастоящее.
Наше столетие –
Междувековье:
Время меж ненавистью
И любовью.
Время, застывшее
Меж делом и словом.
Время, застывшее
Меж старым и новым.
Былое ушло.
Настоящего – нету!
Грядущее нами
Потеряно где-то…
И время течет,
Словно Черная речка…
Мы – не Ничто,
Но ещё и не Нечто.
2010–е годы по аналогии с застоем можно назвать «перестоем» – страна научилась стоять на ногах, но стоять на месте не хочет, а идти ещё не способна. Кругом – простор, а идти некуда.
Поэтому необходимо формирование новой национально ориентированной идеологии, но народ устал от идеологий и не ищет их. Ощущение своей страны колышется между «третьим миром» и «третьим Римом». Его можно назвать «третьеримством» и «третьемирством» одновременно.
Найдем ли мы выход из этой ситуации, завит от нас – и от воли Истории, воли Времени, которое мы творим и которое творит нас.
2012 г.
2. Цвет времени
Что такое время? Этот вопрос редко задается нами, возможно, потому, что пребывание во времени является для нас таким же естественным состоянием, как дыхание и питание. Но, если два последних процесса, определяющих наше физическое здоровье, давно изучены, то отношения человека со временем, не менее значимые для духовной жизни, почти не попадают в сферу интересов науки. Тем не менее нет для человека более значимой проблемы, чем проблема краткости жизни, смысловой наполненности отрезка времени, отведенного ему на земную деятельность. И следует подробно проанализировать все аспекты этой проблемы, чтобы понять, как, по каким законам мы существуем, как распоряжаемся той временной протяженностью, которая дана нам для жизни и творчества.
Даниил Андреев считал, что у времени есть цвет. Так, существуют эпохи «синие», когда мысли людей направлены к высшим, духовным горизонтам, и «красные», когда люди сосредоточены прежде всего на земном, материальном. Эта концепция, наполовину научная, а наполовину мистическая, имеет в себе зерно истины: время есть явление органическое, оно – реальный фактор нашей объективной жизни, и от того, как мы выстраиваем с ним отношения, во многом зависит, состоимся ли мы в нашей жизни.
В конце концов, мы являемся гражданами не только того или иного государства, но и той или иной эпохи. Временные отрезки истории человечества, отличающиеся различной смысловой наполненностью, так же трудно соотносятся друг с другом, так же трагически взаимодействуют, как и враждующие государства. Переход из одной эпохи в другую столь же труден, как переезд с Родины – на чужбину. Есть временные материки и части света, подчиненные законам временного дрейфа, и их движение таинственно и неуследимо для большинства из нас.
Попробуем развить эти тезисы подробнее. В культурном отношении все эпохи можно разделить на эпохи вдоха и выдоха. Об этом писал Р.М.Рильке:
…Мы сегодня на вдохе,
Мы на вдохе еще, как мера
Земли замедленного дыханья,
Как спешка этой Земли.
Ощущение красоты – это вдох. Создание произведения искусства – это выдох. Во время «вдоха Земли» общество словно пребывает в состоянии оцепенения, оно не создает культурных ценностей, и все мировые потрясения словно проходят стороной, тем не менее души чутких к веяниям времени людей вдыхают духовную атмосферу Земли, состоящую из слов, мыслей, поступков, отражающих суть эпохи. Этот вдох может длиться несколько десятилетий, а может быть, и веков, но за ним неизбежно следует выдох – эпоха, когда люди, долго вдыхавшие удушливую атмосферу безвременья, словно распрямляются и выдыхают, и тогда незримая среда, которой мы все дышим, наполняется благодаря им их новыми мыслями, чувствами, желаниями. На вдохе общество вбирает и переваривает в себе те открытия, которые явятся миру на выдохе. Так, «безвременье» конца девятнадцатого века было для России эпохой вдоха, а Серебряный век – эпохой выдоха. Диапазон этих процессов может быть гораздо больше: для того, чтобы «выдохнуть» Достоевского, Россия «набирала воздух в грудь» на протяжении нескольких столетий, начиная со времен Смуты и Раскола. «Слово о Горе-Злосчастии» – это своеобразный пример «немого» Достоевского. В этой средневековой повести ясно обрисован молодой человек, наделенный всеми дарами природы, но видящий перед собой только две дороги – либо в кабак и острог, либо в монастырь. Писатель «бунташного» века видел этого «русского мальчика», но не мог истолковать и описать его трагедию достойно, так как не имел того интеллектуального и художественного аппарата, который потом долго создавался реформаторами российской словесности и мысли – Петром Великим, Ломоносовым, Пушкиным. И только Достоевский смог истолковать этот «изначально заданный» образ русского человека и явить его миру как открытие многомерности человеческого сознания.
В наши дни вдох и выдох чередуются слишком часто, темпы жизни стали столь быстрыми, что мы просто не успеваем дышать – в прямом и переносном смыслах этого слова. Мы не успеваем вдохнуть всю глубину небес, и наше дыхание становится неровным и прерывистым. Поэтому и культурные «выдохи» нашего времени слишком ничтожны, поэтому атмосфера духовная, в которой пребываем мы, грязна и заражена чужеродными, враждебными элементами. В эпоху всеобщей спешки и раздёрганности должны найтись, наконец, несколько человек, которые решатся дышать не в одном ритме с нашим вечно бегущим на пределе сил обществом, а в такт Небу и Земле.
Жизнь – это необозримо огромное, сложное и великое явление, и для того, чтобы жить с Жизнью в ладу, необходимо научиться пребывать во времени, чувствовать темп его дыхания, биения его сердца, видеть лицо своей эпохи, время от времени заглядывать в зрачки своему веку, как бы страшно это не было. Только такая предельная искренность в общении со временем и миром способна исцелить нас, просветить наше общество, напитать нас новой свежестью и ясностью бытия. Только когда мы научимся дышать полной грудью, не воруя воздух друг у друга, мы избавимся от нашей «духовой тахикардии» и сможем жить и творить в масштабах Бога Отца, видеть мироздание в его первозданной красоте. Мир велик, и каждый может найти в нем свой уголок. Так же велико время, и в нем, как в доме Господнем, обители мнози суть. И стоит страдать, бороться и искать, чтобы в конце концов «привлечь к себе любовь пространства» и времени, найти в их лабиринтах свой, от века для нас предназначенный спокойный и верный дом.
3. Голос вопиющей пустыни
Мы знаем, как говорили Толстой, Блок, Есенин, слышали аудиозаписи голосов Пастернака, Шолохова, а уникальная интонация Бродского является для многих нынешних поэтов более живой и близкой, чем собственная речь. Но какова интонация всего современного человечества, чьим голосом расскажет оно о себе, когда предстанет пред своим высшим судьёй? (А судьёй этим, в конечном счете, может оказаться любой нищий, сидящий в ближайшем подземном переходе, – в его глазах чуткий человек может прочитать абсолютно ясный приговор и себе, и всему своему окружению, и опротестовать, отменить этот приговор будет логически невозможно).
Каков же он, Голос Человечества? Слагается ли он из отдельных подголосков – мелодий оперных певцов, шума заводов и машин, криков убиваемых людьми животных? Или это единый звуковой код, заключающий в себе сущность соборного общечеловеческого сознания? Или, может быть, некий гений может взять на себя право говорить с Историей как официальный уполномоченный представитель человечества? Все варианты, лихорадочно перебираемые взволнованным современным рассудком, опадают, как осенние листья, при первом веянии ветра времени – нашего жестокого времени.
Голос современного общества – это голос вопиющей пустыни, вопиющей пустоты. Вспомним, как в экранизации «Лира» Акирой Куросавой изображена сцена бури в пустыне: ни колоссальных панорам, ни патетической музыки, – только небольшой кусок обнаженной, как истина, земли и одинокий старик в королевских одеждах, в абсолютной тишине зажимающий себе уши, словно он слышит НЕЧТО, недоступное большинству людей, некий звук, за который надо платить жизнью… То, что он слышит, – это и есть тот голос вопиющей пустыни, пустоты, царящей в сердцах человеческих, возможно, тот самый, которым дьявол некогда обращался к искушаемому Христу… Его трудно услышать, но, если долго внимать тишине омрачённой совести, сердечному вакууму, то в ушах через некоторое время раздастся странный напев, словно писк «комариного князя», духа поэзии, вдохновлявшего Мандельштама… И тот, кто долго вникал в переливы этого нездешнего шума и остался в живых, остался собой, сохранил разум, может обрести свой голос, своё пророческое слово.
Голос человечества – это стихия, подобная стихии воды, воздуха, мысли. То, как он говорит, порой важнее, чем то, о чём он повествует. Узнать его трудно, ещё труднее вести с ним диалог. «Я зову в собеседники время», – говорил Юрий Кузнецов. Но, чтобы быть достойным собеседником времени, необходимо обладать и высокой чуткостью слуха, и большой силой голоса, и красотой неповторимой интонации. Немногие люди обладают всеми этими дарами, предоставляющими право участвовать в диалоге Голоса и Тишины. И как, созвучно или несогласно, будут говорить и петь два главных брата и одновременно врага, общение которых определяет пути человечества, – голос человека и безмолвие всепоглощающей бездны времени?
Цивилизация всегда полифонична. В ней сливается множество напевов, но это многоголосие может породить как потрясающую гармонию, так и ужасный духовный и звуковой хаос. И полифонизм общества может быть разным – с главенством одной «музыкальной партии» или с равноправием всех инструментов и голосов. Так, Золотой век русской поэзии был по-преимуществу гармоничным, в нем среди множества мелодий лидировала одна, пушкинская нота; во второй половине девятнадцатого века звучало, как правило, две основные партии – сторонников «чистого искусства» и его противников. Серебряный век – это целый хор, в котором сливались или боролись, дружили или враждовали звуки, порождаемые различными течениями в искусстве либо отдельными выдающимися личностями. На протяжении ХХ столетия «мелодия бытия» становилась всё более громкой и резкой; симфония «холодной войны», которая, в сущности, продолжается и ныне, – это какофонический аккомпанемент к солирующему грохоту взрывающейся атомной бомбы. Звуки современной эпохи, по-видимому, стали настолько громкими, что оказались недоступными для обычного человеческого слуха, они вышли за пределы диапазона восприятия обыкновенной, не обостренной болью творчества души, и поэтому «шум времени» кажется многим угасающим. На самом деле не может идти речи ни о каком угасании, а только о подготовке колоссального взрыва времени. Оно уплотняется, сжимается в сгусток, который рано или поздно может разорваться.
Что ждёт нас в будущем? Окончательное уничтожение всего живого в пустыне, вопль которой сейчас доносится до наиболее чутких сердец, или расцвет, превращение пустыни в прекрасный плодоносящий сад? Это зависит только от нас. От того, поймём ли мы мучительно сложную логику истории.
В начале, как известно, было Слово. ХХ век – время словесной и интеллектуальной какофонии небольшой горстки блуждающих странников среди безмолвной пустыни. А на финальной стадии своего развития человечество, по-видимому, входит в эпоху вопиющей тишины.
4. Небо Истории
С древнейших времен мыслители пытались определить главный инстинкт, управляющий человеком, основную ценность, к которой мы идём. Некоторые указывали на стремление к пище, на тягу к размножению, волю к власти или к собственности. Но почему-то в стороне неизменно оставалось стремление человека к совершенству – тот инстинкт, который, в сущности, является основной причиной эволюции не только человеческой цивилизации, но и всей природы в целом.
Человек постоянно стремится к прогрессу, к покорению новых высот. Каждый следующий этап развития той или иной социальной системы должен отличаться особенными достижениями, которых эта система не знала ранее. Тяга к прогрессу в различных формах легла в основу ведущих философско-этических доктрин последних нескольких веков – как марксизма, так и ницшеанства, как дарвинизма, так и теории ноосферы. Даже откровенно деструктивные теории, такие, например, как национал-социализм или сталинизм, имеют в своей основе культ прогресса, стремление к светлому будущему. Но именно ради этого царства совершенства на Земле приносились в ХХ веке неслыханные человеческие жертвы, и все идеалы нравственности неоднократно были попраны во имя других, столь же возвышенных идеалов.
ХХ век показал, что гораздо опаснее и вредоноснее войны зла с добром является другое противостояние – двух представлений о добре. Борьба добра с добром, добра с совершенством, прогрессом – вот главная трагедия последнего столетия – как в глобальном, так и в индивидуальном масштабе! Она страшна хотя бы потому, что обе воюющие стороны идут на преступления во имя высочайших идеалов, и ненависть общества к войне постепенно перерастает в ненависть к любому идеалу как таковому. Из этой ненависти культурные деятели пытаются конструировать новые ценности, но сама идея существования каких-либо абсолютных ценностей в их сознании давно уже поколеблена. Мы устали от истин, но не удовлетворимся ложью. Нам нужно что-то новое, что не было бы ни бесплотной схемой, чуждой человечности, ни неприкрытой бездуховностью торгашеского быта. Самое страшное, что даже идея поиска сейчас высмеивается. Поэтому человек оказывается заключен между двумя полюсами – Идеи и Жизни – и стремится к обоим, от обоих отталкиваясь. На него воздействуют два источника гравитации, и гравитация жизни сильнее, чем гравитация духа.
Какой выход можно найти нам из этого противоречия? Возможно, разрешение проблемы заключается в том, чтобы временно выйти из поля притяжения обеих категорий и позволить двум источникам гравитации притягивать друг друга. В результате произойдет сближение Теории и Жизни, и столкновение этих двух космических тел на небосводе Истории породит, возможно, новую планету – либо взрыв, высвобождающий колоссальную энергию. Мы же должны будем выстоять перед этим невиданным зрелищем и использовать энергию перерождения моральных ценностей в созидательных целях, для нового морального и культурного производства.
Велик небосклон Истории, и все мы живем под ним, наблюдая движение звезд и комет в его неизмеримом пространстве. Сейчас, когда он объят мраком, мы должны найти силу выстоять до рассвета либо дождаться, когда столкновение небесных тел озарит наш мир новым сиянием, и в свете этом мы увидим мир таким, каким ранее не смели его даже представить: нечеловеческая красота и нечеловеческое безобразие равно станут доступны нашему зрению… Как вглядеться в глубины небосвода Истории? Каким взором мы взглянем в эту бездонную высоту? И что откроется нам в этом скопище миров и созвездий?
Не знаем мы – но хотим узнать. И великие жертвы приносятся нами, чтобы смогли мы постичь космическую правду. Стоит ли она того? Неизвестно. И надо пройти через испытание Правдой, чтобы понять это.
Благослови же нас на это, История!