— Ну что, ты готов? — Торонн заметно нервничал. — Родители уже ждут, написали, что приготовят комнату.
Письмо княжеской чете отправили Сэй с Льдом, изобретя вместе какое-то странное заклятье, создававшее подобие небольшой птицы, способной перемещаться, используя магию воздуха и огня. Переносить письма эта птица как раз и была предназначена.
— Маги мы или где? Не надо платить за гномскую почту, — задрала подбородок полуорка.
И вот теперь, аккурат после Равноночия, пришел ответ.
— Да, мой хороший, я готов. Можем выезжать хоть сейчас, только к Лале заедем и розу заберем.
— Но ведь все будет хорошо, правда?
— Тор, что ты так волнуешься? — удивился Эрик. — Конечно, все будет хорошо.
— Не знаю. Мама… Папа…
— Ты по ним соскучился?
Торонн яростно закивал:
— Очень.
— Вот и повидаешься. И останемся на столько, сколько ты пожелаешь.
— И будем папу в сугробе искать, — заявил Торонн, сразу становясь подростком.
Странное это было зрелище: вроде бы, такой огромный, мускулистый бугай, но лицо… юное совсем лицо, и глаза растерянные.
— И на маме покатаюсь! Давно мечтал.
Эрик посмеивался и думал, что знакомиться с тем, кого прекрасно помнишь, но кто не помнит тебя — то еще приключение. Что ж, так тому и быть.
Выехали они на третий день после праздника, к седлу вампира был крепко-накрепко привязан укутанный в войлок и мешковину горшок с аккуратно подрезанной розой. На горшок, кроме того, Сэй еще и согревающие чары наложила, чтоб не померз цветок. Всю дорогу Торонн то нервничал и кусал губы, то веселился, то рассказывал, что обязательно пойдет с Эриком покататься с горы на озеро.
— Эх, стоило бы коньки прихватить. Интересно, в Келльяви все еще работает тот кузнец, что и раньше? Тоже гном.
— Когда я уходил, работал, — кивнул Торонн.
— Вот и чудно, можно будет заказать у него коньки.
— И покататься по озеру.
— Да, это было бы замечательно, — вампир прикрыл глаза, мечтательно вздохнул. На самом деле он не испытывал такой уж незыблемой уверенности, что князь Ланнин Катулл обрадуется любовнику единственного сына.
— Я покажу тебе наши поющие водопады. И леса. И свою комнату…
Эрик примерно представлял себе, в которой комнате жил Торонн. Он, закрыв глаза, мог вспомнить все ее убранство до мельчайших деталей. Знал, где расположены тайники — Ланнин тоже был страшным сладкоежкой, и в этих тайниках держал сладости.
— И мою коллекцию кораблей!
Эрик только кивал, ему было забавно и интересно узнавать своего возлюбленного единорога с такой стороны: не сурового воина, а все еще подростка. Как будто приближение к родному дому снимало с Торонна все наносное, как броню, открывая его настоящего.
— Надеюсь, они построят в этом году лабиринт из снега. Там красиво — разноцветные фонарики, ледяные скульптуры.
— О, хотел бы я на это посмотреть!
Дорога, прихваченная морозцем, звонко отзывалась на удары копыт, ложилась под ноги. В воздухе пока еще невесомыми искорками порхали редкие снежинки. Княжество единорогов — Тарис — приближалось с каждым часом, и Эрик поневоле начинал ощущать неуверенность.
— Все хорошо? — теперь уже Торонн заволновался.
— Честно? Я боюсь, что твоя матушка меня с порога приголубит болтом куда-нибудь в особо чувствительное место.
— За что? — не понял единорог.
— Не «за что», а превентивно. Нервничаю я, ты столько волновался, что и меня этим заразил.
— Я уже не нервничаю…
— Конечно, теперь это делаю я, — проворчал вампир, но все же расслабился.
Торонн засмеялся:
— У меня отличные родители. И они все поймут.
Листва облетала медленно, неторопливо, словно ждала, чтобы гости Тариса увидели роскошные леса княжества во всем их великолепии. Холодные утра, когда полегшая и ломкая трава обрастала искристым инеем, сменялись ясными и солнечными, но такими же холодными днями. Наконец, Эрик и Торонн достигли столицы, над которой возвышался княжеский дворец, словно взирал с холма на жизнь города. Белоснежное мраморное кружево балюстрад и портиков казалось парящим над размеренной суетой, раскинувшийся вокруг него парк — островком покоя и безмятежности. Совсем, как и в те времена, когда Эрик был гостем этого замка.
Навстречу им вышел единорог. Гигантский, черный, как сама Ночь. Наверное, если бы из ноздрей полыхнуло пламя — никто б не удивился.
— Фр-р-р, — сказал он, взрыв землю копытом при виде гостей, и наклонил вперед рог, на который можно было бы нанизать пару лошадей.
— Мама… — сказал Торонн.
Эрик спешился и преклонил колено, касаясь ладонью земли. Замер, ожидая: супруга князя и сам князь имели право отказать любому гостю без объяснения причин. Он надеялся на милость княгини.
— Мама!!! — Торонн повис на могучей шее княгини, ероша гриву.
— Проходите, — произнесла она. - Ох, Тор, ты вырвешь мне всю шерсть.
Эрик поднялся и последовал за единорогами. Торонн скороговоркой представил его, назвав лишь имя, и не отлипал от матери, как репей в ее полуночной гриве. Княгиня фыркала, трогала его щеку губами, мотала головой, посмеиваясь:
— Задушишь. Полегче. Или я тебя укушу, сын.
«Такую задушишь, пожалуй», — подумал вампир, рассматривая мощную шею, сильные ноги и грудь единорога. Ее рог не уступал размерами боевому клинку Эрика, его основание украшали стальные кольца, без чеканки и прочих изысков, но их было много.
Навстречу медленной поступью вышел еще один единорог, намного мельче первого, бело-серебристый, с легкой гривой.
— Папа! — возопил Торонн и кинулся обнимать его, правда, куда осторожнее и бережнее, чем обнимал мать. А Эрик остановился, рассматривая князя. Красив, как и тогда. Хотя, нет, красивее — в свой первый оборот Ланнин был голенастым и немного неуклюжим жеребенком, а сейчас — сказочное видение.
— Тор, — белый единорог положил морду ему на плечо. — Сынок, я так рад.
— Папа, я не один. Это Эрик… э-э-э… Эрик Аят, мой командир и… возлюбленный, — закончил Торонн уже совсем тихо и смущенно.
— Совсем вырос, — растрогался князь. — Рад знакомству, Эрик.
— Взаимно, князь, княгиня, — склонился вампир. Смешно и грустно: все-таки не помнит, и проблеска узнавания не мелькнуло в прекрасных глазах единорога.
— Идемте внутрь, вы, верно, устали с дороги.
Эрик шел за хозяевами, а в памяти всплывали те же коридоры, лестницы, залы и галереи. Почти ничего не изменилось. Привели их в гостиную, где князь с княгиней приняли облики людей.
— Итак, это с вами мой сын последнее время обретается… — княгиня рассматривала Эрика.
— Последние семь лет, если точнее, — снова поклонился вампир.
— Что ж, рада познакомиться.
— Тор сказал, вас зовут Эрик Аят? — после краткого молчания подал голос князь.
— Это так.
— Мне знакомо ваше имя…
— Баронесса Аят — моя мать, — пожал плечами вампир. — Наверное, вы знаете ее и барона Аята.
— Нет, именно ваше… Я вспомню.
— Вряд ли, — тихо пробормотал Эрик.
Через пару минут их с Торонном отпустили.
— Сын покажет вам гостевые покои. Отдыхайте. Слуги позовут на ужин.
— Идем, — Торонн потащил его за собой.
Какие там гостевые покои, что вы! Он не собирался позволять Эрику ночевать где-то, кроме как у себя под боком. И показать свою коллекцию! Непременно! Он мог бы и не волочь вампира за руку, тот прекрасно помнил каждый поворот и статую, каждый гобелен и мозаику. Замок князя в самом деле нисколько не изменился.
— А вот мои комнаты. Правда, тут красиво?
Эрик рассмеялся:
— Очень. Могу поспорить на свою серьгу, — он тронул все-таки продетое в левую мочку колечко с гранатом, по настоянию лиски, — что вот за этой картиной ты в детстве прятал сладости. И в спальне, за второй панелью с правой стороны от камина.
— Именно так. Там их никто не найдет.
— Кроме твоего отца, — кивнул вампир. — Он не будет ли ругаться, что ты проигнорировал его слова?
— Нет, с чего бы вдруг?
Торонн был счастлив — он дома, с Эриком. Немножко колола мысль о том, что отец что-то такое вспомнил. Но это же прошлое. Эрик любит его, Тора. Он так стиснул плечи вампира, что тот удивленно застонал.
— Что ты, мой хороший? Опять ревнуешь?
— Он здесь, ты тоже здесь. И он сказал, что твое имя ему знакомо… Что я должен думать?
— Что я люблю тебя и буду с тобой?
Эрик не подал виду, что слова Торонна сделали ему больно. Все так же безмятежно улыбался ему, стоя у окна.
— Извини, — единорог отпустил его. — Наверное, я просто переволновался.
— Дорога была дальняя, мы устали, вот и все. И забыли о подарках, вот черт!
— Надо отдать… Роза же может пострадать! — встрепенулся Торонн.
Они рванули в конюшню наперегонки, не заметив князя, внимательно проследившего за ними с галереи.
— Значит, Эрик Аят, вампир-наемник… Вот ты какой.
— Надеюсь, отцу понравится. Ему должно понравиться, — Торонн переводил дух. — Это же редкие розы.
— О, не просто редкие! Единственные в своем роде! — Эрик кивнул конюху, совершенно машинально, не отдав себе отчета:
— Спасибо, Валир, дальше мы сами разберемся с поклажей.
— Откуда ты… — начал было Торонн, затем осекся. — Ах да.
— У меня хорошая память, — усмехнулся вампир. — Очень хорошая.
— Давай отдадим розы. Их надо поскорее пересадить или что там с ними положено делать.
— И колокольчики. Зря, что ли, Далиэн их аж пять видов сделал?
— Мама будет в восторге. Расцелует тебя.
— Мне уже страшно, — шутливо поежился Эрик. — Она же крупнее меня!
— Ну, она же это будет делать в человеческом теле.
— И так тоже крупнее, — смеялся Эрик.
Княгиня была на полголовы выше и раза в полтора корпуснее далеко не щуплого вампира.
— В общем, подарим. И она обрадуется, — подытожил Торонн.
Подарки было решено вручить сразу, как только оба искупаются и приоденутся, но до ужина. Эрик распотрошил сверток с горшком, убедился, что роза жива и даже не повесила листочки, полил ее и отправился мыться. Точнее, Торонн просто перекинул его через плечо со словами: «Ты идешь со мной, места там хватит». Откровенно приставать к вампиру единорог не решался, видимо, родные купальни все-таки внушали память о детстве, о воспитании. Но ревность требовала неотлучно быть рядом с Эриком, не отпускать от себя ни на секунду. Вот и купались они вместе, и вампир тихо посмеивался, гадая, долго ли еще продлится влияние родительского замка на сексуальность единорога.
— А теперь дарить подарки… Ух, представляю, как они обрадуются оба.
— Скоро увидим.
Выловленный в коридоре слуга провел их в «осенний кабинет». Эрик и это место помнил, Ланнин любил просиживать в этой полукруглой комнате на оттоманке перед широким и высоким окном, выходившим на парк, в сезон листопада. Сейчас за окном тоже открывался великолепный вид на осыпающееся с тихим шорохом золото.
— Не скучал по этому? — шутливо спросил князь сына.
— Иногда…
«И я тоже», — мысленно ответил князю вампир.
— Мы привезли подарки, папа, мама. Смотрите! — Торонн бережно снял с горшка в руках Эрика плотную ткань, надетую только ради сюрприза.
Князь вскрикнул, подскочил, ухватил цветок:
— Маленькая моя, драгоценная, надо тебя скорее посадить, пойдем.
— Эрик, вы просто ужасны, — грустно сказала княгиня, хотя в глазах у нее блестели искорки смеха. - Нет, вы кошмарны. Как вам пришло в голову… Впрочем, если Тор сказал, что его папа увлекается цветами, то все ясно. Но где вы взяли айгонстэрскую розу?!
— А у нас и для тебя подарок есть, — обрадовал мать Торонн.
— Тоже из эльфийских земель?
— Не совсем, — усмехнулся вампир, вытаскивая из сумки сафьяновые коробочки и раскладывая их на столике перед княгиней. Все разных цветов и немного отличны по размеру. На каждой стоял знак гномской ювелирной мастерской, но с эльфийским именем мастера.
— Так-так, — она с энтузиазмом взялась за открывание. — О… Ого.
Серебряные подвески тонко запели, когда соприкоснулись с вырезанными из драгоценных камней фигурками. Княгиня с улыбкой вслушивалась в этот звук, затем поднялась, сгребла Эрика и поцеловала в щеку:
— Я так благодарна.
Вампир немного растерялся, но взял себя в руки и вспомнил об этикете. Хотя княгиня им, кажется, нисколько не заморачивалась.
— Ужин через полчаса, — княгиня собрала подвески. — Прошу прощения, мне надо пристроить подарок.
— У нее тоже коллекция? — усмехнулся вампир, когда княгиня ушла, трепетно прижимая коробочки к необъятной груди.
— Именно… У нас вся семья с коллекциями.
Эрик хмыкнул, подумав, что и у него есть чудесная коллекция, и даже две: его любовники и его память. К сожалению, нельзя похвастать ни одной из них.
— Пойдем пока, по саду пройдемся?
— Идем.
Сад и парк были великолепны. Ужин после прогулки — выше всяческих похвал. А вот просьба, или, скорее, приказ князя пройти с ним в кабинет для приватной беседы Эрика напряг. Торонна отвлекла мать, увела поговорить о том, где он был и что там делал.
А Эрика провели в кабинет, где его уже ожидал князь.
— О чем вы хотели…
— Эрик Аят, — единорог перебил его, жестко и холодно посмотрел в глаза, словно провел по сердцу двумя ледяными лезвиями. — Если я не помню вас, это не значит, что я не читал своих дневников. Что вам нужно от моего сына?
— Я люблю его.
— Вот как… Нашлась очередная ваша игрушка?
— Я никогда не играл с чувствами, — Эрик стиснул клыки. — С чего вы это взяли?
— С того, что вы прекрасно знаете: он вас забудет после оборота.
— Надеяться на чудо никогда не поздно.
Князь усмехнулся:
— Так вы на чудо надеетесь? Всерьез считаете, что он вспомнит?
— Это все, что мне остается.
Единорог немного подумал, затем хмыкнул:
— И какая это у вас по счету надежда на чудо?
— Последняя. Вы позвали меня за тем, чтобы посмеяться, князь?
— Нет, чтобы выяснить, что вам нужно от Тора.
— Ничего. Просто мы в одной команде, если вы не обратили внимания, князь.
— Что ж, я узнал, что хотел. Всего доброго, баронет Аят.
— Я давно не баронет.
— Ошибаетесь. Наследник барона Вильгельма погиб два года назад. Барон совсем плох, говорят, это наказание от Ночной Матери. А ваше отречение так и не было обнародовано, так что вы все еще считаетесь баронетом.
Сказать, что Эрик был шокирован, нельзя, но новость оказалась неожиданной. Князь более ничего сказать нужным не счел, отпустил его кивком. В комнаты Торонна вампир не пошел, ему нужно было «переварить» сегодняшнюю информацию, и желательно — в тишине и относительном одиночестве. То есть, в уединенной беседке в самом дальнем углу парка. Когда-то они с Ланнином занимались там любовью. Ланнин… Да, того милого мальчика, каким он был, больше нет. Или просто его больше нет для Эрика.
Сад был пуст, в этой части обычно гулял лишь сам князь, так что никто не осмеливался нарушать его покой. Что раньше любовникам было только на руку. Слова князя ударили по больному, сильно и безжалостно. Отсечь эту боль не получалось, как и с мигренями — можно было только перетерпеть. Так что Эрик принялся обдумывать свалившееся на него известие о своем возможном баронстве. Странно, что никто не попытался его найти и сообщить об этом. Но, если подумать — ничего странного: баронессе только на руку, если он ничего не узнает. Через три года после смерти барона его признали бы пропавшим без вести, а через десять — мертвым, и баронство перешло бы под ее руку. А ведь он в самом деле не собирался появляться в Аяте вовсе. Но сейчас… Это надо обдумать, может, стоит вернуться.
Эрик покопался в себе в поисках той давно похороненной в глубинах души любви сына к матери. И даже нашел… что-то, отдаленно похожее на нее. Воспитание юного баронета было традиционным, достаточно жестким, никакого сюсюканья и нежностей. Но мать все же изредка давала ему понять, что любит его. Эрик так до конца и не понял, что было большей игрой: эти редкие объятия и ласковые слова, или та трагедия, которую баронесса разыграла, когда барон Вильгельм раскрыл ее обман и неверность. Все это время она не пыталась найти сына. Или хоть как-то узнать о его судьбе. Но ведь и при рождении не удавила. За все годы своей жизни вампир так и не сумел хотя бы приблизиться к пониманию этой женщины. И все же она его мать.
— Эрик? Так и думал, что найду… Что случилось? — Торонн появился вовремя, чтобы прекратить самокопание вампира.
— Ничего. Просто узнал, что снова являюсь единственным наследником титула барона Аята.
— А это плохо? — озадачился единорог.
— Да. Нет. Не знаю… Никогда не видел своего сводного брата, а теперь и не увижу.
Торонн обнял его:
— Я поеду с тобой.
— Если я появлюсь в пределах видимости барона, он восстанет со смертного одра, чтоб убить меня, — хмыкнул Эрик. — Пожалуй, я не настолько безрассуден, чтоб соваться в родовое гнездо сейчас. О чем говорили с мамой?
Эрик буквально с языка у Торонна снял этот вопрос.
— О том, хорошо ли я питаюсь. О чем вы говорили с папой?
— О надеждах, — улыбнулся Эрик. - Ну, и он сообщил мне эту чудесную новость.
— А ты думаешь, она чудесная?
— Она в любом случае неожиданная.
«Как и весь разговор. Но этого тебе знать не нужно».
Торонн засмеялся:
— Ладно, пойдем прогуляемся лучше. А потом спать.
Вампир только кивнул. Он обещал единорогу, что в замке князя они пробудут столько, сколько захочет сам Торонн. Похоже, придется запастись терпением и спокойствием. Или просто заставить себя не вспоминать о том, каким был Ланнин чуть более полувека назад. В самом деле, это было так давно, что не стоило даже надеяться на то, что князь не изменится. А еще Эрику стало очень интересно узнать, что же такое писал Лан в своем дневнике, что воспринял его в штыки?
Торонн потащил его к небольшому озеру. Расчет был прост — закрытая беседка посреди озера давала возможность целоваться вдосталь. Чем они и занялись, забыв о времени, да и об остальном тоже. А поцелуи неизбежно перетекли в нечто большее, и Эрик даже не стал пытаться одернуть своего единорога.
Торонн был счастлив, забыв о том, как раньше волновался насчет встречи Эрика и князя. Ничего страшного не случилось, это главное. Надо бы потом как-нибудь расспросить отца, о чем они таком говорили. Может, расскажет. Дня чрез три безоблачного счастья Торонн все-таки заметил, что отец относится к его «жениху» несколько не так тепло, как он ожидал. И это совсем не похоже… ни на что не похоже. Юноша решил с отцом поговорить. Прояснить ситуацию. Изворачиваться Торонн не умел, поэтому брать решил напором.
— Папа? Удели мне минутку своего внимания!
Нашел князя он в оранжерее, поэтому требовать приходилось настойчиво: оторвать Ланнина от подаренной розы оказалось неожиданно трудно.
— А? О, да-да, конечно. Но ты только взгляни! Всего третий день, как я посадил ее, а уже пять новых побегов и три бутона!
— Это прекрасно, но нам надо поговорить — и серьезно!
Князь вздохнул, отряхнул руки и поднялся с колен.
— Хорошо, сынок, давай, присядем и поговорим.
— Только не в оранжерее! Я же знаю, что здесь твое внимание принадлежит только цветам.
Князь был вынужден признать его правоту. Пришлось идти в кабинет.
— Почему ты так не любишь Эрика? — бухнул Торонн.
— Чушь, с чего ты это взял? — поморщился от прямоты сына князь.
— Я же вижу. Что случилось? Что тебе так не нравится?
— Все хорошо, Тор, я вовсе не…
— Папа!
Князь скривился: голосок у сына был совсем таким же, как у его матушки, когда она командует замковой стражей на плацу.
— Мне не нравится то, что я не понимаю мотивов твоего… избранника.
— Каких мотивов? Эрик любит меня, а я люблю его.
— Это ненадолго.
— Что? — не понял Торонн.
— Ваши чувства — они не навсегда.
— Навсегда. Я его не забуду… никогда!
— Глупыш мой. Послушай, я, судя по своим восторгам в дневнике, тоже был безумно влюблен в Эрика. Тебе ведь это известно?
Торонн молча кивнул.
— И вплоть до праздника Первого Оборота я был уверен, что обязательно вспомню его и выберу своей парой. Потом, после… гм… трех недель в табуне, когда спал первый угар, и я вернулся домой, вспомнил какого-то странного парня, пытавшегося ко мне подойти. Я… кажется, я ударил его рогом. Вот и все, что я смог вспомнить. Эрик ушел той же ночью, а слуги молчали, не говоря мне о нем. До дневника я добрался лишь через год, когда вспомнил о его существовании.
— У меня все будет иначе, — упрямо сказал Тор. — Я его никогда не забуду.
— Милосердия в тебе ни на медный грошик, сын, — покачал головой Ланнин. — Что ж, так тому и быть.
— А причем тут милосердие?
— Притом, милый мой сын, что милосерднее было бы порвать с этим вампиром сейчас, а не вытягивать из него нервы еще пять лет. Потом ему будет больнее.
— Я пройду оборот. И мы вступим в брак с Эриком.
— Ты пройдешь оборот и минимум три недели проведешь в табуне с молодняком, — поморщился князь. — Это так же верно, как и то, что мое имя Ланнин Катулл. И если после этих недель ты вспомнишь хотя бы то, что в твоей жизни присутствовал некий Эрик Аят, это будет сродни чуду. Не скрою, именно на чудо твой вампир и надеется. Он упрям, как и ты.
— Ну вот, мы оба упрямы… И у нас все получится.
— Что ж, я предупредил. Иди к нему, наслаждайтесь своей любовью.
Торонн умчался к Эрику. И что такое отец вообще говорит… Все у них будет хорошо. Как вообще можно забыть своего любимого? Мысль о дневнике пришла ему в голову тоже. Он, конечно, был почтительным сыном. Но должен узнать, такой ли пылкой была любовь отца к Эрику, как он утверждал. Старые дневники… Ну, это ж ничего, наверное, если их почитать? Осталось только узнать, есть ли они еще, или отец сжег. И еще неплохо бы узнать, где он вообще свои дневники хранит.
Торонн сейчас как никогда пожалел, что в команде он не разведчик, а ударная сила. Но всякий наемник должен уметь заменить товарища, так что кое-что умел и Тор. Например, пробраться незамеченным в кабинет отца и осмотреть полки. Наверное, логично хранить старые бумаги в одном месте? Вот в этом дальнем шкафу, например. Зачарованный на кровь кем-то из предков, замок больно куснул его за палец, удовлетворенно щелкнул и открылся. Прислушиваясь, Торонн быстро перебирал корешки толстых, переплетенных в тисненую кожу, тетрадей. На обложке каждой его педантичный отец оставил пометку с датами. Зная дату рождения и возраст, не составило труда отыскать нужную. На всякий случай, Торонн унес две, он точно не знал, сколько лет Эрик провел в замке.
Чтобы прочитать все без помех, пришлось забраться подальше ото всех, в пыльные коридоры, куда даже слуги не заглядывали — старое крыло дворца. Было немного стыдно, так что даже Эрику, нет, тем более Эрику Торонн не собирался говорить, чем занимался там. Он уселся на подоконник в одной из комнат, подтянул ноги к груди и принялся читать, благо, разбирать четкий почерк отца было просто.
<i>«Сегодня сбежали ото всех, заперлись с Эриком там, где искать точно никто не будет — в кабинете отца. Занимались любовью там, среди пыльных книжных полок и шкафов… было весело.
Я так его люблю. Он внимателен, заботлив, нежен. Когда пройду оборот, первым же делом его бодну».</i>
Эти слова отозвались в груди острой болью: несомненно, Ланнин говорил это и Эрику, и даже сдержал слово: боднул. Только не в знак того, что помнит. У вампира в самом деле был шрам на плече, полустертый, но так до конца и не пропавший даже с его регенерацией. И что делать… если Тор его тоже не вспомнит? Нет, должен быть какой-то выход.
<i>«Должен быть способ вернуть себе память после оборота. У нас есть еще год — я обязательно что-нибудь придумаю. Не хочу видеть в глазах Эрика эту печаль. И радует, что, по крайней мере, надежда там еще есть. Я люблю его, никого и никогда так не любил за все свои сорок четыре года. И не полюблю наверняка».</i>
Надо посоветоваться с кем-нибудь — почему вообще происходит это стирание памяти. Торонн задумчиво пролистал дневник до конца.
<i>«Завтра праздник! Наконец-то! Эрик будет в священной роще, он сказал, что не спустит с меня глаз, чтобы увидеть, каким красивым я стану, и чтобы первым, кого я увижу, стал он».</i>
Надо думать. Странная магия… Зачем она, интересно, вообще нужна. Он знал только одного единорога, к кому можно было обратиться с таким вопросом. Жрец Ночной Матери, которого Торонн и в своем детстве помнил величественным стариком, и сейчас видел уже ничуть не изменившимся. Он спрятал тетради в этой же комнате, отряхнул пыль и ринулся искать жреца.
Старик медленно пережевывал какие-то листья, опустив голову и полуприкрыв глаза. Длинная белая грива, в которую заботливо вплели ленты, стелилась по земле. Торонн, почему-то оробев, подошел и поклонился:
— Уважаемый Алаин, позвольте потревожить вас?
Единорог всхрапнул, открыл глаза и посмотрел на Тора:
— Здравствуй, малыш. Как ты подрос.
Тот зарделся, опустил глаза.
— Немного. Уважаемый Алаин, у меня есть несколько вопросов по поводу оборота…
— И тоже влюблен в вампира, — словно не слыша его, продолжил жрец. — И пришел просить у меня совета. Эх, дети.
— Так что вы посоветуете?
— Ничего. Как и твоему отцу. На все воля Ночной Матери, а она раз и навсегда высказала желание, чтоб единороги искали и находили свою пару лишь среди своего табуна.
— Но ведь должен же быть какой-то способ…
— Его нет. Это древняя и неподвластная ни нам, ни вампирам, ни даже драконам магия. Оборот выжжет все ярко пылавшие чувства дотла, всю память о том, кого любил. Не останется ни капли тепла для него. Ни уголька, только стылый пепел. Отпустил бы ты его, не мучил.
— Но это несправедливо. Это же как проклятье… А любое проклятье можно снять.
— Остальные так не считают. Твой отец вполне себе счастлив, не так ли?
— Возможно. Но я не хочу так. Я хочу быть с Эриком.
— Ты наследник, тебе продолжать княжеский род. Сейчас ты даже не глядишь на женщин, ведь так?
— Родители молоды и здоровы, могут зачать еще детей.
— Могли бы — уже зачали бы.
— Может, просто необходимости не было. Я скажу им, что не собираюсь продолжать род. Ночная Мать помогает тем, кто искренне ее просит о чем-то, так ведь? Почему бы ей не помочь нам с Эриком?
— Что ж… Твоя вера — твой светоч, юный княжич. Ступай, верь, и, возможно, Мать отзовется на твои молитвы.
Торонн вздохнул — кажется, вокруг вообще никто не верит в возможность того, что он не забудет Эрика. Только они вдвоем… Или Эрик тоже не верит? Кто знает, может, вампир так хорошо притворяется. Нет, он бы учуял. Со свадьбы Оши и Алмары Эрик перестал прощаться с ним каждым поцелуем. Значит, поверил в возможность быть вместе! Надо найти Эрика. И сказать ему…
— Я тебя так обожаю, клыкастое ты чудовище!
Эрик, читавший какую-то книгу, взятую в библиотеке, поднял голову и тепло улыбнулся:
— И я тебя, мое рогатенькое.
О том, что Эрик просто все для себя решил, единорог не подумал.
Перед Торонном встала дилемма. Ему хотелось показать Эрику столицу зимой, но он понимал, что вампир уже все это видел, а находиться в одном замке с Ланнином ему морально тяжело. Слова жреца о выгоревших чувствах нашли свое подтверждение: князь, хоть и не морщился при виде вампира, но ни единого теплого чувства к нему не испытывал. Ни капельки. Даже дружеского расположения. Эрик чувствовал это и с каждым прошедшим днем все больше замыкался в себе, все реже улыбался, оттаивая только в объятиях Торонна.
— Давай, вернемся домой, — сказал Торонн. — Там Сэй за свинкой бегает. Лед вдогонку носится. Наверное, это забавно. Опять же, у нас там сын… за гномкой ухаживает.
— Но ведь ты хотел остаться здесь подольше? — Эрик удивленно посмотрел на него, хотя в душе поднималась волна благодарности.
— Я передумал. Тут нет весело хрюкающей свиньи… И Далиэна… И я скучаю по пиву в таверне.
— Хорошо, Тор, уезжаем.
— Я оставлю родителям записку.
— Нет, так нельзя, — воспротивился вампир. — Попрощайся с ними и объясни, почему уезжаешь, чтобы не оставлять недопонимания и обид.
— Ладно. Я быстро. В конце концов, причин меня задерживать у них нет.
Эрик кивнул и принялся собирать вещи. Сам и в конюшню отнес, и лошадей оседлал. Прощаться с князем и княгиней у него не было никакого желания. Княгиня Налия, конечно, оказалась весьма душевной женщиной, но и только.
Торонн пришел через четверть часа.
— Едем.
Выглядел единорог… разозленным, видимо, прощание прошло не слишком-то гладко. В себе держать это он долго не смог, как и всегда.
— Нет, ты представляешь… «Ладно, пока можете, развлекайтесь». Фр-р-р-р!
Эрик просто протянул руку и сжал его плечо.
— Не обращай внимания. Они не верят, но верим мы. Значит, все получится.
— Все просто обязано получиться.
А с башни замка за ними, уезжавшими прочь, следил князь, и ему казалось, что часть его души, полсотни лет назад вмещавшая в себя что-то очень важное, выгорела в пепел. И пепел этот горек и невесом, но никаким ветрам перемен и никакой радости не смыть его и не развеять.