Глава третья
НАПОМИНАНИЕ О МОЁМ ЛИЧНОМ ГЕРОИЗМЕ.
Папа с мамой нам звонили, по праздникам присылали открытки. Бабушка им, как научным работникам, по будням посылала деньги. Все были довольны друг другом.
Летом я поняла, по отношению ко мне односельчан, что героизм мой стал тускнеть. Самолюбие было попрано. Меня никто не замечал, я решила о себе напомнить. Как я рассказывала, бабушка доверяла мне гулять по всей деревне. Я даже в лес ходила в сопровождении моей кормящей «матери» Чертовки и кавказца Шавки. Наша коза не знала сказку о бабушке и козлике, который ходил в лес и его там сожрали волки. Если бы нашей Чертовке повстречались волки, от них остались бы только прикроватные коврики, попорченные рогами. Я собирала в лесу ягоды, коза щипала травку, а сытый Шавка просто валялся на солнышке, мы славно проводили время. В один из своих походов в лес, я нашла глубокую яму, любопытство погнало меня её исследовать.
Внутри яма оказалась землянкой. Землянка была выложена брёвнами, внутри был сколоченный из досок лежак, а вход в этот подземный домик, был закрыт обветшалой дверью и весь зарос кустами. Мне этот домик понравился и сразу родился криминальный план. Теперь я знала, как мне вернуть внимание моих односельчан.
В конце лета к нам приехали мама и папа. Они опять опоздали на мой день рождения. Мама никак не могла забыть, что я явилась в этот мир, раньше на месяц и любила праздновать мой день рождения во время положенного природой срока, на целый месяц позже. Подарки родителей меня не вдохновляли. Их куклы, мишки, мартышки, уже не влезали в бабушкин сундук и после их отъезда в город, я тащила всё это зверьё на деревенский аукцион. Деньги заменялись яблоками, грушами, сливами и даже сладкой морковкой. И все были довольны.
В этом году родители приехали в сентябре, в пятницу. Дни стояли тёплые и красивые. Многие деревья были покрыты красными и жёлтыми листьями, и земля укрылась разноцветным ковром.
День моего рождения, второй по счёту, праздновали в саду. Дети, приглашенные на праздник, наелись, получили сладости и стали играть в прятки, вот и я спряталась. Ушла далеко в лес, к своему найденному подземному домику, натащила в него множество листьев и с полным животом, который я набила на празднике, улеглась спать. Спала я долго и сладко, а в это время в деревне уже был полный переполох. С праздника пропал ребёнок!
В то время детей ещё не крали за выкуп, они просто терялись и маньяки проживали в основном по городам, на лоно природы их как-то не тянуло. И вдруг такое! В тихой благополучной Лыково Драново, в благозвучном колхозе «Буревестник», где живёт знаменитая целительница, колдунья и вещунья баба Фрося, вдруг такой конфуз.
Ночью не спали все. Мама билась в истерике, папа непрерывно курил и не знал куда бежать. Бабушка сказала, что потеряться я не могла, (уж такая я!) коза Чертовка и пёс Шавка молчали. Они были посвящены в мою тайну, но делали вид, что « ни сном, ни духом!», коза спокойно щипала травку и путалась под ногами орущих людей. А Шавка повернулся мордой внутрь будки и проветривал свой хвост.
Решили, что я уехала на машине в город, вечером туда уехали отдыхающие горожане, или меня, как чудо природы, всё же похитили. Цыгане табором у нас не стояли уже лет пять, побирушки через нашу деревню не проходили. Всё озеро прошли вдоль и поперёк, оно у нас было по горло самому низкорослому мужику.
На следующий день, вечером, бабушка разложила на меня карты, выходило, что я жива, здорова, даже сыта и весела. Значит, уехала в город. Были посланы в город гонцы, вернувшись те сообщили, что никто меня в город не увозил. Деревня не спала вторую ночь. Зажгли факелы, и пошли искать в лес. Дошли почти до моего домика, я к тому времени доедала последний пряник из своей торбочки, в которую я сложила провизию, поэтому я была ещё сыта и хотела поспать без помех.
У меня появился дружок, ко мне забежал маленький зайчонок, ему крупно повезло, у меня оставалось ещё яблоко и морковка. От огрызка пряника он отвернул свою мордочку и даже вроде обиделся, фыркнул оскорблённо мне в руку, но от яблока и от морковки не отказался. Съел, благодарно улёгся мне на грудь и засопел. Я была не одна, мне не было скучно, была сыта, а толпа народа с шумом, грохотом и вонью горящих палок, унеслась в обратном направлении. Мы с зайчиком сладко спали, охраняя друг друга.
На утро второго дня, после двух бессонных ночей, председатель решил вызвать дивизию пехоты, что стояли километров в десяти от нашей деревни. Он решил, что всю дивизию, конечно, не пришлют, деревне их не прокормить, а полроты деревня осилит. Военные подумают, и, может, придумают какой-нибудь стратегический план.
Бабушка попросила председателя не пороть горячку и взяла поиски полностью в свои руки. Она заметила неправильное и, прямо скажем, нахальное поведение Шавки и Чертовки. Одна воротила морду от всех и не проявляла своего вечного желания с кем-нибудь пободаться, второй никому не смотрел в глаза и всё время прятал морду в глубине будки. Бабка дала пендель козе, выгнав её из загончика, поставила перед собой, как »лист перед травой», за хвост вытащила Шавку и поставила перед собой,
-Стоять смирно и смотреть мне в глаза, морды не отворачивать, когда я с вами говорю, зная свою внучку и ваше к ней отношение, в виде покрывательства её хулиганств, и укрывательства от наказания! Приказываю идти туда, не знаю куда и привезти домой то, знаю что! Но не знаю, как это «что» цивилизованно назвать. Выполнять без промедления! И бегом! Или вас обоих на месяц лишу всего вкусного, а этой мелкой засранке скажите, что мой терпенье лопнуло, и она уедет с родителями домой в город!
Мама, бившаяся два дня в истерике, по поводу моей пропажи, упала в обморок, от сомнительного счастья, забрать меня к себе. Папа не знал, как выказать свою бурную радость, он просто пошёл и допил оставшиеся с праздничного веселья, полбутылки коньяка. Так как он не умел пить, то уснул, не дойдя до дивана, на медвежьей шкуре.
Шавка и Чертовка не стали препираться с бабулей, галопом унеслись в лес. Они-то знали, где я могу быть.
Мой сладкий сон прервал стук в дверь, это билась рогами Чертовка, и громкий, возмущенный лай Шавки. Проснувшийся Лесик (я так назвала зайчонка) забрался мне под фартучек и мелко дрожал от страха. Я переложила его в свой рюкзачок и успокоила. Открыла дверь и сразу стала ругаться, вспоминая и вытаскивая на свет божий слова скотника Пантелеймона. Дорогие моему сердцу коза и пёс застеснялись таких выражений, стояли, опустив головы и уперев взгляды в землю. Я опомнилась от собственной несправедливости и попросила у них прощения. Оба тут же опустились передо мной, подогнув лапы, приглашая сесть на одного из них верхом. Я это проделывала часто, разъезжая на одной или другом по деревне. В этот раз выбрала козу - удобней сидеть, держась за рога. Мы дружно двинулись к дому, зайчик в торбочке, я верхом на Чертовке, Шавка сзади, в охране.
Радости при виде нашего кортежа было столько, что никто не ворчал и не ругался. Чертовку кормили отборными листиками капусты, а председатель сам притащил для Шавки огромный кусок мяса. Председатель радовался экономии, не надо будет кормить полроты солдат. Бабушка сказала, что она и не сомневалась в хорошем исходе,
-Моя внучка в воде не утонет, в огне не сгорит.
Как в воду глядела, но это потом, мне ещё надо дорасти до этих событий, когда бабушкины слова сбудутся.
Мальчишки хлопали меня по плечу, выражая восхищение моей смелостью, девчонки поджимали губки и глупо хихикали. Потом всем захотелось узнать, где мог два дня и две ночи находиться маленький ребёнок. С моего разрешения Шавка показал найденный домик. Оказалось, что это землянка партизан, там же нашли тетрадь с записями командира отряда. Весь отряд погиб и не было сведений, о последних днях их жизни. Понаехало много важного народу, все ходили смотреть на землянку и заодно на меня. Опять я получила статус героя, на целый год. Я раскрыла дело о гибели отряда партизан. Бабушка гордилась мной безмерно. А председатель подарил мне "от имени и по поручению" трёхколёсный велосипед. Я его тут же передарила соседу Вовке, с условием давать кататься всем желающим. У меня уже был свой транспорт - четырех копытный и четырех лапный. Бабушка из подушки и ремешком сделала мне седло.
Только родители не оценили моего подвига, быстренько засобирались в город, забыв меня ещё на год и прихватив от бабушки отступные, в виде пухлого конверта.
Зайчонок прижился, бегал по двору, никого не боялся, а на ночь прибегал ко мне под бочок, спать. Даже кошка Плутовка, позволяла ему лежать рядом с собой на диване.
Потянулись дождливые дни осени. Потом пришла зима со снегом, санками, Новым годом. Я уже редко просила бабушку рассказывать мне сказки, сама читала те сказки, где было много рисунков и большие буквы. Я любила сидеть у горящей печки, смотреть на огонь и рассказывать своим хвостатым друзьям свои собственные истории. Им нравилось, они меня понимали.
Так я росла и взрослела, помогала бабушке, размельчала в ступке травы и ложкой размешивала их в большой миске. Бабушка говорила мне, где какая травка, когда её надо собирать, с какой мешать и от какой болезни лечить. Тогда я мало что понимала, ещё меньше запоминала, но с годами научилась и твёрдо запомнила.
А на улице заплакали сосульки. Это не был грустный плач, сосульки весело капали и звенели. Солнышко стало припекать, дети бегали в резиновых сапожках по лужам, бросались последними снежками и радовались весне. Вытащили старых воздушных змеев, бегали по деревне, запуская их в небо. С каждым днём солнце светило ярче и горячей. Деревья зазеленели листиками, травка приглашала полежать на её шелковистом коврике, даже злые собаки подобрели. Дети плескались в озере, оно раньше было большим и глубоким, даже в жару вода в нём была холодная, видимо били подземные ключи. Потом озеро потеплело, измельчало и стало вотчиной детворы, они прыгали с мостков солдатиком (вниз головой было строго-настрого запрещено), а вечерами молодёжь облепляла мостки, пили домашнее пиво, пели песни. С годами песни меняли содержание – улетели журавли, камыш перестал шуметь, даже Бессаме мучо вернулось в Аргентину. Все поголовно пели Битлов, Джо Дассена и хрипели под Высоцкого.
Наше поколение ничего не пело, мы находили себе забавы получше. В нашу деревню повадились ездить отдыхающие. Дети из города собирались своими стайками и не приглашали в свои игры деревенских.
В соседский с нами дом приехала целая семья, состоящая из мамаши, няньки и трёх разнокалиберных детей. Младший ребёнок, неопределённого пола, был весь замотан в пелёнки, сосал мамину сисю и целый день спал в саду в детской кроватке под марлевым покрывалом. Не дай бог, на ребёнка муха сядет, или пчела залетит, чем интересно он там дышал, не понятно. От недостачи воздуха он спал сутками, как суслик. Девчонка, моя ровесница, ходила за ручку с нянькой, на травку садилась, только когда ей два одеяла подстилали. Когда мы её звали с нами поиграть, она даже голову не поворачивала в нашу сторону. А с мальчишкой, которому было уже шесть лет, у нас начались военные действия, с первого дня его приезда. Он выезжал на улицу на немыслимом, по красоте, велосипеде. У велосипеда было два больших колеса и два маленьких, на руле, кроме звонка, был ещё гудок, а сзади маленькое запасное седло с корзиночкой (наверное, кошку возить). Ребята обрадовались такой новинке. Мой, подаренный Вовке, велосипед имел уже очень неприглядный вид, и вся окрестная ребятня надеялась покататься на этом блестящем чуде. Но парень тут же пресёк все поползновения на его транспорт. Он сказал, что «мама не разрешает ему никому ничего давать» и дружить с нами он не будет. План мести в моей голове созрел сразу. Выведя из стойла своего боевого коня, то есть козу Чертовку, оседлав её, удобно устроившись на привязанной подушке, всунув ноги в верёвочные стремена и крепко схватив «коня» за рога, я стала галопировать туда-сюда по улице. Носилась перед самым носом у противного мальчишки, его даже звали по-дурацки Эдуардиком. Этому идиоту захотелось показать, что он пуп Земли, он взял здоровенную хворостину и треснул мою Чертовку по заднему месту. Напрасно он это сделал! Чертовка развернулась, опустила морду вниз, выставила рога, как вилы и полетела прямо на зарвавшегося чужака. Оказалось, что он здорово бегает. Моё торможение не давало эффекта, коза продолжала нестись за парнем. Парень нёсся к своим воротам, оставалось каких-то пять метров до спасительной калитки. Эдуард задел за какую-то валявшуюся корягу, пропахал последние метры на брюхе и, глупой башкой, распахнул калитку. Он так орал, что вся семейка в полном составе, принеслась на выручку, даже вечно спящий младенец проснулся и заверещал, как поросёнок. Чертовка без понуканий остановилась, как вкопанная (благородство было у неё в крови, она никогда не била лежачего). Парня поставили на ножки, оказалось, что одна из двух, у него вывихнута. Так он ещё стал врать, что мы хотели у него украсть велосипед, а потом набросились на него,
-И эта плохая девчонка, и её коза хотели меня убить!
Орала мамаша, орали нянька, девчонка, младенец, но громче всех орал этот Эдуардик. На галдёж прибежали дети и старухи, (весь народ был на полевых работах) все стали заступаться за меня и за Чертовку. Эдуардова мамаша сказала,
-У вас тут круговая порука, я вызову на вас милицию и пусть органы с вами разбираются. Изувечили ребёнка, а я вам не кто-нибудь, я жена большого человека, просто так я это не оставлю, - и послала няньку в сельсовет, звонить в больницу, вызвать скорую помощь. Как же, захотела, сюда и медленная не ездит. Кто-то сбегал за моей бабулей, та быстренько вправила мальчишке лодыжку, а его мамаше мозги. Посоветовала сидеть всей семейкой во дворе и не лезть «со своим уставом в наш монастырь». Бабуля взяла под уздцы моего «коня» и меня, на нём верхом, отбуксировала нас в стойло, посоветовала мне посидеть там и подумать о своём поведении. Я долго думала, до обеда, но путного придумать ничего не могла.
-Я не виновата – он сам дурак! – объявила я бабушке за обедом.
Она поверила и согласилась со мной. На следующий день я, со своими друзьями Вовкой и Витькой сидела на мостках у озера, рассказывала им страшилку о чёрном человеке в чёрном лесу. У мальчишек от страха по рукам бегали мурашки и закатывались глаза. В то время, когда мы полностью были заняты страшилкой, к нам подкрался мерзкий Эдуард и столкнул меня в воду. Я сразу, как кирпич пошла ко дну, и решила утонуть Глубина там была даже Вовке с головой, а плавать я не умела. Но, через секунду, подумав о бабуле, Шавке, Чертовке, Плутовке и Лесике, я встала на ноги и пошла пешком на берег. Вода была чистая, я видела столбики, на которых стояли мостки и от одного столбика до другого дошла до берега. Силы меня покинули, и я свалилась в траву на бережку. За время моего путешествия по дну озера, Витька с Вовкой носились по деревне и орали, что городской парень меня утопил. Сам Эдуард спрятался дома, наверное под подолом у няньки, и молчал как рыба. Свободный от работы народ бежал к озеру. Все стали прыгать в воду и обшаривать дно. Кто-то предложил принести сеть, пойти строем – меня вылавливать. Я лежала на берегу в высокой травке и следила за своим «спасением». Шум стоял неимоверный. Несколько собак с диким лаем, бегали вокруг спасателей, норовя ухватить кого-нибудь за руку или за ногу. В общем, мне всё это понравилось. Какой-то доброхот сообщил моей бабуле, что я утонула, и меня ищут, в мутной к тому времени, воде. Первый раз в своей жизни я видела, как моя бабуля плачет, глаза её выражали ужас, и слёзы крупными каплями текли из глаз. Тогда я встала, подошла к бабушке, положила свою руку в её ладонь. Бабушка удивлённо посмотрела на меня, брови полезли наверх, глаза округлились, и вдруг она без сил опустилась на землю, схватила меня в охапку и заплакала в голос. Потом была выясняловка. Народ удивлялся, как это я додумалась пешком по дну выходить. Я им доходчиво объясняла, что если бы я барахталась, то потеряла бы силы и уж точно не дошла до берега. Ребята с перепугу все удрали, а я поняла, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, и пошла пешком, что же тут непонятного. Так сбылось предсказание бабушки, что в воде я не тону. Мамаша Эдуардика целый день бегала к бабушке и просила прощения. Сына она так выдрала хворостиной по голой ж..(ну вы сами понимаете), что он неделю не мог присесть. Но лично я решила ему отомстить, прощать таких негодяев нельзя.
На краю деревни было кладбище, вернее их было два. Одно, где хоронили деревенских, а другое заброшенное, там, наверное, хоронили лет двести назад. Там, если покопаться можно было откопать череп или кости рук. Я придумала, как напугать этого Эдика до умопомрачения. Рассказала свой план Вовке и Витьке, но впервые мальчишки со мной не согласились. Они сказали, что школа на лето закрыта, а в школе имеется цельненький скелет, чистенький и не страшный, »старшие мальчишки ему даже зажжённую сигарету в зубы суют. И мы решили организовать экспедицию в школу по добыванию скелета. На месте решили, что целый скелет нам не нужен, хватит черепа, кистей и стоп. Скелет был сборный, мы, не сломав ничего, нагрузились черепом и конечностями.
Ночью наша тройка удрала из дома и собралась около забора нашей соседки. Череп привязали бинтами на длинную палку с перекладиной, внутри черепа зажгли фонарик. На перекладину повесили простыню, проделав в ней дырку, сами тоже прикрылись простынями. Вовка, как самый большой и сильный, взял палку с черепом, мы с Витькой, по паре конечностей. Со всем этим, залезли на скамейку, под окном комнаты, где спал Эдуард с сестрицей и нянькой. И завыли страшными голосами на три глотки, при этом стуча костями в оконные стёкла. Всё это было освещено луной и фонариком в черепе. Что произошло дальше, трудно описать.
Всю ночь вся деревня стояла на ушах. Эдичка заикался, нянька тряслась, как осиновый лист, девчонку отпаивали чаем с валерьянкой. Мы все трое, сложились вчетверо, в будке Шавки (он закрыл нас своей широкой спиной), вообще-то нас никто и не искал. Нянька говорила, что это скелеты стучались к ним в окно, ей, естественно, никто не верил. Одни говорили, «приснилось, наверное», другие сомневались, «как это всем троим одно и тоже снилось, третьи были убеждены что это «тёмные силы наказывают за грехи». В общем, все в деревне, которые проснулись, до утра обсуждали это происшествие. А не следующий день, после обеда, за отдыхающими приехала большая чёрная машина, и вся семейка благополучно покинула нашу деревню. Это была наука всем другим отдыхающим, горожане перестали строить из себя высшее сословие и перемешались с местными в общей массе. И взрослые, и дети подружились, у них сразу нашлось много общих интересов. Череп и кости мы незаметно вернули в школу на место, правда, немножко в спешке перепутали: кисти рук подвесили к ногам, а ступни ног – к рукам.
В это лето у нас в деревне было ещё одно происшествие. В соседней деревне была свадьба и два вдребезги пьяных парня, сагитировали жениха и ещё пару балбесов, пойти на пасеку, принадлежавшую нашему колхозу и утащить там улей с мёдом. Всё было бы хорошо, но пчёлы так озверели, что вся лихая пятёрка понеслась к себе в деревню, здорово покусанные, с распухшими рожами. А невеста не признала своего несостоявшегося мужа и убежала ночевать к своей маме. А пчёлы терроризировали обе наши деревни ещё два дня. Работы стояли, люди не могли выходить на улицу, даже животных не выпускали, все ходили распухшие с головы до ног, спастись от укусов не удавалось даже в закрытых домах. И через пару дней, под предводительством пасечника, пчёл угомонили дымом. Вышедшие наконец на улицу люди долго веселились, глядя друг на друга. Других ярких событий в это лето больше не было.
Люди много и дружно работали, молодёжь с охотой помогала старшим. Урожай в этом году удался на славу, молодёжь накупила себе мотоциклы, а у некоторых появились даже машины. Дети росли, хулиганили, в общем, жили и довольно неплохо.
Поздней осенью, с опозданием на два месяца, после уже отпразднованного моего дня рождения, приехали мои родители. Я решила их не пугать и не огорчать, вела себя, как очень воспитанный ребёнок. Не носилась верхом по деревне, не шлялась по лесу, не тонула в озере. Даже позволила надеть на себя жуткое розовое платье с кружавчиками и повязать на свои роскошные рыжие патлы, огромный бант. Бабуля, которая за мои волосы и веснушки, рассыпанные по всему лицу, звала меня помесью кикиморы и лесовика, вдруг подобрела и сказала, что я похожа на золотистого ангелочка (не знаю, что хуже, кикимора, или ангелочек). Я тут же решила, что после отъезда родителей платье и бант я ни за что не надену. Вот побегаю в этих тряпках в кустах чертополоха, и надевать больше будет нечего!
Родители, в этот приезд, мною были очень довольны. Сказали, что я взрослею и умнею. Папочка мой стал главным звездочётом, а мамочка разыскала какую-то неизвестную песню и защитила на ней диссертацию, но от большого учения стала плохо видеть и надела на нос очки. И зачем столько учиться, если к тебе начинают цепляться всякие болячки? Бабушка опять их очень обрадовала, тем, что я ещё мала и не окрепла для городской жизни.
Наступила осень, пошли холодные дожди, и мы больше времени проводили дома. Я уже хорошо читала сказки, даже с маленькими буквами, писала родителям открытки, на письмо у меня не хватало фантазии (вернее фантазии у меня было слишком), но мои, не привычные ко мне, родители, не смогли бы оценить их (фантазии) по достоинству. Поэтому я берегли их нервы, до поры, до времени. Ведь когда-нибудь мне всё же придётся поехать в город, жить с родителями и учиться в городской школе. Но я ещё не задумывалась о столь печальном событие, ожидавшем меня впереди.
К зиме мне купили лыжи и шлейку для Шавки, этой зимой Шавка будет ездовой собакой, а я – чукчей. Если повезёт, бабушка купит мне ездовые нарты, и я буду катать друзей по деревне, в общем, жизнь сулит много интересного.
С осени бабуля была очень занята, народ валил валом, и подарки уже не вмещались в доме. Один знаменитый музыкант, вылеченный бабулей, решил приобщить меня к великому и прекрасному, приволок нам новенькое немецкое пианино. В нашем клубе пианино было старым и дребезжащим. Учительница музыки, она же директор клуба, она же режиссёр народного театра, она же дирижер деревенского хора, давно жаловалась на ужасающий звук, издаваемый этими музыкальными дровами и просила купить ей новый инструмент. Бабуля подарила наше пианино клубу, а с Валентины, учительницы и директора в одном лице, взяла обещание научить меня играть. Теперь я, каждый день на час, отправлялась на музыкальную каторгу. И ко всеобщему удивлению оказалась способной ученицей, на новый год мне доверили, перед большим скоплением народа, выйти с сольным выступлением. Я даже пыталась петь, но выходило что-то невообразимое. Бабуля говорила, что пою я «мотивно, но слушать противно», ну не больно то и хотелось. Но если честно, мне моё пенье нравилось и Шавке тоже. Он всегда мне подпевал, мы входили в раж, выли в два голоса, особенно хорошо получалось при полной луне. Но не все ценили наше пение, Чертовка протестующе мотала башкой, а Плутовка шипела, как рассерженная змея. Ну, на всех не угодишь. Зато бабушка и Лесик терпеливо слушали и не наводили критики.
На Новый год в Народном театре, готовили весёлый спектакль, роль домового поручили мне. Звали меня «Нафаней», намочив мне волосы сладкой водой, и поставив их дыбом, сказали, что меня даже гримировать не надо, немножко испачкать сажей и я – готовый Нафаня. Роль доставила мне огромное удовольствие, я получила за неё рукоплескание зрителей и кучу подарков. Я почувствовала себя большой артисткой, долго ходила, гордясь, и высоко задрав свой курносый нос.
А весной, в первый раз в своей жизни, я поехала в город. Мы с бабушкой, сели на мотоцикл, она верхом, я в одеяле и подушках – в коляске. Животных мы оставили на попечение бабушкиной подружки, та была безмерно рада удрать от своего большого семейства и пожить в тишине и покое. Животные не выказали неудовольствия, знали её давно и любили за добрый характер. Бабушка приколотила к забору большой фанерный лист и масляными красками написала «отпуск на месяц, по семейным обстоятельствам, просьба, за это время никому не болеть и не желать зла ближнему». Телефон отключили, а то он не дал бы бабе Анфисе покоя, и мы с бабулей отбыли в славный город Великий Новгород. Чё мы там забыли, я так и не поняла!
Устроились у мамы с папой в одной комнате с бабулей и испытали уйму неудобств: в комнате две стены были сплошь в полках с книгами и, то папа, то мама, прибегали к нам в комнату. Они часами рылись в этих книжных развалах. На кухне было накурено, хоть топор вешай, иначе, как в дыму, папа не умел думать. Мама утром уходила в свой университет и появлялась только вечером. Бабушка сказала,
-За те деньги, что тебе платят, на работу можно ходить только на пару часиков, а остальное время потратить на семью.
Мама поражалась бабушкиному невежеству и говорила,
-Я работаю не за деньги, а за любовь к науке.
Бабушка отвечала,
-Твою любовь к науке, оплачиваю я!
Мама ещё больше обиделась, маму поддержал папа. Тут уж бабушка обозлилась и сказала,
-А твоей зарплаты хватает только на спички, и даже дым, плотно висящий на кухне, оплачиваю я, - ещё бабуля сказала, - Вам давно пора повзрослеть, становиться нормальными и самим содержать свою семью. И вообще я приехала в город присмотреть себе квартиру. Не за горами время, когда ребёнку придётся идти в школу, а доверить паре научных идиотов воспитание единственной внучки, я не могу!
В общем, наше пребывание в городе в этот приезд ограничилось тремя днями. Бабушка побросала наши вещички в сумку, не попрощалась, не оставила им никакого конверта, мы сели в наш транспорт и счастливо отбыли к себе в деревню.
Город я не увидела, в кукольный театр не сходила, в цирке не побывала и вообще не поняла, чего мы в этот город таскались. Бабушка телефон не включила, вывеску не снимала. Бабушку Анфису уговорила пожить у нас до конца «отпуска», та с радостью это предложение приняла. Старушки ушли в подполье, я была счастлива, со мной рядом, все мои любимые. Папу с мамой я тоже любила, но предпочитала это делать на расстоянии. Наша жизнь вошла в накатанную колею. Впереди маячило очередное лето и мои четыре года. Бабушка всё удивлялась,
-Какая ты большая! Не успеешь оглянуться, как ты станешь невестой – красавицей, -
-Лучше по-другому, - не согласилась я, - Сначала красавицей, потом невестой.
-Может и так, - согласилась бабуля, - Главное не будь дурой.
Ну, чего уж у меня с избытком, так это ума. А вообще быть дурой это когда ума мало, или много? Никакие излишки к добру не приводят. Ничего, подрасту, разберусь.
Этим летом я опять попала в криминальную историю. И, первый раз в своей жизни, не то чтобы соврала, а умолчала о правде. Меня замучила совесть и через некоторое время я во всём призналась бабушке. Бабушка ответила как-то туманно,
-Человек предполагает, а бог располагает.
Честно, я ничего не поняла, но совесть моя успокоилась. Дело прошлое, можно теперь и рассказать.
К нам в колхоз привезли племенного быка. Красавец, «косая сажень в плечах», грудь колесом, а в носу пирсинг. В то время это было редкостью, это сейчас эти кольца люди себе в нос и не только, а во все места, где можно и нельзя суют.
Вот привезли этого красавца, все коровы с ума посходили от такой неописуемой красоты, даже подрались, кому первой в очереди стоять, для свидания с ним. Ветеринар Пафнутий, этого красавца целый месяц у дальних соседей выпрашивал. На чём сошлись? Даже наш председатель не в курсе, но ящик водки пришлось выделить. Заметьте, это в то время как вся страна боролась под знамёнами партии и правительства, за полное искоренение пьянства. Водку и вино в магазинах днём с огнём не сыщешь. Самогонку, для личных нужд, гнали все. В каждом дворе гордились самодельными самогонными аппаратами. Один умелец, даже ухитрился через доильный аппарат вместо молока, самогон гнать. А из-за этой «всенародной борьбы», всем пришлось уйти в подполье. До этого по деревням ездила пришлая милиция и бедные колхозники, не ведавшие о нововведениях, от души угощали приехавших первачами первой очистки. Комиссия пить отказывалась, а найденные бутыли, укладывали в грузовики, самогонные аппараты конфисковывала. Вой стоял «по всей Руси Великой». Интересно, а что комиссия с конфискованным первачом делала. Они там, в городе, наверно все этим первачом упились, а самогонные аппараты сдали в дома народного творчества.
Вот я и мыслю, что за ящик водки, наш ветеринар Пафнутий, от ихнего ветеринара и получил без очереди этого роскошного «стриптизёра». Все наши бабы собрались посмотреть на это чудо и на его способности. Я тоже собралась. Надела яркий красный сарафан, новые красные туфельки и повязала в свои рыжие кудри, огромный красный бант. Но бабушка ни мою красоту, ни мои намерения, не оценила и пригрозила, как всегда, самой действенной угрозой,
-Если попрёшься туда, вечером к родителям отправишься! Детям там делать нечего. Возьми, лучше, книжку и почитай. И нечего смотреть на то, на что детям смотреть не разрешается.
Я очень обиделась. Легла в гамак с книжкой про бедную Золушку и подумала, что если моя мама умрёт, я стану Золушкой. Папа мой жениться на противной бабе, с двумя противными дочками и я точно стану Золушкой. Меня обязательно найдёт сказочный принц и заберёт в свой сказочный замок. Можно будет объедаться мороженым и конфетами и никто не посмеет мне указывать. Хочу - объемся, могу даже лопнуть!
Проспала я до вечера. Бабуля была дома. Народ пришёл с работы, ребята купались в реке – это очень далеко.
Я и решила, пока никто не видит, сходить и посмотреть на быка. Я позвала с собой Шавку и с ним отправилась на ферму.
Бык стоял в загородке, в носу у него красовалось огромное блестящее кольцо. Через кольцо была продета цепь, которая крепилась к стенке фермы. Бык стоял не только спокойно, даже скорей флегматично.
Перед входом в загородку валялся скотник Пантелеймон, в обнимку с большой полупустой бутылью самогонки. Или комиссия забыла конфисковать, или он новую где-то достал.
Пантелеймона оставили охранять быка, он и охранял.
Я застыла от восхищения перед такой красотой. Такого Быка надо на постамент поставить, а не в задрипанную загородку. Это же унижение для таких достоинств.
Я стала ходить вокруг загородки и всячески привлекать внимание быка. Шавка обиделся на меня за преклонение перед чужаком и ушёл к озеру полакать водички.
Всё было спокойно и вдруг бык увидел меня. Вернее разглядел моё красивое платье, огромный бант, всё это произвело на него оглушающее впечатление. Сначала он поднял морду и разинул на меня глаза, потом заревел как бешеный медведь и стал рваться с цепи на волю.
Я знала, что я неотразима, но не до такой же степени. Даже немножко испугалась. Скотник Пантелеймон проснулся и попытался встать на ноги. Это ему не удавалось, его руки были заняты бутылью с самогоном, но извиваясь змеёй вдоль досок загородки, он сумел принять полу стоячее положение.
Лично мне, дергающийся бык, и его дикое рычание совсем не понравилось. Я от него отвернулась и решила, что пора уносить ноги и с достоинством удалилась в сторону озера.
Сзади меня раздался грохот и топот, по меньшей мере, стада бизонов. Я обернулась и увидела, что бык сорвался со своей цепи, разнёс в щепки загородку и несётся за мной. Если бы кто-нибудь засёк время и увидел весь этот бег с препятствиями, я однозначно была бы вписана в книгу рекордов Гиннеса, на первую страницу и даже дважды. Стометровку ещё никто в мире не пробегал за такое время. А то, как я влетела на огромный дуб, почти на самую верхушку, позавидовала бы самая шустрая обезьяна.
Бык добежал до дуба и стал, в горе, биться головой об его ствол. Но дуб, это дуб, ему плевать на какого-то припадочного быка, он стоял как монолит, даже не шёлохнулся.
Ну, я немножечко обнаглела и свесила с дуба ноги, стала строить быку рожи и обзывать его самыми нехорошими прозвищами. Бык пришёл в, просто неописуемую, ярость.
И в это время скотник Пантелеймон притащился к озеру. Подошёл к краю мостков, что б охладить свою горевшую головушку. Бутыль у него из рук выскользнула и упала в воду. Пантелеймон встал на четвереньки, стараясь разглядеть в воде свою душевную утеху.
Бык, видя, что до меня ему не добраться, изменил направление и понёсся по мосткам к Пантелеймону. От яростного удара, башкой быка в зад, скотник улетел на середину озера. А бык, разворотив все мостки, с утробным воем свалился вместе с обломками в озеро.
Шум всего этого представления донёсся до деревни и собрал огромную толпу.
Прибежавший ветеринар успокоил быка уколом и увёл с собой на ферму. Народ выловил обломки досок от мостков и нашёл целёхонькую бутыль самогона. Кто-то увидел посредине озера, надувшуюся парусом, рубаху скотника.
Его выловили, но он уже утоп и возвращаться в этот мир не желал. Жена скотника, с его пятью детьми, были совсем не расстроены. Старший даже сказал: «бог дал, бог взял», жена сказала, что «всё делается к лучшему», а младшие ничего не говорили, просто жались друг к другу.
Факт утопления скотника должна была расследовать милиция. Они и расследовали. На заду у Пантелеймона была обнаружена огромная гематома, то есть синячище на всю задницу, а в голове сильнейшее сотрясение мозгов, хотя по голове его никто не бил. В общем, его увезли на полное обследование.
Когда народ разошёлся, я слезла с дуба и удрала домой. А через два дня пошла помогать следствию. Я пояснила, что злой бык треснул башкой по заднице Пантелеймона с такой силой, что у того сотряслись все мозги, и, так как они у него все сотряслась, он и утонул. Все удивились, что всё так просто разъяснилось.
За то, что я помогла раскрыть это запутанное дело, меня похвалили при всех на собрании в клубе, и наградили огромной коробкой шоколадных конфет, да ещё целый пакет россыпных конфет дали.
Конфеты достались всем нашим ребятам, даже бабушке одну принесла.
А народ долго удивлялся, как это ребёнок смог распутать такое запутанное дело. Только бабушке я призналась во всём. Она меня не ругала (как всегда), только долго смеялась, а отсмеявшись, спросила,
-Что из тебя вырастет?! - но ни я, ни она тогда этого ещё не знали.
А в этом месяце у нас событие! Соседский парень Стасик, старший брат Витьки, доконал мою бабулю, нет, не в том смысле, что вы подумали. Он вернулся из армии и ему стало не престижно гулять со своей подружкой пешком. У его друга Сеньки был новенький мотоцикл «Ява», но без коляски, а у бабули был «Иж», но с коляской.
Стасик приставал в моей бабуле ещё до армии, а уж когда вернулся, совсем не давал бабуле проходу. Бабуля подумала-подумала и решила, что парню, у которого денег нет, родители тем более денег не дадут. Решила, что она отдаст ему мотоцикл дёшево и в рассрочку. Но поставила ему условие, что он перестанет болтаться без дела и срочно садится на трактор и зарабатывает деньги. Деньги же, которые он будет отдавать за мотоцикл, бабуля будет откладывать ему же на свадьбу.
Наташка, Стаськина подружка с детства, честно ждала его из армии, закончила техникум и стала работать воспитательницей в нашем детском саду (детей в то время было ещё много).
Вот и будет им двойной подарок, и мотоцикл и деньги на свадьбу. Я решительно поддержала идею бабушки, тем более что Стасик никогда меня не обижал, не обзывал «рыжей-бесстыжей», а всегда говорил, что я «золотая зоренька»! А из армии Наташка получала от него письма, где он просил «поцеловать меня в носик». В общем – отличный парень. Жаль, что я маленькая, а то точно отбила бы его у Наташки.
Но у меня возник вопрос, на чём же будет ездить бабуля?
На мой вопрос она хитро сощурила глазки и ответила,
-В воскресенье тебя ждёт обалденный сюрприз.
В субботу бабуля уехала в город, на меня оставила весь наш животный мир, я уже большая, настоящая бабушкина помощница и оставаться одна совсем не боюсь. Можно просто поваляться на диванчике и посмотреть на сумасшедший дом на экране, там взрослые дяди и тёти делили между собой свою страну. Бабушка на всё это говорила,
-Нас всех ждёт если не конец света, то уж всеобщий бардак.
Я ничего не понимала, но было интересно, как взрослые люди дерутся, плюются и таскают друг друга за волосы. Но в этот вечер ничего интересного не было, я выключила телевизор и пошла спать.
Ночью мне приснился мой любимый сон: я лезла высоко, на самое большое дерево, внизу бегали люди, маленькие дети плакали, все боялись, что я сейчас упаду и разобьюсь, но я-то знала, что не упаду. Я смело становилась на край ветки и бросалась вниз, но не падала, а летела, легко и радостно. Я пролетала над всеми и улетала в небо. Оно было тёмно-синее, всё усыпанное звёздами и месяц смеялся вместе со мной. А звёзды звенели, как тысячи колокольчиков. Месяц приглашал меня сесть к нему в лодочку, я садилась в устланное облаками дно и мы катались по всему небу. Просыпаться не хотелось, сон я запоминала так, как будто всё происходило на самом деле. Я твёрдо верила, что когда я умру, то буду жить среди звёзд. Бабушка со мной соглашалась и говорила,
-Если за все, отпущенные на земле тебе годы, ты не сделаешь ничего плохого, то обязательно попадёшь туда, в своё космическое счастье.
Обязательно буду всю жизнь стараться не делать гадостей, даже если очень захочется.
Утром я выпустила Чертовку из загончика, накормила её и Лесика капусткой и морковкой, налила Плутовке молочка и положила творожку со сметанкой. Шавке дала большой кусок мяса. Накормив свой «животный мир», села и сама завтракать на скамеечку перед домом. Я с удовольствием ела чёрный хлеб, запивала из большой кружки молоком, для полного удовольствия, макала хлеб в мёд. Что ещё человеку надо для счастья!
День тянулся медленно. Ни бабушки, ни сюрприза не было. И вот, в конце улицы, в толпе детворы, замелькало что-то ярко-красное и блестящее. Пыль стояла густым туманом. Моё любопытство не имело границ. Чертовка даже присела на задние ноги. Кошка влезла на забор, чтобы лучше видеть, только Шавка был ко всему равнодушен, открыл один глаз и снова закрыл.
И тут, из пылевого тумана к калитке подкатила роскошная красная машина, вся в блестящих штучках. У нас в деревне было несколько машин, но такой – ни у кого!
За рулём сидела женщина, с короткой модной стрижкой и в тёмных очках. Когда она вышла из машины, все уставились на красивый коричневый брючный костюм и на короткие белые сапожки, которые были у неё на ногах. Народ, от мала до велика, и я в том числе, разинули рот и глаза.
Все гадали, какая иностранка к нам заявилась. Может это шпионка? В городах их полно расплодилось и почти все россияне, которые знали хоть какие-нибудь стратегические секреты, торопились их продать. В нашем колхозе секретов нет, ни военных, ни гражданских. Значит это какая-то иностранная миллионерша, или привезли кому-то наследство. Все ждали, кому это радость привалила.
Женщина сняла очки, провела по красивой причёске пятернёй… И оказалась моей бабулей!
Я так вытянула голову, сначала от любопытства, потом от удивления, что свалилась физиономией прямо в, обглоданную Чертовкой и обсыпанную дорожной пылью, траву.
Бабушка вежливо поздоровалась с соседями, потерявшими дар речи, взяла меня за шиворот и трясла меня до тех пор, пока не осыпалась вся грязь. Потом шлёпнула меня по заднице и отправила мыться и переодеваться.
-Когда приведёшь себя в порядок, повезу тебя кататься. Можешь прихватить с собой парочку друзей.
Во время войны, а это тысяча лет тому назад (по крайней мере, для меня), моя бабуля водила грузовую машину, могла заменить тракториста и, если бы было нужно, могла бы водить и самолёт. Нет, вы представляете! Какая у меня бабуля! Уникум и красавица! Я ею страшно гордилась. Бабушка сказала,
-Теперь у нас есть возможность поездить по стране. Ты уже большая девочка, а кроме деревни ничего не видела. А ещё мы будем ездить в круизы (это наверное, по кругу).
На общем собрании мы решили уделить себе целый год на путешествия. Поедем во все самые большие города нашей страны. Планы по путешествиям у бабушки были огромными. Я их быстро охладила и резко сузила,
-В первых - с кем это мы на целый год оставим своих четвероногих друзей, во вторых - за год они с тоски сдохнут. Лучше отвези ты меня в наш Великий Новгород. Покажи мне город, кремль, площадь, где люди вече проводили, в цирк и кукольный театр. А ещё отвези меня в планетарий. Я тебе там покажу места, где я на месяце летаю.
-Ладно, - сказала бабуля, - Ты умная девочка и более рациональная, чем я, старая. А в большие города будем ездить летом. Каждое лето в один город.
-Вот видишь, бабуля, ты ещё и людям нужна со страшной силой, смотри, сколько их заболело за твоё отсутствие. Ты же сама говорила, что тебя судьба благословила, вот и оправдывай.
Бабуля засмеялась, - Время-то бежит! Уже эта рыжая козявка бабушке указывает.
Мы решили взять с собой моих лучших друзей Вовку и Витьку и поехать на два дня в Новгород. Мать уехала за песнями, а отец на симпозиум астрономов. Будет хозяевами жить-поживать в их квартире. Так и сделали. Ну что я буду вам описывать? Вы и сами всё уже сто раз видели. Мне же всё было в новинку и восторг у меня в голове засел на целый год. Правда, цирк мне не понравился. Нет, клоуны, жонглёры и акробаты – это здорово, но зверей мне было жалко. Очень хотелось, что бы они подняли бунт и разбежались по домам. А тигру, который валялся, как кошка и за кусок мяса бегал на задних лапах, я громко сказала, что он – дебил (таких убивать надо, что бы не позорили свой род). Люди вокруг зашикали и засмеялись, а бабуля сказала.
-Не плачь детка, ты права.
После кукольного представления я решила вытащить все свои игрушки и показывать деревенским детям свои собственные спектакли.