- Убили, говоришь? - лицо епископа исказилось.
- Я могу только предполагать...
- За Эрвэ все ответят! - не скрывая своих чувств, прокричал он и, позвонив в колокольчик, вызвал помощника.
Пришёл ещё совсем юный диакон.
- Мне необходимо видеть прокурора, устрой нам встречу немедля.
Поклонившись, молодой человек тут же исчез за дверью.
- Всё, что ты видел и помнишь, изложи на бумаге, - он пододвинул мне перо и чернильницу, - от первого дня до последнего. Мне нужно знать всё. Где были, что видели, с кем встречались, какое мнение было у аббата... Он же делился с тобою своими наблюдениями? Господи, как же это не вовремя! Как несправедливо! - он схватился за голову и удалился, оставив меня в кабинете одного.
Я мог бы и раньше догадаться, что нужно всё описать, но что-то останавливало меня, как будто бумаги эти тоже могут быть опасными. Где те листы, что так скрупулёзно вёл Воин чести? Что теперь с ними стало? Омыло ли чернила солёной морской водою, или их поглотил огонь, принимая из предательских рук убийцы новую жертву? Теперь не дано узнать.
Эх, Эрвэ, Эрвэ, если бы ты мог поговорить со мной?! Но с тех пор, как исчезла Эделина, моя связь с миром духов прервалась. Видимо, она была моим проводником, соединяла меня с потусторонними силами.
Приказ есть приказ, и хоть я устал с дороги и совсем не ел, нужно было постараться исполнить волю Его Преосвященства. Я писал до позднего вечера, то и дело смахивая с лица слёзы. Вспоминать так безвременно ушедшего аббата было тяжело. Только сейчас я начал понимать, как сильно его не хватает. Вспоминались забавные моменты нашего путешествия, о которых писать было не нужно, но очень хотелось. Память наша - сокровищница, а прожитое - богатство, на основе которого строится будущее...
Постучали в дверь. Вошёл слуга и с поклоном оставил на столе поднос с ужином. Кто-то вспомнил обо мне. Взглянув на еду, услышал, как жалобно заурчало в животе. Отварная курица с овощами, что может быть вкуснее для человека, долго не державшего крошки хлеба во рту?! Бутыль красного вина. Надо же! Это всё для меня?!
Первый бокал я выпил до дна, как утомлённый жарою путник в пустыне воду. Утолив жажду, почувствовал, как тепло плавно распространяется по телу, и расслабляет мышцы. Невыносимо захотелось спать. Но я только добрался до середины нашего путешествия. А самое главное оставалось ещё неописанным. После второго бокала в голове просветлело, и я вновь взялся за перо.
Вспоминать встречу с Ренне было приятно, и я не мог быть беспристрастен, описывая его, как пастыря. Он являлся для меня олицетворением того, каким должен быть священнослужитель: настоящим, достойным сосудом Божьим, из которого изливается в мир Божественная любовь и доброта. Его смирение и аскетизм заслуживают не только моего восхищения и одобрения, но и самой высокой награды.
За него я мог поручиться, как за себя самого.
"Мой лучший ученик" - так называл его Эрвэ, а что бумаги хранились в беспорядке, разве же об этом стоит упоминать?! Можно ли считать то прегрешением?.. Зато у того (чьё имя мне даже не хочется упоминать), больше чем уверен, все документы в порядке, отчёты составлены правильно и находятся на своих местах. Но разве от этого он станет хоть капельку лучше, добропорядочнее, правдивее? Я общался с ним мало, но всё же достаточно, чтобы сделать выводы. Распущенность, чревоугодие, пьянство, пособничество контрабандистам... возможно, даже убийство... Из страха ли он дошёл до такой жизни, или по собственной воле? Какая теперь разница? Эрвэ больше нет с нами, и я молю Бога, чтобы виновные понесли справедливую кару и наказание.
Даже не заметил, как уснул, прямо за столом, поставив на последнем листе большую и жирную кляксу. Разбудил диакон, тот самый, что вчера прислуживал его преосвященству.
- Вам бы умыться и привести себя в порядок.
- Монсеньор уже вернулся?
- Нет, их преосвященство отбыли с отрядом жандармов в известное Вам поселение.
- Что же мне делать?
- Довести до необходимой ясности Ваш отчёт и ждать. Вам не велено покидать резиденцию, здесь Вы в безопасности, ведь теперь, Эдуард, вы - главный свидетель.
- Свидетель, ничего не видевший и находившийся в бреду...
Он ничего не ответил, сокрушённо покачав головой.
- Мы все любили аббата, это большая потеря... - но, тут же сменив тему, продолжил, - Вам приготовили апартаменты, если пожелаете, я могу проводить. Мсьё Боссе, обращайтесь ко мне, если что-то будет нужно.
- Вы прекрасно говорите по-французски!
- Благодарю, я половину детства провёл в Париже.
- Париж? О, Париж! Смешно сказать, мне так и не довелось за всю жизнь побывать в столице.
- Очень рекомендую Вам это сделать, когда закончится расследование. Бретань хороша, но что сравнится с Собором Парижской Богоматери? Именно там я понял, что посвящу свою жизнь Богу.
- Как Вас зовут, уважаемый?
- Бернард Жозеф Дюбуа, к Вашим услугам.
- Очень приятно познакомиться!
Я пожал ему руку.
"Когда-нибудь этот малый обязательно станет кардиналом," - почему-то подумал я, взглянув в глаза молодого человека.
Дух его подобен стальному мечу: самоотвержен, дисциплинирован и не лишён высоких амбиций. Блестящий ум не подвергает сомнениям постулаты. На таких столпах и держится Церковь. Недаром сразу же после семинарии он стал секретарём самого епископа, хотя не исключены и связи...
Мы прошли по длинному узкому коридору, по обеим сторонам которого находились двери в гостевые комнаты.
- Часто в этой резиденции собирается епископский совет, и тогда сюда заселяются высокопоставленные гости, - прокомментировал он, - обустраивайтесь, Эдуард. К двум часам пополудни спускайтесь вниз к обеду. Сегодня будет ягнёнок с чесноком в коньяке. Аромат из кухни уже никому не даёт покоя...
Я улыбнулся: ничто человеческое нам не чуждо.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/10/06/918