Добрый день!
Высылаю вам свои стихи.
Я – неизвестный поэт, что нигде и никогда, кажется, не рассматривалось как положительный фактор для принятия положительного решения об их, стихов, публикации; так что, в конце концов, становится понятно, что известный поэт – существо неземного происхождения, так как не может так вот вдруг родиться из поэта неизвестного: с чего бы это?!
Проще даже сказать, что неизвестный поэт – это не поэт, а узурпатор этого звания – или хотя бы слова.
Соответственно, этого субъекта обычно таковым и считают.
После такого рода вступления я вроде бы должен рассчитывать на потрясающий успех, но, как человек разумный, понимаю, что скорее всего всё прочее (то есть мои стихи) должно будет незамедлительно попасть в корзину, а поэтому предварительно фигурально выстелю её нижеследующим уведомлением для того, чтобы подобное хотя бы попало к подобному: это самое меньшее, что я могу для своих стихов сделать.
Моих стихов много. Их много в той пачке бумаги, которая лежит теперь перед вами или же возле вас, если вы эту пачку читаете или хотя бы в раздумье листаете. Все вокруг меня (жена, дети, люди) говорили, что редактор ощутит неуважение к себе, если ему дадут насильно прочесть более пяти стихотворений одного и того же неизвестного поэта. Что даже и по отношению к себе (то есть ко мне, но с моей же стороны: не правда ли, звучит как-то шизофренически?!) это представляется аморальным (тут следовало длинное и виртуозное объяснение, не совсем понятое даже мной, выпускником (вставить название высшего учебного заведения и факультета); последнее указание – грубая попытка саморекламы, тем более что я закончил там всего лишь один курс (или два, или три, или весь, или отменяется) – и даже тот факт, что затем я волей-неволей вынужден был приобрести рабочее происхождение, теперь и здесь, в стране разыгравшегося капитализма, уже меня не красит в приемлемые цвета). Я парировал это утверждение вот каким замечанием:
«Чтобы понять поэта (или, допустим, даже узурпатора этого звания), надо прочесть много его стихотворений, – начал я. – Ведь вполне может оказаться, что первое, второе и даже третье стихотворение редактору не понравится; четвёртое же, пятое и шестое он сочтёт чёрт знает чем вообще. Но уже к седьмому редактор,
«Устав», – сказала жена (дети, люди).
… редактор, устав, склоняется к наипростейшему выбору – прочесть восьмое. Потом он увлечётся – чисто по-детски! А поскольку нормальному человеку, члену социума и семьянину трудно просто так, ни с того ни с сего выбросить в корзину объёмистую пачку бумаги формата А4 (да и уборщица будет не в восторге), хотя физически это и возможно, то он и прочтёт документ до конца. А прочтя, обнаружит что-то хорошее… и, может быть, поймёт, что…»
«Это чистая ….!» – сказала жена (сказали люди).
Я и сам к тому времени начал осознавать лёгкую шаткость своей позиции – но вдруг упёрся, а в результате перенёс тяжёлый жизненный кризис, когда эта женщина стала вырывать уже запечатанный конверт из моих рук, в очевидном намерении вырвать из его внутренностей содержимое и беспощадно фрагментировать его – до сих пор не могу понять, с какой целью! – и довести объём стихоединиц для приемлемой в нетоталитарном обществе нормы; замкнулся, но не сдался; провёл бессонную ночь с конвертом под подушкой; вышел и бросил конверт, наполненный стихами, куда полагается; купил бутылку водки – и вот теперь, совершив этот возмутительный поступок (я имею в виду высылку стихов, а не покупку бутылки), сижу и думаю: пить или не пить? С одной стороны – я не очень-то и пью. С другой же – я позиционирую себя в качестве талантливого поэта (хотя бы потому, что никто ещё не представлялся поэтом бездарным!), следовательно, пить обязан, так как все талантливые поэты пьют, что является общепризнанным фактом.
Так что я теперь уже и не знаю, чего мне разумней хотеть. С одной стороны – очень не хочется оказаться талантливым поэтом, так как в таком случае мне придётся-таки выпить купленную мною бутылку (а по негласным правилам положено пить её одному, сопровождая этот акт порицанием действительности в её сложившихся формах).
С другой же – если печальные обстоятельства сложатся так, что я не окажусь достоин даже малейшей публикации, то бутылка всё равно будет мною выпита, так как я буду, как минимум, грустить.
То есть получается, что результат будет один: мне придётся выпить эту чёртову бутылку в любом случае!
Поэтому пусть редактор не беспокоится и отнесётся к моим стихам и чувствам так, как он считает нужным, – вопрос уже решён, и никакие внешние воздействия не в силах изменить того, что должно свершиться.
С уважением,
Поэт.