Люди во многом похожи друг на друга,
однако каждая судьба человеческая уникальна.
Вы, конечно, ничего не слышали о моем отце, но тот, кто смотрел документальный телесериал «Эта неизвестная война» мог видеть на экране молодого краснофлотца с аккордеоном в руках, это - мой отец, матрос Северного флота Владимир Иванович Полянский. Он появляется в одном из кадров пятой серии киноэпопеи, озаглавленной «Война в Арктике». Владимир Иванович никому никогда не говорил, что невольно стал одним из героев телесериала. Не любил отец рассказывать и о драматичном эпизоде своей жизни, когда минный тральщик, на котором служил в начале войны Владимир Иванович, был потоплен. Корабль стоял на рейде всего в двух кабельтовых от берега. В трюмы корабля стремительно хлынула вода, шлюпки на воду спустить не успели. До берега в ледяной воде из всего личного состава вплавь добралось всего несколько человек. Среди них был Владимир Иванович.
Моему отцу, мечтателю и фантазеру, я обязан любовью к классической музыке, которую он привил мне с раннего детства. Дома у нас был превосходный «Блютнер», рабочий инструмент Владимира Ивановича. Помню, как-то после завершения исполнения сонаты-фантазии Моцарта, отец поворачивается ко мне и, глядя куда-то поверх моего плеча, спрашивает: «Как ты думаешь, смог бы так написать Бетховен?- и тут же убежденно отвечает самому себе, - Нет, не смог бы». Я слышу, как долго, как протяжно звучит гласная «е» в слове «нет». После внушительной паузы отец добавляет: «А Моцарт, как Бетховен….», и дальше я снова слышу звуки замечательного рояля.
Вторым композитором, к которому мой отец относился с особенным пиететом, был Александр Николаевич Скрябин. «Знаешь, какая штука, - рассказывал мне отец - в консерваторской библиотеке - масса всякой литературы: Боккерини, Пёрсел, Стравинский, а вот нот Скрябина почти никогда нет. На них надо записываться в очередь, всё на руках».
Вспоминаю случай. Слушаю дома на стареньком проигрывателе этюд до диез минор Сергея Рахманинова. Этюд исполняет известнейший советский пианист середины прошлого века Владимир Софроницкий. Отец сухо замечает: «Неверно». От удивления мои брови наползают на лоб. Ну, как тут согласиться, ведь Владимир Владимирович Софроницкий - величина огромного масштаба, лауреат Сталинской премии, профессор московской консерватории, победитель многочисленных международных конкурсов…. Заметив моё недоумение, отец достает ноты и садится за рояль. Средняя часть этюда в исполнении Владимира Ивановича звучит совсем иначе. «Видишь, - отец указывает на значки в партитуре, - вот как играть надо! И это – примечание редактора», - отец открывает титульный лист, на котором вижу надпись: «Под редакцией С.В.Рахманинова, Санкт-Петербург 1911 год».
В музыкальной среде папа был непререкаемым авторитетом – профессор ленинградской консерватории Тюлин в предисловии к своему учебнику по теории музыки (а этот учебник является настольной книгой многих поколений отечественных музыкантов) написал: «Особенную благодарность выражаю Владимиру Ивановичу Полянскому».
Отец обладал феноменальной памятью и интонационным слухом: я не понимал, как он мог в точности, без изъянов повторить фразу, которую кто-то произносил на незнакомом языке. Удивленный собеседник в таких случаях спрашивал: «Владимир Иванович, неужели вы венгерский язык знаете?» Владимир Иванович в ответ только улыбался.
Тот же чуткий интонационный слух позволял ему воспроизводить акценты практически любой народности. Слушатели потешались, когда на нашей домашней эстраде выступал Владимир Иванович. Вот отрывок из «восточной драматургии»:
Бэжит малчишка с книжкой под мышкой,
Куда он бэжит, зачем он бэжит?
Он бэжит в школу пополняйт свои знания.
Вдрюг из подворотни выбегайт огромный стай собак
И растирзайт бэдного малчишку на мэлкие кусишки.
Радители плачут и рыдают
Над бэздыханным трупом сваего сына…..
Но самым интересным были едва ли не фантастические истории, в которых отец принимал когда-то непосредственное участие. Вот одна из них:
«В тридцать седьмом году мы с проводником Османом вышли из Ялты в Бахчисарай. Встали засветло и в шесть вечера были уже в Бахчисарае. Подходим к чайхане, есть хочется, сил нет! А чайханщик двери закрывает. Осман ему: «Почтенный, дай чего-нибудь поесть». Тот в ответ: «Не видишь, что ли, закрыто». «Почтенный, - продолжает Осман, - мы утром из Ялты вышли, во рту росинки маковой не было». Чайханщик удивленно смотрит на проводника: «Утром…, этим утром из Ялты?». Осман кивает. Тот язвительно отвечает: «Ты это кому-нибудь другому расскажи…». Осман яростно хватает чайханщика за грудки: «Ууу-ууу, шайтан проклятый! Этим, этим утром!». Слушая эту историю, я только спросил: «Папа, за один день пройти полста километров, да еще по горам!». Ни секунды не мешкая, отец парировал: «Мы же шли тайными тропами!».
Морской девиз: «Не теряйся!» позволял Владимиру Ивановичу находить немедленный ответ в самых затруднительных положениях. Как-то дома у нас собралась порядочная компания, гости в нашем доме были не редкостью. Отец, как всегда, был в центре внимания. «Друзья мои, а знаете, какие вина покупает у нас английская королева? – отец обводит взглядом многочисленных гостей, и авторитетно продолжает: «Рожь де массе», «Нягру де пуркарь» молдавского винзавода «Пугачены» и «Рислинг» совхоза Джемете под Анапой. Кстати, винограда совхоз «Пугачены» дает не меньше, чем всё Закавказье!». Я неосмотрительно прерываю рассказчика: «Папа, посмотри, какую площадь занимает Закавказье, а какую совхоз «Пугачены»! Одарив меня суровым взглядом, папа тут же ставит меня на место: «Мой друг, ты, видно, ничего не смыслишь в современных агротехнологиях. Там посадки, в отличие от наших закавказских республик, осуществляются многоярусной системой, к тому же используются сорта винограда заметно большей урожайности».
Уникальные истории стали множиться, когда отцу перевалило за семьдесят. Тут можно было бы упомянуть и историю: «Как-то начальник авиации Северного флота пролетал над Баранцевым морем и вдруг увидел огромный косяк рыбы. Он тут же по рации вызвал бомбардировочные эскдрилии….». Нетрудно догадаться, чем заканчивалась эта история – весь личный состав Северного флота (а это, по меркам военного времени, порядка ста тысяч человек!) в течение трех месяцев лакомился выловленной рыбой! Пожалуй, и этой истории не хватает в рассказах о бароне Мюнхгаузене.
А это случилось, когда моему отцу было уже под восемьдесят, в начале девяностых. Отец, держа в руках письмо с маркой английской королевы (это было письмо от внучки, которая к тому времени уже получила британское гражданство), подходит ко мне и делится грандиозным бизнес проектом: «Только подумать, в Англии дефицит пупырчатых огурцов!» Я с притворным испугом спрашиваю: «А как там дела с гладкими огурцами, тоже дефицит?». «Катя в письме о гладких огурцах ничего не пишет, - отмахивается отец. - Она пишет, что пупырчатых, именно пупырчатых огурцов в Англии днем с огнем не сыщешь! Слушай: не сегодня-завтра мы получим имение моего деда Ильино под Порховым, Ельцин же должен, в конце концов, подписать закон о реституции!». Казалось, я тут же понял, куда клонит отец: «Папа, Псковска область – зона рискованного земледелия». Но я был слишком мелок, чтобы проникнуть в масштабные замыслы папы. «На такой замечательной почве, …» «А на какой это замечательной почве?» - продолжаю я своё. «Да подожди. Если мы получим Ильино, то, разумеется, получим и имение моего второго деда – Земёнки на Волге. Знаешь, какие там заливные луга! Теперь ты понимаешь? Мы эту плодороднейшею землю будем возить в Ильино! Представляешь, какие потрясающие урожаи мы будем снимать!!!».
Двадцать лет не звучат в нашем доме сонаты Моцарта, прелюдии Скрябина и этюды Рахманинова. Двадцать лет нет со мной моего замечательного папы. Но воспоминания о нем оживают, когда я вижу на развороте монографий по теории музыки надписи: «Уважаемому Владимиру Ивановичу Полянскому» или когда среди домашних вещей вдруг нахожу забытый сувенир с гравировкой: «Дорогому Владимиру Ивановичу от студентов 441-ой группы». Вот сейчас мой взгляд останавливается на фотографии отца. Эта фотография стоит в бронзовой рамке на нашем рояле. Из глубины двадцатого века на меня смотрит, едва улыбаясь, красивый молодой мужчина. Хочется, чтобы эта улыбка согревала меня, моих детей, внуков и правнуков. Хочется, чтобы незримая, но прочная нить еще долго соединяла поколения Полянских.