Глава 7
Конец истории
Джек
Не знаю, что я забыл на этой проклятой набережной. Просто здесь никогда никого нет. По крайней мере, сейчас. В этот вечер.
Последние пару недель я занимался чем-то, чего сам не понимал. Я что-то искал. Но не там, где обычно ищут другие. Домой перестал возвращаться совсем.
Мой отец исчез. Он не вернулся, когда обещал. Перестал отвечать на звонки и сообщения. Я остался один. В полицию заявлять не стал. Не могу я с ней связываться. А отец… он не мог погибнуть. Мой отец выкрутится из любой ситуации. Мне следовало самому начать искать его, но почему-то я был уверен, что он этого не хочет. Я остался совсем один. И снова начал считать. Он бросил меня. Как бросила нас и мама.
84 удара. Четвёртый стакан виски. Вопрос бармена. Нет, мне не хватит. Пятый стакан.
84 удара. Проверка нового телефона. Только пара номеров. Все по «работе». Игривый взгляд блондинки слева.
84 удара. Привет, меня зовут Джек. Как тебя зовут? У тебя красивые глаза. Это ложь.
84 удара. Щелчок двери. Губы к губам. Задираю её водолазку. Припадаю к груди.
84 удара. Щелчок зажигалки. Вдох. Улица. Машина.
И что я только забыл на этой набережной? Пинаю жестяную банку и продолжаю идти. Сам не зная, зачем и куда. Понятия не имею, где сегодня буду ночевать. Наверное, снова в машине. Нужно только выгрести оттуда банки и бутылки. А потом…
Я замираю. Мне кажется, почувствовал до боли знакомый, но утраченный запах. Её запах. Здесь темно. Но её волосы ярко блестят. Я отчётливо вижу её фигуру. Здесь холодно. Но она одета легко. Только белая майка и джинсовые шорты. Она босиком. Повёрнута ко мне спиной. Я не уверен, что это Эмми. Не могу быть уверен. Я делаю несмелый шаг ближе, будто боюсь спугнуть её. Она обращается ко мне. И теперь я могу видеть её лицо. Эмми. Те самые изумрудные глаза, та самая улыбка.
– Эмми, – говорю я. И беспомощно протягиваю к ней руку.
Она протягивает свою руку ко мне. Делаю ещё один шаг. И тут Эмми падает. Хрустнула ветхая ограда. Полетели куски раскрошенного бетона. Я бросаюсь к ограде.
Её нет. Эмми и не было в тот момент на набережной. Её давно уже нет. Я всё это знаю. Потому что это не первое её появление. Я знал, что в воде никого сейчас нет. Но я ошибся.
Там, внизу, и правда был кто-то. Он тонул. Я попытался окликнуть его, но бесполезно. И вокруг никого, кроме меня. Неужели я сейчас должен броситься в воду и вытаскивать какого-то безумца? Почему я? И знаете что? Я задавал себе эти вопросы уже в тот момент, когда спрыгнул.
Джеймс
– Слушай, да ты везунчик, – вдруг слышится знакомый голос. Затем следуют лёгкие похлопывания по щекам. И я сразу же прихожу в себя. – Ты меня слышишь, ихтиандр?
Я лежал на холодной земле. Едва пришёл в себя, как тут же принялся выкашливать воду из лёгких. Темно. Голова жутко болит.
Щелчок зажигалки. Через некоторое время я сумел приподняться и усесться. Тогда-то и стало видно всё. Рядом со мной сидел Джек и пытался прикурить промокшую сигарету.
– Что ты здесь делаешь? – единственное, что вырывается из моих уст.
Он усмехается:
– Могу спросить тебя тоже самое. Ты разве не знаешь, что опоры в этой части давно прогнили? Так нафига на них облокачиваться так спокойно?
Моя одежда насквозь промокла. Как и его. Теперь стало чертовски холодно. Дрожь охватила всё тело. Губы, кажется, посинели. Я сжался, тщетно пытаясь сохранить остатки своего тепла. Лишь Джек сидел спокойно и продолжал чиркать зажигалкой, будто бы совсем не чувствовал холода.
– Так что ты здесь забыл? – спрашивает он, оставив, наконец, попытки прикурить.
Зубы стучат. Язык не слушается. Моя речь становится невнятной, поэтому я стараюсь выделить каждое слово:
– Не поверишь. Тебя. Искал.
– Зачем?
Джек даже перевёл взгляд на меня.
– Честно говоря. Я и сам. Не знаю. Я думал, что тебе. Нужна помощь. Ведь я в долгу. У тебя.
Он снова усмехается и отмахивается. Потом приблизился, чтобы получше меня разглядеть. Тогда-то Джек и узнал меня. Да, я тот самый парень, с которым ты перепутал сумки. Да, я тот самый парень, которого ты спас от хулиганов. И нет, я не Джей. Я Джеймс. Джеймс Лестер.
– Джеймс Лестер, – улыбается он и качает головой. – Ну и зачем же я понадобился тебе, Джеймс Лестер?
Я поражаюсь, как он не замерзает? Кажется, я вот-вот отброшу коньки от холода. А ему всё равно. Мне тяжко разжать пальцы. А он мотает головой из стороны в сторону, как это обычно делают собаки, когда выйдут из воды.
– Что теперь? – спрашиваю его. Встретив недоумённый взгляд, я продолжил: – Я имею в виду, что ты собираешься делать?
– Всегда хотел уехать куда-нибудь, – говорит он, оставив попытки закурить. – Куда-нибудь и начать всё сначала. А вообще, – Джек улыбнулся, – это не твоё дело. Считай, мы в расчёте. Возвращайся к своей жизни. А я… это не твоё дело.
Мне столько хотелось у него спросить, будто бы я чувствовал, что он знает ответы на мои вопросы. Но разве он счёл бы нужным мне отвечать и чему-то меня учить? Я хотел найти его, сам не зная зачем. Может, Джек Спаркс стал моим кумиром? И поэтому мне хотелось знать, что с ним всё хорошо. А может я чувствовал в нём что-то знакомое. Да, мы чертовски разные, это я усвоил. Но всё же… что-то в нём казалось до боли знакомым.
После той ночи я сделал всё так, как он сказал. Я вернулся к своей жизни. История с Джеком подошла к концу. Больше о нём и не вспоминал. Не было ни желания, ни потребности. Я продолжал писать, продолжал учиться и… продолжал налаживать отношения с Джейд. Вот только с ней всё равно ничего не сложилось. В сентябре, после окончания школы, мы расстались. Наверное, во многом виноват я. Но ничего не поделаешь. Наша компания распалась, и все пошли своими дорогами.
Я поступил в университет. Факультет экономической безопасности. Всё так, как я и хотел. Вот только это означало, что мне необходимо будет переехать в другой город. Гораздо крупнее, чем тот, в котором мы жили. Но это ничего страшного. Даже наоборот. Это моя новая жизнь. И я счастлив, что у меня всё складывается на начальных этапах.
Это лето было контрастным. Поначалу очень много суеты с поступлением. Затем я получил водительские права. Нашей дружной компании больше не было, но я приобрёл новую. Хоть и прекрасно понимал, что и её не станет, как только закончится лето. Я встретил другую девушку. Хотя с ней у меня тоже ничего не вышло. Мама перевелась в другую контору, больше выходила в свет и меньше сидела дома за телевизором. Это меня очень радовало. Но были и те моменты, которые меня… огорчили.
Шон. Парень, с которым я работал. В июле его взяли на краже магазина электроники. В том же месяце в его квартире нашли улики, связывающие его с торговлей марихуаны. Судебный процесс был недолгим. В августе Шон уже был в тюрьме. Через три недели его нашли с перерезанным горлом в тюремной душевой. Печально.
Так или иначе, прошло 4 долгих года.
Я учусь, сдаю зачёты и сессии на отлично, продолжаю писать, но исключительно короткие статьи и эссе для журналов. На большее я просто не способен. Мой первый и единственный роман – тому подтверждение.
У меня нет девушки. Зато появились новые друзья. Я живу в общежитии. Здесь весьма комфортно и уютно. Мне нравится. В общем, жизнь как она есть. Иногда засиживаемся с друзьями за просмотром фильма, иногда играем в игры. Мы всё такие же дети. 22-летние дети. Только… с этими друзьями я не чувствую себя спокойно.
Город. Очень большой и чужой город. Первый год здесь мне казался невыносимым. Знаете, я как будто здесь начал всё с нуля. Хотя, прежняя моя жизнь не далеко ушла от этой отметки. Но здесь всё совсем иначе. Или мне только так кажется?
Серость и невзрачность. В этом городе постоянно пасмурная погода. Нет, я преувеличиваю, конечно же. Но всё-таки, ясно и солнечно здесь бывает исключительно редко. Чаще дожди, чаще туманы, чаще холод. Однако к этому привыкаешь. Этот город съедает тебя, переваривает, и остаётся только ждать момента, когда выплюнет твои останки. Чувство одиночества, несмотря на пребывание с моими новыми друзьями, не покидает меня вот уже 4 года.
Каждый день кажется типичным до боли. Ничего не меняется. Ты просыпаешься, ты уходишь, ты возвращаешься, ты смотришь ТВ, ты садишься за старую печатную машинку, ты засыпаешь, ты просыпаешься… и редко всё это разбавляется времяпровождением с другими людьми, именуемыми друзьями. Хм, друзья… пожалуй, всё же смелое заявление.
– Джим? – голос Пита заставляет меня покинуть мой вымышленный мир и вернуться на землю. Вернее, в аудиторию.
Я одёргиваю себя, немного встряхиваю головой. Пит смотрит на меня.
– Ты вообще слушаешь? – спрашивает вновь он.
Пит Мэннинг. Невысокий пухленький парень с бритой головой. Один из моих друзей. Самый болтливый. Не подумайте, он хороший и добрый парень, но порою я не могу его слушать. Уж слишком много он болтает. И, похоже, сейчас я в очередной раз упустил из его слов нечто «невероятно важное».
– Да-да, – запоздало отвечаю я, опустив взгляд в тетрадь. – Я полностью согласен.
Вот только с чем? Но, по-видимому, мой ответ его вполне устроил. И Пит продолжил что-то нести.
Знаете, меня не совсем устраивали мои «друзья». Я не всегда чувствовал себя с ними комфортно. Так что приходилось порою терпеть. Не мог же я им заявить, мол, они зануды, и мне с ними скучно. Ведь иначе мне не с кем будет общаться совсем. Да и что обо мне подумают?
Пара за парой. Лекция за лекцией. Смена аудиторий. Смена мест. Часы на моей руке отмеряли упущенное время. Но на что бы я его потратил ещё? На затворничество? Нет уж, я искренне верю, что всё это лишь ради моего будущего. А уж потом и можно будет жить. Вот только как? Ведь этому нас не учат. Нас учат составлять схемы, использовать постоянные и переменные значения и формулы. Интересно, а существует ли такое место, где обучают счастливой жизни по такому же принципу?
Формула идеальной жизни. Коэффициент абсолютного счастья. Табличное значение успеха. Точки пересечения любви. Мне бы не помешало этому поучиться.
Пара за парой. Лекция за лекцией. Всё одно и то же. Пит щебечет, идя рядом со мной по коридору. Мы встречаем Шейна и Лили. Тоже из нашей «компании». Перекинулись парой фраз, и мы с Питом продолжили свой путь.
Вечер. Перекусил парой сэндвичей. Автобус. Общежитие. В комнате никого. Люблю это чувство. Тогда я спокойно бросаю рубашку на стул, кидаю туда же носки, наливаю себе чай и сажусь за печатную машинку. Это помогает мне немного уйти от суровой реальности. Совсем ненадолго.
Я снова пишу роман. Да-да, после всего того, что сказал ранее. Моя жалкая попытка доказать самому себе, что я писатель. Настоящий писатель. Но вот перечитывая то, что уже написано, я понимаю, что ни черта я не писатель. Ни грамма нет во мне таланта. Но ведь что-то заставляет меня писать. Быть может, я сошёл с ума? Любой бы другой человек, осознав свою беспомощность, наверняка остановился бы и забыл. Но не я. Это безумие какое-то. Идиотизм чистой воды!
Город засыпает? Нет, он никогда не спит. А фонари никогда не гаснут. Здесь день и ночь ничего не значат. Лишь цифры на твоих часах. Звёзды здесь никогда не проявляются. Будто бы небо защищено каким-то неведомым не просветным куполом, лишающим нас возможности наблюдать за звёздами по ночам. Вот только ирония в том, что здесь это никому и не надо.
Балкон. Облокачиваюсь на периллы, достаю сигареты и зажигалку. Да, я начал курить. Сам не знаю, зачем. Щелчок зажигалки. Табачный дым в лёгкие. Процесс пошёл. Чай стынет. Там внизу, парень и девушка выясняют отношения. Ситуация напряжённая. Я не слышу, о чём они говорят. Но это видно по их выражениям лиц. Благо они стояли прямо под фонарём. Иначе бы ничего не было понятно.
Это продолжалось около 10 минут. Затем… они обнялись, поцеловались и ушли. Счастливый финал. Хэппи-энд. На сегодня. Для них. А где, спрашивается, мой счастливый финал на сегодня? Да вот же он. В моей руке. Тлеет. Пока я развожу демагогию. Он тлеет. Как и моя жизнь. Подумать только! Лучшие годы моей жизни. Моя золотая молодость… по цене грамма ржавой меди. Где справедливость? Да кого она вообще волнует…
17-ый этаж. Интересно, сколько секунд лететь отсюда вниз? И болезненная ли будет смерть? Ведь нет ничего хуже в попытке самоубийства, чем неудавшаяся попытка самоубийства. Переломанные кости. Травма позвоночника. Черепно-мозговая травма. Инвалидность на всю жизнь. И клеймо психа, который попытался сброситься с крыши. Вот только что-то он не учёл и остался жив. Псих. И неудачник.
Уголёк сигареты летит вниз и бесшумно разбивается о холодный асфальт. Он не гаснет сразу. Лежит ещё некоторое время. И медленно умирает. А я возвращаюсь в комнату и снова сажусь за машинку.
Я говорю, но мои губы не двигаются. Я смотрю, но глаза закрыты. Я ощущаю тепло там, где его нет. Я касаюсь пальцами того, чего никогда не видел и не увижу. Я пишу и не вижу смысла в этом. И где тогда смысл?
Щелчки кнопок заполняют тишину. Это становится моей тишиной. Искусственной, синтетической и ненастоящей тишиной. В ней я могу отвлечься, но не могу забыться. Это не мой мир. А я вовсе не его творец. Кто же я на самом деле? Всего лишь турист…
Джек
Телефонные гудки всегда казались мне чем-то угрюмым и обременяющим. Но, знаете, когда ты звонишь Джейкобу, а у него играет Уитни Хьюстон… В общем, я надеюсь, что Джейкоб не сменил свою ориентацию на нетрадиционную. Или ему её и не нужно было менять?
Он поднял трубку.
– Джейкоб, это я.
– Джек? – едва ли не завопил он на том конце провода. То ли от радости, то ли от неожиданности. – Джек, это действительно ты? Боже, да я думал ты… это… ну, сам понимаешь. Ты просто пропал. На 4 года. Что нам было думать?
С его стороны доносилась негромкая музыка и голоса. Видимо, Джейкоб сейчас на каком-то мероприятии.
– Нам? – удивляюсь я.
– Да. Ты думал, что можешь просто так раствориться, и никто ничего не заметит? – теперь в его голосе читалась лёгкая обида. Я надеялся, что лёгкая. – Холли и Марк сейчас рядом. Знаешь… Холли как раз-таки была бы рада слышать, что ты жив.
Холли Бёрк и Марк Браун. Идеальная пара. Весьма приятно слышать, что они всё ещё вместе. Как в старые добрые. Он провоцирует её своими шуточными подколами, она ведётся на них и приходит в ярость. Затем они кидаются друг на друга как малые дети. А через 5 минут сидят и целуются, обнявшись. Мило. Очень мило. Они стоят друг друга. И всякий раз, как я думал о них, то слегка улыбался. Совсем немного.
Холли Бёрк… Я помню тебя, Холли. Я всё прекрасно помню. Особенно те моменты, когда ты говорила о Марке, спрашивала моего совета, будучи старше меня, но почему-то чувствовала, что я мудрее и опытнее. Мне тогда было всего лишь 16, а Марк Браун был моим другом. То есть, мы и сейчас друзья, но в то время общались гораздо больше. И, я выступал своеобразным посредником между ними. Однако на тот момент всё было иначе. Марк – влюбившийся по уши мальчишка. А Холли – влюблённая в совсем другого парня.
И вот, Марк делился своими любовными проблемами со мной. Холли – со мной. Единственное отличие между ними – Холли делилась своими проблемами, лёжа в моей постели. Чаще всего это я лежал в её постели, но неважно! И всё это время я пытался свести её с Марком, поскольку видел в нём надёжного кандидата. Мне казалось, что с ним ей будет комфортно. Я был уверен, что он сможет сделать её счастливой. И вот, кажется, я исполнил свой долг. Ну, как-то так…
– Где ты? – спрашивает Джейкоб.
Далеко. Я не могу ему сказать. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше. Так безопаснее. Джейкоб понимает.
– А я снова у Харви. Представляешь? Вернулся в родной город, а он как раз устраивал вечеринку. Подумать только! Здесь почти все те же. Только тебя не хватает. И Эдди…
И Эмми. Её не хватает больше всех. 4 года я не могу забыть её. 4 года не могу простить себе. 4 года пытаюсь жить дальше. Кажется, Джейкоб почуял мою грусть.
– Может, когда-нибудь сможем пересечься? – спрашивает осторожно он. – Просто посидим, выпьем пива, поездим по ночным улицам. Вообразим, что всё как и раньше.
– Ты до сих пор ездишь пьяным за рулём? – усмехаюсь я. – Как тебя ещё прав не лишили?
– Я тебя умоляю! Я когда выпью, так ещё внимательнее на дороге становлюсь! Не в первой же. Да и я всегда пристегнут. Сам понимаешь, безопасность.
Старый добрый Джейкоб. Музыка с его стороны заметно стихла. Видимо, ради разговора со мной он даже вышел на улицу. Или укрылся в комнате, где потише.
Он рассказал мне, чем занимался за это время. Поступил в университет. Но после первой же сессии вылетел. Тогда Джейкоб устроился на работу автомехаником. Ему всегда нравилось копаться в машинах. А теперь он совмещал приятное с полезным. Я искренне рад за него. Рад, что у него всё складывается хорошо. Хоть у кого-то это должно было произойти.
– А вообще, – говорит Джейкоб, – ты там как, поступил куда или работаешь? Или ты до сих пор занимаешься прежней… работой?
– Теперь я работаю на себя. С Организацией я больше дел не имею. Почти. Но… это не столь важно. Я просто хотел убедиться, что у тебя всё хорошо.
– Приезжай давай, Джек! Посидим да поговорим нормально. Тогда и узнаешь больше. А сейчас нам нужно ехать, брат, прости. Давай, позвони завтра и будем думать, когда встретиться.
Я улыбаюсь:
– Хорошо, Джейкоб. До завтра!
Но завтра не наступило. Не для него. Завтра, когда я соберусь позвонить ему, ближе к вечеру, мне сообщат, что Джейкоб попал в аварию, когда возвращался с вечеринки. На тот момент в машине помимо него находились Холли и Марк.
Позже объявят, что Джейкоб, находясь в тяжёлом состоянии алкогольного опьянения, потерял управление, выскочил на встречную полосу, и, в попытке уклониться от столкновения с грузовиком, слишком резко дёрнул руль, что перевернуло машину. Пикап несколько раз тяжело перевернулся, но со встречной полосы не ушёл и всё равно налетел прямо на грузовик. Джейкоб скончался через пару часов, не дотянув до больницы совсем немного. Марк и Холли неведомым образом уцелели. Вот только Холли оказалась в критическом состоянии.
Позже она навсегда будет прикована к инвалидной коляске и клеймена шрамом на лице. А Марк всё равно останется с ней. Несмотря ни на что. Жаль их. Как и Джейкоба. После той ночи я никогда больше не связывался с Холли и Марком. Хоть они и пытались со мной связаться. И больше никогда я не возвращался в родной город. Кажется, всё, что связывало меня с прошлой жизнью, камнем пошло ко дну.
Иногда происходящее кажется тебе настолько нереальным, что ты не сразу можешь поверить в это. Зная человека достаточно давно, проведя с ним какую-то часть своей жизни, ты просто не можешь поверить в его внезапную смерть. Ведь этого никогда не могло с ним случиться! Но на самом деле… могло. Это могло случиться даже с тобой. Но по неведомой причине ты, беспечный и легкомысленный безумец, жив, а твоих друзей уже нет. Где справедливость, спросите вы? Хотел бы и я знать ответ.
Джеймс
Это случилось в четверг. Вернувшись в комнату, я застал Шейна, моего соседа, с маленьким пакетиком белого порошка. Он несколько встрепенулся моему внезапному появлению, но потом улыбнулся. На мой вопрос Шейн ничего не ответил. Так тому и быть. Это не моего ума дело. Конечно же не моего!
На следующий день, когда я вернулся, в комнате проводили обыск охранники. Я подозревал, почему. Единственное, пожалуй, чего я не подозревал, так это того, что наркотики Шейна найдут в моих вещах. После того, как тучный охранник с угрюмым лицом потрясёт маленьким пакетиком перед моим лицом, меня уже никто не будет слушать. А я ничего и не буду говорить. Меня отчислят, выселят и буквально оставят умирать на улицах этих каменных джунглей. В полнейшем одиночестве.
Мои друзья ничего не скажут в мою защиту. Даже Пит, который так любит поговорить. Преподаватели, которые хвалили каждую мою работу и давали обо мне положительные отзывы, тихонько покачают головой и осудят. И все меня будут осуждать. А мне не будет ясно только одно – каким же образом наркотики оказались в моей сумке.
– Прости, Джимми, – говорит Шейн, опустив взгляд, когда я решился спросить у него. – Я и сам не знаю, как так вышло! Мне жаль.
«Жаль». Не знает, «как вышло». Какая жалость. Всё ты прекрасно знаешь. Я был готов разорвать ему глотку за такую подлую ложь, разбить лицо в кровь, но… всё это было лишь в моей голове. Я знал, что он лжёт. Но не мог ему этого сказать. Несмотря на всю мою злобу и обиду.
– Это несправедливо, – тихо прошептал я.
Шейн, кажется, ухмыльнулся.
В тот же вечер я собирался позвонить маме и сказать, что мне придётся вернуться. С позором. Не дотянув меньше года до диплома. Несправедливо. Но звонить не стал. Я не знал, как ей объяснить свою мягкотелость и слабость, что я даже не попытался возразить ни охранникам, ни Шейну, ни ректору и никому другому. За меня всё решили. Я лишь промолчал. И это несправедливо.
Весь план пошёл под откос. Я не знаю, что мне делать и куда идти. Всё обернулось слишком быстро и внезапно. За моими плечами несколько грузных сумок с вещами. Стою на остановке и удаляю телефонные номера бывших друзей. Злоба заменяется обидой. Неизбывной и ядовитой обидой. Как такая нелепица могла произойти с таким, как я?
Автобус. Остановка. Пересадка. Метро. В телефоне оставалось около половины батарейки. А вариантов, где ночевать и что делать дальше, совсем нет. Я искал по объявлениям, оставлял запросы, писал незнакомым ранее мне людям и буквально вымаливал приютить меня.
Отказ. Отказ. Отказ.
В моём кошельке чуть больше 100 долларов и какая-то мелочь. С такими деньгами я могу протянуть здесь не более 2-3 дней. На супер экономном режиме. Но оставаться здесь, похоже, и не выйдет. Откладываю 35 долларов в другой карман на билет домой. В один конец.
В вагоне метро на меня никто не обращает внимания. Я тоже ни на кого не обращаю внимания. Наконец, по моему запросу кто-то откликнулся. Это была женщина. Лет 40-45, судя по голосу. Она предложила мне скромную комнату за 40 долларов. Так что, пожалуй, это станет моей последней ночью в этом ужасном городе. Ещё одного ему удалось пережевать и выплюнуть. Какая жалость.
Остановка. Выхожу из вагона и следую за толпами людей к выходу. До моего слуха донеслась игра на гитаре. В переходах и метро это обычное явление. У стены стоял мужчина в мешковатых штанах, куртке и запачканных ботинках. У него длинные неухоженные волосы и такая же борода. Лёгкая улыбка на лице и прикрытые уставшие глаза, смотрящие в никуда. Он весьма искусно играл. В распахнутом чехле несколько мелких купюр и мелочёвка.
Я остановился и поставил тяжёлые сумки. Люди огибали меня, словно прокажённого. А мне всё равно теперь торопиться некуда. Конкретная цель отсутствует. План разрушен. Мне конец. Так почему бы не послушать уличного музыканта в этот самый момент, чтобы хотя бы попытаться отвлечься?
Знаете, в этот самый момент у меня открылись глаза. Сейчас я нахожусь на самом острие. Вся ситуация, все обстоятельства, все люди, окружавшие меня, расплавились и обратились в клинок. А я – на самом его конце. Готовый сделать шаг в никуда. Готовый раствориться. Ведь моего отсутствия никто и не заметит. Я просто исчезну. И жизнь у всех продолжится. А моя история, наконец, закончится. Как печально.
Пора идти. Музыкант по-прежнему смотрел куда-то в стену. Я собирался бросить ему немного мелочи. А почему бы и нет? Кто знает, может, однажды, это маленькое доброе дело всё же вернётся ко мне? Маловероятно, но всё же. Ему деньги нужны гораздо больше, чем мне, если он играет здесь. У меня, пожалуй, не всё так и плохо. Я справлюсь. Надеюсь, и он тоже.
Я протягиваю ладонь с мелочью над его чехлом, но меня кто-то опередил. Некто бросил в чехол 20 баксов. Я удивился. А музыкант лишь широко и дружелюбно улыбнулся, а потом кивнул столь щедрому человеку. Мне захотелось взглянуть на него. Когда я увидел, кто это был, то пришёл в шок. Тепло улыбнулся и кивнул в ответ музыканту Джек Спаркс.
– Джек? – не выдержал я и с трудом воздержался от крика.
– Постой, – говорит он, прищурившись, и указав на меня пальцем, – я тебя знаю, да? Нет? Тогда прости. Мне пора!
Я называю своё имя. И тогда Джек останавливается.
– И правда, знаю. Джим Лестер. Не думал, что увижу тебя вновь. Ну, то есть, не думал, что ты меня увидишь вновь.
В моём кошельке ещё есть деньги. Я предлагаю ему сесть где-нибудь и перекусить. Я угощаю.
– Хм, а почему бы и нет? Кто не любит халяву, в конце концов?
Выходим из метро. Поблизости была какая-то недорогая закусочная. Там мы и сели. Я, наконец-таки, скинул свой груз и смог выпрямиться.
Я заказываю сэндвич с беконом и кофе, а Джек – пиво, картошку и салат.
– И какими же судьбами ты оказался здесь? – спрашивает он. – Не многовато ли сумок у тебя?
И я рассказываю ему свою историю. Я рассказал про учёбу в университете, про подставу с наркотиками, про отчисление и выселение.
– И… что? – спрашивает недоумённо Спаркс, приподняв бровь. – Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел?
– Что? Нет! Нет, конечно же, нет! – его несколько неадекватная, на мой взгляд, реакция сбила с толку меня.
Он хмыкнул:
– Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел.
– Не хочу!
– Хочешь.
– Да нет же!
Меня приводит в бешенство такая неприкрытость и прямолинейность. Дыхание перехватывает от злости. Не знаю, что можно ещё ответить ему.
– Тогда зачем ты сидишь и жалуешься на несправедливость всего мира? – снова хмыкнул Джек, сделав глоток из бутылки. – Никому не интересно, как с тобой жестоко и несправедливо обошлись, как тебя подставили или предали. Никому и вообще. А то, что ты сидишь и ноешь, как девчонка, силы тебе не придаст. Жалость окружающих? Возможно. Ведь мы всегда жалеем тех, кто в наших глазах кажется слабее. Так неужели ты настолько слаб?
И я задумался над его словами. Всерьёз задумался. Удивительно, но он был прав. Мне даже нечего ответить на всё это. Злость улетучилась в считанные секунды.
– Я задал тебе вопрос, – повторяет Джек, – ты настолько слаб, чтобы взывать к жалости остальных?
– Нет, – запоздало отвечаю я.
– Я задал тебе вопрос. Почему ты не отвечаешь?
– Я же ответил!
Но он будто бы намеренно не услышал. Или не хотел услышать.
– Ты всегда не отвечаешь на вопросы, которые тебе задают? Как ты вообще школу окончил с такой гадкой привычкой?
– Я ответил, – говорю я достаточно серьёзно, – нет.
– Ты уверен?
Почти после каждого его слова я повторял одно: «Нет, я не слаб». Наконец, он ухмыльнулся и сделал ещё глоток.
– И что ты собираешься делать? – спрашивает он, разделываясь с картошкой. – Что дальше, после того, как рухнула мечта всей твоей жизни?
Это не мечта всей моей жизни. Это лишь план. Придуманный мною план.
– Тогда в чём мечта всей твоей жизни? – спрашивает снова Джек. – Только не говори, пожалуйста, что стать специалистом в области чего-то там, это и было твоей мечтой.
– Нет, конечно же нет. На самом деле я мечтал стать писателем.
Он даже перестал жевать и с серьёзным выражением лица посмотрел на меня. Будто бы оценивал меня.
– Да ты гонишь, – не верит Джек.
– Правда! – восклицаю я. – Могу тебе даже машинку печатную показать.
И тут он засмеялся:
– Подумать только, писатель собирается показать мне печатную машинку вместо своих работ. Да это всё равно, если бы порно актриса демонстрировала публике видеокамеру, а не свои фильмы.
Действительно, сглупил, признаю. Даже неловко немного стало. Я говорю, что у меня только один законченный роман. Но не успеваю я вставить, что не советовал бы его читать, как Джек тут же требует его к прочтению. У меня он есть. На самом дне моей сумки. Однако я не побрезгал покопаться в ней и достать его. Джек немедленно приступил к чтению.
Я не думал, что он соберётся читать его весь. Думал, что лишь страницу-две, но не больше. Однако прошло уже около часа. Его глаза бегали по строкам так быстро, как не бегали никогда у меня. Я с интересом наблюдал за его реакцией.
Наконец, Джек откладывает резко роман на столик, немного поморщился и спросил:
– Что такое турель?
Частый вопрос от всех, кто рискнёт прочесть мою работу.
– Турель, – говорю я, – это такая установка для крепления пулемётов или пушек…
– Я знаю, что такое турель. Но есть те, кто этого не знает. Почему ты не пояснил, что такое турель, в своей книге?
Честно говоря, я впервые сталкиваюсь со столь честной и неприкрытой критикой своей книги. Настолько честной, что она ставит меня в крайне неловкое положение. Я теряюсь. Но впервые не ощущаю себя обманутым.
– Знаешь, – продолжает Джек, покачав головой и скривив немного лицо, – эта твоя тема будущего, футуризма, нео-футуризма там… это всё так замудрено. И так избито. И поймут далеко не все. Было что-то поначалу интересное, рыженькая героиня там, перестрелки, но потом… все эти термины, все понятия… это утомляет. Тему не раскрыл. Занудно немного. Но всё-таки писать ты умеешь. Тебе стоит только попробовать, так сказать, себя в другом амплуа.
А может, он прав? С такой честностью, я хотел дать ему прочесть начало моего нового романа, но что-то остановило меня. Пока ещё слишком рано для хоть какой-то оценки.
– И ты намерен вернуться в родной город, – водит рукой в воздухе Джек, – вернуться в свой дом? А что ты делать-то будешь? Подрабатывать за копейки каким-нибудь кассиром или консультантом? Жить с матерью пока не стукнет 30, а может и 40 лет? Тебе такой жизни хочется, Джим Лестер?
– Нет, не такой, – говорю сухо я, – но разве у меня есть выбор?
Он засмеялся:
– Да выбор всегда есть! Ты думаешь, что твои проблемы вдруг исчезнут, если ты вернёшься домой? Тебя никто не будет встречать там с распростёртыми объятиями. Для всех ты станешь отбросом. Слабаком. Очередным тюфяком, который не смог справиться с трудностями сам, и был вынужден бежать обратно к маме, поджав хвост. Ты хочешь быть именно таким?
– Но что я могу, кроме как…
Он не даёт мне договорить:
– Я спросил, ты хочешь быть именно таким? – кажется, огонь его глаз мог испепелить нечто колоссальное. – Когда тебе задают вопрос, то, вполне логично, ожидают услышать ответ.
– Нет, я не хочу быть таким!
И снова усмешка с его стороны. Такая ядовитая и такая неприятная. Но честная. Пожалуй, Джек – самый честный человек, которого я когда-либо встречал. Никто ещё не был со мной настолько откровенен.
– И что ты планируешь тогда дальше делать? – спрашивает Спаркс, тряся пустой бутылкой.
– Я не знаю. У меня нет ни малейших идей, – а затем в моей голове что-то щёлкнуло. Раз уж мы говорим настолько неприкрыто и настолько откровенно, то почему бы не спросить его о следующем: – А я могу… ну… пожить у тебя пару дней?
Джек едва ли не подавился салатом. А я едва ли не провалился сквозь землю от такой неловкости.
– Ты что, серьёзно? – недоумевает Джек. – Как подобная идея родилась в твоей голове? Приведи мне хотя бы один убедительный аргумент, почему я могу позволить тебе жить со мной?
Я пытался привести хоть что-нибудь, но в мою дурную голову не приходило ничего разумного. Не было ни одной причины, почему Джек должен приютить меня. И чем больше я пытался найти аргумент, тем больше утверждался, что всё это какой-то несуразный бред.
– Я так и думал, – произносит спустя минуту молчания Джек, вытирает салфеткой рот и встаёт. – Что ж, было приятно… эм… посидеть, поболтать. Спасибо за пиво! Удачи в твоих начинаниях!
– Стой! – вдруг пришёл в себя я. – Слушай, ты ведь не бросишь меня одного.
– Да? Смотри внимательно. Именно это я сейчас и делаю.
– Ты мог бросить меня тогда, на улице с хулиганами, мог бросить, когда я сорвался с набережной. Но не бросил. И сейчас, я уверен, не бросишь.
Джек только легко усмехнулся, покачал головой и махнул мне. А потом уверенно зашагал к выходу. Хлопнула дверь. Я остался сидеть за столиком совсем один. Похоже, всё-таки мне придётся возвращаться домой. Только после всех его слов, перспектива возвращения домой казалась ещё ужаснее. Но всё-таки, выхода не было.
Дверь приоткрылась. Показался снова Джек.
– Ну и? – говорит он. – Долго я тебя буду ждать или ты нашёл место для жилья получше?