- Ну, вот мы и добрались, - сказал Павел, съезжая с извилистой каменистой проселочной дороги. – Еще метров сто, во-о-он до тех кустов. Думаю, что она уже там. Если нет, придется поискать. Где найдем, там и остановимся.
- Кто – она, и кого мы будем искать? – спросила Ирина.
- Сейчас, сейчас, не торопись, я же обещал сюрприз...
Доехав до кустарника, он заглушил двигатель и поставил автомобиль на ручной тормоз: склон холма был не крут, но довольно покат. Ирина вышла из машины и огляделась. Справа и далеко внизу узкой светлой лентой вилась река, мост, по которому они недавно проехали, казался крошечным, а за рекой и за узкой полоской леса на ее левом берегу набирала скорость только что отошедшая от полустанка маленькая, совершенно игрушечная электричка. Слева на косогоре виднелась деревня, а чуть правее от нее начинался густой бор, в верхушках которого запуталось садящееся солнце.
- Да-а, - протянула девушка, - далеко и высоко мы забрались.
- Водораздел, высшая точка на многие километры в округе. А представляешь, я в ту деревеньку с электрички пешком ходил, чтобы бабушку проведать. Причем проведывал регулярно, раза два в месяц и в любое время года, - Павел захлопнул дверцу, открыл багажник и достал оттуда остро заточенный деревянный колышек. – Ну, пошли, мне не терпится убедиться, что я не ошибся и она именно здесь.
- Так что же ты мне хочешь показать, таинственный ты наш? А колышек – от вампиров отмахиваться?
- Пошли, пошли – увидишь.
По высокой и густой траве Павел пошел в сторону бора, постепенно забирая влево. Ирина припустила за ним. Пройдя метров двадцать, он посмотрел в сторону деревни, сделал еще несколько шагов, а потом резко повернул направо и пошел, постоянно оглядываясь назад.
- Иди сюда! – наконец позвал он. – Здесь она! Ошибиться я не мог, но все же... Значит, спешит, торопится... – и Павел присел на корточки.
- Ну, каменная баба, своеобразная, конечно, но наверняка во всех каталогах она уже есть, - Ирина выглядела явно разочарованной. – Стоило из-за нее сюда тащиться? Да еще на все выходные. Я этих истуканов на втором курсе столько насмотрелась... Правда, до сих пор не представляю, зачем половцы их делали, куда ставили? Хотя... Сфоткаю на всякий случай, дома сравню.
- Не нужно ее фотографировать...
- Почему? – Ирина удивленно опустила мобильник.
- Это необычная каменная баба.
- Тю! Чем же она необычна?
- Знаешь, где она последние лет пятьдесят стояла? В деревне у здания сначала сельсовета, а сейчас волостного правления. Отсюда до него ровно километр, - Павел достал из кармана куртки потрепанную карту.
- Ну-ну, скажи мне, что это карта, на которой обозначен пиратский клад,– усмехнулась Ирина.
- Угу – пиратский клад в степи! Это схема бывших колхозных угодий. Смотри, полстолетия баба простояла вот здесь, - он указал точку на карте. – Десять дней назад она пропала. Ее и не искали, пропала, ну и пропала. Подумали, что ночью спер кто-нибудь из местных дачников. Для того, чтобы поставить во дворике дачи, например. Для экзотики. А с ними, этими дачниками, только свяжись... Но я поискал и обнаружил ее вот здесь, на расстоянии примерно в ста метрах от волостной конторы, - он ткнул пальцем во вторую точку на схеме. – Потом снова приехал к бабке через два дня и пошел посмотреть на статую. На прежнем месте ее не было, но все же я ее снова нашел. Вот здесь, - и он указал на третью точку. Мне бросилось в глаза, что все точки расположены на одной линии, которая от волости протянулась вот сюда, - и он указал на обозначенный на схеме курган. – Вон он, на краю леса, видишь?
В той стороне, куда показывал Павел, в самом деле, высился курган, который Ирина сначала и не заметила. Странно... Курган, поскольку его ни разу не пахали, выглядел довольно внушительно, и его трудно было не заметить. Более, чем странно.
- Ну, может быть... - неуверенно начала она, - может быть, какой-то местный краевед решил притащить ее и водрузить на кургане, где она, скорее всего, раньше и стояла? Вот и трудился...
- Из местных краеведов здесь осталась только баба Маня, ей недавно восемьдесят стукнуло. Сама понимаешь, она на роль волонтера-бурлака не подходит. Из мужиков три старика имеются – сейчас первые парни на деревне, но и им такая работа уже не под силу.
- А, быть может, все-таки новые?
- А новые хозяева жизни в коттеджном поселке на берегу реки обитают, сюда не забираются. Если бы кому-то из них это изваяние понадобилось, он бы нанял кран вместе со стропальщиком, положил бабу на грузовик и увез в любом направлении – хоть на курган, хоть на пляж, хоть к себе во двор.
- Ну, а твоя версия?
- За сутки она перемещается примерно на сто метров. Сейчас начала торопиться. Вместо ста метров переместилась на сто двадцать, вот почему я ее сразу не нашел.
- Чего?! Она перемещается? Летит, ползет, телепортируется? А может, просто пешком идет?
- Сдается мне, что – да, пешком идет. По ночам. Прохладно, нет любопытных. А там – кто знает? Вот мы и приехали узнать, как она это делает. Сегодня и проверим.
- Ну, ты, Паша, даешь! Ну, ты и фантазер! «Передвигается»! «Идет»! Как моаи на острове Пасхи? Там, по словам папуасов, истуканы тоже самостоятельно выбрались из каменоломен и пришли на берег океана, – Ирина присела на краешек изваяния.
- Встань, не нужно на нее садиться.
Ирина подняла брови, но встала.
- Вы, Павел Иванович, меня с каждой минутой все больше и больше начинаете удивлять. И даже беспокоить.
- Ириша, я же тебе говорю, что это необычная каменная баба. Сама посмотри. Ведь ты мне археологию на «пятерку» сдала?
- Да, и тогда мы с вами еще не были знакомы. Так близко.
- Ну вот. Так что, сдала по-честному. Рассказывай, что видишь.
- Я, вообще-то, если ты помнишь, на другой эпохе специализируюсь...
- Забудь про свой бронзовый век! Ну, хотя бы в общих чертах, хоть что-то помнишь?
- Ну, перед нами типичное половецкое женское изваяние, вырубленное из известняковой плиты, - забубнила Ирина. – Лицо скуластое, с маленьким подбородком, глаза тоже небольшие, нос – такой же. Черты лица типично монголоидные... Рта нет. Почему?
- Она делает свое дело молча.
- Да? Кто – она? Ну ладно... На голове – шляпа с толстыми полями и высокой тульей, из-под которой видны «рога» - по всей видимости, косы. Так, стоп! Шляпа – это типичный головной убор женщин из племени хана Шарукана, деда хана Кончака, с которым позже породнился русский князь Игорь, выдав за сына Кончака, Юрия, свою дочку... Игорь из «Слова о полке»? А это правда?
- Правда, правда. Игорь и сам на три четверти был половцем.
- Надо же... Так, дальше... Одета в простую тонкую рубаху – вон, полосками обозначены края рукавов и подола. Женщина в возрасте, поскольку грудь у нее отвисшая.
- Ну, естественно, не твои титьки.
- Ой! Отстаньте, Павел Иванович! Не мешайте девушке работать... – Ирина поправила футболку. – Итак, две гривны на шее – значит, дама не бедствовала. Статуй с двумя гривнами единицы. И посмотри на ее пальцы, на каждом из них по перстню. Это же перстни, а не изображение суставов, пораженных старческим артритом?
- Перстни, перстни. Скорее всего, серебряные, с бирюзовыми камешками.
- Так, теперь пояс... На поясе кошелек, зеркальце... В руках держит... Что же она держит в руках? Обычно у изваяний в руках, сложенных под животом, или книга-молитвенник, или чаша для причастия, поскольку половцы в то время исповедовали христианство несторианского толка... Так?
- Так, так.
- Хорошо. А это что? Надо же! Стесняюсь даже сказать...
- Дурочка, это обычные ножницы.
- Ножницы... Ножницы-ножницы... Два кольца, два конца, посередине гвоздик... Точно – ножницы, а я бог весть что подумала.
- Кому что...
- Фу, отстань! Ты что, хочешь сказать, что это тюркская богиня Умай? И никакого несторианства здесь и близко нет?
- Молодец! Я бы тебе снова «пятерку» поставил.
- Ну-у, запомнила кое-что из ваших лекций, Павел Иванович...
- Ты много видела половецких изваяний Умай?
- Нет, пожалуй, это – первое.
- Вот и я о том же – первое и единственное. Я ее, конечно, раньше видел у волостного правления, но внимания на нее не обращал. Каюсь – примелькалась. Так что можно считать, что тоже впервые вижу. А до нас с тобой вообще никто не видел. Как, собственно говоря, никто не видел в наших краях и половецкого изваяния Тэнгри, верховного божества тюрков, бога неба. А Умай в отличие от светлого, но грозного бога неба, олицетворяющего мужское начало, воплощает в себе начало женское, темное, но доброе...
- Типа «ян» и «инь»?
- Типа. Что еще про нее можешь сказать?
- Ты мне прямо экзамен устроил... Ну, она являлась...
- Является.
- Хорошо, пусть «является». Она является покровительницей женщин, особенно рожениц. Кочевническая Илифия, так сказать... – и она исподтишка покосилась на Павла.
- Что ты сказала? – прищурился Павел.
- Илифия... дочь Зевса и Геры, покровительница рожениц...
- Ну, ты даешь! – восхитился Павел.
- Ну вот, - скромно продолжала Ирина. – Поскольку она акушерка, у нее в руках ножницы – для того, чтобы перерезать пуповину при родах. Так... А еще она защищала... защищает новорожденных и маленьких детей от злых духов. Для этого дарит им бронзовые колокольчики. Постой, постой... Значит, этот колокольчик должен быть у нее на поясе! Да вот же он! Типичный колокольчик в виде раковины, - и она погладила изображение амулета на поясе изваяния.
- Отлично! Ставлю вам, девушка, даже не «пятерку с плюсом», а «шестерку». И за Илифию, и за колокольчик. Особенно за колокольчик. Его-то я элементарно не заметил, - признался Павел. – Пошли на курган, там я тоже еще не был. С самого детства. – И он воткнул колышек возле головы истукана. – Смотри, все на одной линии.
- Да вижу.
И сквозь густые, буйно цветущие заросли они начали пробираться к кургану. На юге ночь наступает быстро. Вот и сейчас небо из сине-зеленого превратилось в зелено-синее, и только на западе, за лесом, угадывались красные отблески садящегося солнца.
- Сегодня пятница, следовательно, до кургана она доберется в ночь на воскресенье, - рассуждал Павел. – Вот мы и посмотрим, зачем она туда путь держит.
- Это будет равноденствие, - небрежно произнесла Ирина, собирая букетик ромашек.
- Знаю. Но все равно тебе «семерка».
- Спасибо.
- Равноденствие случается каждый год, а вот Парад планет...
- Это когда планеты Солнечной системы выстраиваются на одной линии?
- Да. Такое необычное расположение планет случается не так часто, и всегда вызывает тревогу, а уж совпадение этих явлений – равноденствия и парада – бывает совсем редко. Не знаю, не просчитывал, но возможно, такое явление происходит раз в тысячелетие, а, может, еще реже.
- Ты хочешь сказать... – Ирина остановилась и вопросительно уставилась на него своими громадными темными глазами, которые Павлу всегда так очень нравились.
- Я хочу сказать, что мы можем стать свидетелями чего-то необычного, свидетелями чего-то такого, чего еще никто никогда не наблюдал.
- Уж не думаешь ли ты, что сейчас все эти половецкие моаи, покинув музеи, ползут к своим курганам, чтобы оттуда лицезреть столь редкое астрономическое явление?
- Вряд ли. Случись такое, об этом бы трубили на каждом углу – в газетах, на телевидении, а менты просто посходили бы с ума. Практически все половецкие изваяния изображают конкретных людей, простых обывателей, которые к таким явлениям космического масштаба никакого интереса не проявляли. Совсем другое дело – божества. Это их шанс в очередной раз заявить о себе. И это не изображение Умай, это она сама и есть. Собственной персоной.
- А откуда она узнала об этом «явлении космического масштаба»?
- Я же сказал: она – божество. Этим все и объясняется. Интересно то, что Умай не какое-то абстрактное божество, космических масштабов, со всеобъемлющими функциями, а вполне конкретное, с четкими обязанностями в области демографии. Но парад планет и ее заинтересовал. Хотя она женщина простая, без божественного апломба. И – доступная. Вот оно – перед тобой. Ее и потрогать можно, только садиться на нее не следует.
- Н-да, - задумчиво протянула девушка.
- Вот видишь! А ты ехать не хотела, - пробурчал Павел.
- И все-таки ты без археологии не можешь... – сочувственно вздохнула Ирина. – Зачем же тогда с факультета ушел? Из-за меня? Из-за нас?
- Может быть, тебе просто хочется так думать – это же так романтично – но ушел я не по этой причине. Во-первых, ты девочка взрослая и самостоятельная, и наши отношения касаются только нас двоих. Во-вторых, у нас с тобой, надеюсь, все серьезно, а всяких разных интрижек, мимолетных увлечений, интересных ситуаций в универе каждый год случается такое количество, что ты и не представляешь. В общем, к таким вещам уже давно привыкли. Нет, всякие намеки в наш адрес, конечно, были, но вполне дружеские и доброжелательные, поэтому причина ухода не в этом. Видишь ли... Ладно, об этом как-нибудь позже. Мы уже пришли. Что скажешь про курган?
Ирина, обиженно взглянув на него исподлобья, молча, прошлась вдоль подошвы кургана, а потом, сопя, взобралась на его вершину, огляделась и задумчиво присела в траву.
- Докладываю! – наконец прокричала она сверху. – Высота кургана примерно десять метров, плюс-минус метр. Диаметр соответственно от восемнадцати до двадцати двух метров.
- Как определила?
- Павел Иванович, я недавно школу закончила, геометрию вместе с теоремой Пифагора еще не забыла, а у меня по всем математикам тоже «пятерки» были.
- Что там наверху, отличница?
- Каменная площадка, основательно заросшая травой.
- Все ясно. Спускайся.
Когда у подножья кургана Павел поймал Ирину, набравшую при спуске приличную скорость, она, отдышавшись, сообщила:
- Учитывая камни, которые окружают курган, это типичное половецкое святилище. Вот бы раскопать! В жертвеннике, наверное, столько интересного. Возможно, даже золото есть.
- Нежелательно. Я имею в виду – «раскопать». Это все равно, что храм разрушить, потому что там «возможно, даже золото есть». Ведь попы любой конфессии – люди прижимистые, скопидомные. Нежелательно даже не только по этическим соображениям, но и потому, что святилища создавали в особых энергетических зонах, в точках силы. Как и христианские храмы. Ведь неслучайно храмы строили на местах капищ. Это не только символизировало победу новой религии над старой, но и из-за мощных энергетических потоков, которые там наблюдались. А бездумно нырять в эти потоки не стоит.
Ирина хмуро посмотрела на него, а потом рассмеялась.
- На сегодня экзамен закончился? Да? Ну, тогда, вредный препод, иди сюда... – И ловкой подножкой она сбила Павла в высокие и густые заросли дурманяще пахнущей травы, а потом, уже сидя на нем верхом, сдернула с себя футболку.
К машине они вернулись, когда было почти совсем темно.
- У меня есть куча бутербродов, - сообщила Ирина.
- А у меня большой термос с кофе и бутылка хорошего красного вина. Но вино – для бабки. Завтра утром к ней заедем.
- Бабка пьет?
- Нет, Ириша, у нее онкология, и врачи рекомендовали вино, именно красное. Там, кстати, и пообедаем. Да, сейчас за ней мать присматривает, так что заодно и с будущей свекровью познакомишься...
- Почему раньше не предупредил? Я бы...
- Брось! Так, я сейчас машину прогоню немного вперед, чтобы мы увидели Умай, когда она начнет двигаться.
- Ну-ну, - скептически усмехнулась Ирина, пережевывая бутерброд.
Поужинав, она быстренько разложила свое сиденье и улеглась спать, а он остался сидеть. Тупо сидел, тупо курил и также тупо смотрел во мрак за окном. Там было пронзительно тихо. Павел взглянул на звездное небо. Оно было усеяно миллионами звезд – больших, ярких и маленьких, тусклых, почти невидимых. Они спокойно выполняли свою обыденную еженощную работу – светили. А между тем, там, в глубинах необъятного пространства сейчас шла таинственная механическая работа: планеты Солнечной системы выстраивались на одной линии, точнее – на одном радиусе, выходящем из Солнца – зачем? Радиус протянулся далеко за пределы Солнечной системы, галактики, в бесконечность – куда?
Пофилософствовать о структуре мироздания и возможных драматических последствиях Парада планет ему не довелось. Примерно через полчаса со стороны леса раздался легкий шелест. Это был не ветер, он не способен так ритмично шелестеть травой, скорее всего, звук был похож на тот, который в полной тишине производят шаги человека, бредущего очень медленно, устало, но уверенной поступью, продираясь сквозь густую траву. А вот и хруст – мерный, редкий, как будто к машине неспешным шагом приближался кто-то большой и тяжелый. Павел дернулся к приборной панели, чтобы включить фары, потом передумал. Но «шаги» слышались уже почти рядом, и он все-таки врубил фары. Впереди мрак вспыхнул снопом яркого света, освещая перед автомобилем каждую травинку, а вот сбоку оставалась кромешная тьма. И это беспокоило. Не страх перед тем, что он может увидеть, а беззащитная неизвестность. А еще – рядом Ирина. Зачем он поволок ее с собой?
- Вставай! – он потряс девушку за ногу. – Кажется, начинается.
Та быстро проснулась и, натянув джинсы, примостилась рядом.
- Ну, где твоя Умай? – спросила она хриплым спросонья голосом и сладко зевнула.
Павел мысленно улыбнулся. Теперь тот факт, что они имеют дело не с заурядным половецким каменным изваянием, а именно с тюркской богиней Умай, не вызывал сомнений даже у скептически настроенной Ирки. Нет, не зря он ее сюда притащил.
- Умай где-то здесь, практически рядом. Но почему она изменила маршрут? Все, выходи из машины! Вдруг мы ей чем-то не понравились или она почувствует усталость и решит отдохнуть, облокотившись об автомобиль всем своим полуторатонным весом.
Ирина окончательно проснулась и быстро вышмыгнула из салона. Павел, не раздумывая, последовал за ней. Теперь, стоя за машиной, они ее, наконец, увидели. Каменная баба массивным темным силуэтом вырисовывалась на фоне звездного неба, которое в сравнении с ней не казалось теперь таким уж черным. Она стояла по другую сторону автомобиля и, казалось, разглядывала их. У Павла возникло ощущение, что он физически чувствует на себе ее взгляд и слышит тяжелое дыхание уставшего человека. Да, судя по силуэту, до античных женских богинь ей явно далеко. Это не Афродита, не Венера, и даже не трудяга Илифия, про которую недавно так удачно вспомнила Ирка.
- Господи, действительно, передвигается... Надо же! Никогда бы не поверила, если бы сама не увидела... Но как же она все-таки это делает? – прошептала Ирина.
Изваяние словно услышало ее шепот и, немного подумав, решило продемонстрировать свои скрытые способности. Умай сделала еще два шага по направлению к ним – статуя слегка завалилась направо и переместила свою левую сторону вперед, а затем повторила движение, только с противоположной стороны.
- Все, если она сейчас упадет на автомобиль, ему конец, восстановить его будет невозможно... Да и как объяснить причину повреждений в страховой компании? Скажешь правду – не поверят, засмеют, залечат в психушке, – Ирину и в столь напряженный момент не покидал женский практицизм.
- Ну-у, - протянул Павел, думая совсем о другом, - такими темпами ей до кургана еще топать и топать, а она отклоняется от маршрута... Типичное женское любопытство.
- Дай-то бог, чтоб это оказалось «типичным женским любопытством», - и Ирина перекрестилась.
Изваяние еще с минуту постояло перед машиной, явно раздумывая – что же теперь делать? А потом начало неуклюже разворачиваться. Наконец у него это получилось, и истукан заковылял в обратную сторону.
- Фу-у, - облегченно вздохнул Павел, - но из-за своего любопытства она потеряла минут двадцать. Если бы знал, что мы ее настолько заинтересуем, поставил бы машину подальше.
Они сопровождали Умай почти до кургана. Ирина даже пару раз успела ее заснять на видеокамеру мобильника. Павел, правда, зашикал на нее и категорически запретил продолжать фотосессию. Но и те кадры, что она успела сделать, были классными: на темном фоне кургана ковыляет каменное изваяние... Ковыляет неуклюже, медленно, но упорно. Иногда останавливается передохнуть. Ирина попыталась сделать видеозапись и спереди, но Павел совсем разошелся, а она обиделась и ушла спать. Позже и он присоединился к ней.
- Представляешь, дошла почти до самого кургана, - сообщил он Ирине, устраиваясь рядом.
- Угу, - сквозь сон пробормотала она и прижалась к его боку – утренняя прохлада давала о себе знать.
Проснулись поздно и первым делом навестили статую. Умай безмятежно лежала на спине, уставив свои маленькие, но широко раскрытые глаза в утреннее небо. Павел вбил у ее изголовья очередной колышек.
- Идеальная прямая, ну, если не считать ее визита к нашей машине. Все, поехали в деревню, до вечера здесь делать нечего.
В деревне их уже ждали, оказалось, что только Ирина находилась в неведении по поводу предстоящего знакомства с возможными будущими родственницами. Больная бабка держалась бодро, с оптимизмом умирающего человека. Мать Павла приняла девушку приветливо, она считала, что в свои тридцать сыну давно уже пора обзавестись семьей. Девчонка, конечно, оказалась молоденькой, но миленькой. Невысокая, ладно сбитая, бойкая, глазастая... Да и потом, сколько их не только двадцатилетних, но и гораздо моложе выскакивают замуж, а позже, со временем становятся хорошими женами? А бабка несколько раз одобрительно подмигнула внуку. Позавтракали, вернее – пообедали, поскольку солнце уже перевалило за точку зенита, поговорили о том, о сем, и «молодежь» засобиралась в обратный путь: Павел сообщил, что они еще заедут на пляж, а потом их ждет срочное и неотложное дело.
- Когда свадьбу-то играть будем? – шепотом спросила мать у Павла, когда они прощались.
- Потом, - отмахнулся он.
Их отпустили, снабдив большим пакетом всевозможных пирожков, и заполнив термос свежезаваренным чаем, настоянным на ароматных травах. А бабка долго крестила удаляющуюся машину.
Пляж встретил их жарой и прохладной водой. Подурачились в воде, позагорали, и Ирина проголодалась.
- Павел Иванович, вы обещали рассказать, почему забросили археологию, - напомнила она, разлив по стаканчикам горячий чай и выбирая пирожок с вишнями. – Жалко было потерять хорошего доцента… И вообще – хорошего человека.
- Я просто пришел к выводу, что при нынешней методике раскопок курганов мы получаем максимум десять процентов информации, содержащейся в них, а попросту фактически разрушаем курганы, - подумав, ответил он.
- Самый умный, да? Сейчас начнется лекция? Мне конспектировать?
- Нет, что ты! Впервые эту мысль высказал не я – археолог Юрий Шилов. Слышала о таком?
- Нет.
- И зря. Он, кстати, как и ты, тоже эпохой бронзы занимается. Шилов понял ошибочность методики раскопок кургана при помощи бульдозера, когда столкнулся с невозможностью использовать технику, и раскопки кургана пришлось проводить вручную, лопатами, послойно, штык за штыком. Шилова я тебе, конечно, дам почитать, а пока расскажу о собственном опыте. Мы попали в такую же сложную ситуацию. Представь, курган был на краю деревни, с одной стороны жилой дом, а еще с двух фруктовый сад. Бульдозеру просто не развернуться. Дом – понятное дело, нельзя трогать. Сад – священное. Начали копать лопатами, тщательно фиксируя не только находки, но и структуру почвы, ее цвет и все прочее. Пришлось, конечно, помучиться. Встретилось несколько более поздних погребений, совершенных в самом кургане, но основное, центральное, находилось в материковой яме, в каменном ящике.
- Срубная культура... – уточнила Ирина.
- Ну, это элементарно, - усмехнулся Павел. – Но дело не в этом. Когда уже в универе ребята перенесли на кальку все наши послойные чертежи кургана и совместили их, получилась удивительная картина: в светлой глинистой насыпи четко вырисовалось изображение колеса с восьмью спицами. Само колесо шло по окружности кургана, «втулку» обнаружили в центре на метровой глубине, а спицы расходились от нее, соблюдая строгую ориентировку по странам света. Эта композиция была выполнена с помощью черного жирного гумуса, принесенного издалека. Примерно так буддисты создают свои песочные мандалы. А на подошве кургана мы зафиксировали следы от семи кострищ, расположенных в форме Малой Медведицы, причем костер, изображающий последнюю звезду в ковше и символизирующий Полярную звезду, был направлен на реальную Полярную звезду. Копай мы курган обычным способом с помощью бульдозера, ничего бы этого не увидели. Забавно?
- Забавно, - согласилась Ирина. – И что потом?
- Потом меня послушали на ученом совете и тоже решили, что это – довольно забавно. И все. А когда я предложил впредь копать курганы только таким способом, надо мной посмеялись, сказали, что это непродуктивно, затратно и несовременно. А я подсчитал, сколько курганов я уже успел бульдозером угробить, мне стало стыдно. Да и потом, знаешь, есть такая восточная мудрость: ни у кого нет права разрушать то, что нельзя восстановить заново или устроить в лучших условиях. Даже в научных целях. А мы пока этого не умеем делать. И я перешел на кафедру истории. Занимаюсь каменными бабами, тюркскими надписями, керамикой бронзового века с ее загадочными рисунками, религиоведением – всем, чем угодно, но не археологией. Иногда выбиваю разрешение на проведение раскопок по своей методике. Скрепя сердце, дают, потом с интересом слушают, удивляются, но – и только. Связался с Шиловым, обмениваемся информацией, он предлагает совместную работу, потихоньку интерпретирую символику курганных рисунков.
- И много таких курганов раскопал?
- Около двух десятков.
- А почему меня не звал на раскопки? Интересно поглядеть.
- Последний курган я раскопал прошлым летом, а мы с тобой тогда еще не были знакомы. «Так близко», как ты вчера сказала.
- Хорошо. Когда вернемся, дашь Шилова почитать... Надо же! Созвездие Малой Медведицы, каменный ящик... Прямо космонавт какой-то в каменной ракете.
- А может, путешественник во времени? Ты забыла про колесо. Может, это колесо времени?
- Может... Пошли окунемся, а то я уже сгорела. Да и нашу путешественницу пора проведать.
Когда они вернулись к кургану, изваяние смирно лежало на прежнем месте, а солнце уже спряталось за густой бор. Павел поставил машину возле кургана; Умай уже видела автомобиль и недовольства, а тем более агрессивных намерений в отношении него не проявила.
Потемнело небо, загорелись звезды, где-то сбоку повисла луна, наступила ночь. Они сидели в траве, скрытые тенью машины и целовались. Вдруг со стороны изваяния раздался тяжелый и протяжный вздох. Павел насторожился, и, когда вздох послышался снова, вскочил на ноги.
- Иришка, сиди здесь! Мало ли... – а сам пошел к Умай.
Вздох повторился еще несколько раз.
- Вруби фары и иди сюда! – наконец, позвал он. – Представляешь, она встать не может. Устала или угол наклона слишком велик. Оторвется от земли, вздохнет и снова падает. Смотри!
Из глубины изваяния раздался все тот же тяжелый протяжный вздох, какая-то неведомая сила приподняла этот конец изваяния от земли сантиметров на десять, на секунду задержало в воздухе и изваяние снова бессильно упало на землю.
- Может, она раскачивается, чтобы потом резко подняться? – высказала предположение Ирина.
- Я тоже сначала про это подумал, но амплитуда колебаний не увеличивается. Это просто конвульсия какая-то. Что же делать?
- Помочь нужно.
- Знаю, но как? Трос... Нет, трос я в гараже оставил, да и не поднял бы я ее тросом. Для этого пришлось бы на курган на автомобиле взбираться, а насыпь слишком крутая.
- Да, примерно сорок пять градусов.
- Помню. Ты посмотри, как бедняга пыжится... – пока они рассуждали, Умай еще сделала несколько попыток встать. – Так, бери в багажнике саперную лопатку – будешь выковыривать камни из кромлеха.
- Откуда?
- Из каменной обкладки подошвы кургана, двоечница!
- Ну вот, то «отличница», то «пятерка с плюсом», то «шестерка», а стоило раз ошибиться – и сразу «двоечница»! – бурчала Ирина, открывая багажник.
Первые несколько камней Павел откопал сам и перенес к изваянию.
- Сейчас попробуем ее поднять тем же методом, каким полинезийцы поднимали твои любимые моаи, - и он, наконец, посвятил девушку в свой инженерный замысел. – Выковыривай камни!
При очередной попытке Умай приподняться он быстро подсунул ей под голову первый камень и она мягко опустилась на него. При следующей попытке, сопровождаемой таким же грустным вздохом, он протолкнул камень дальше, под шею Умай и подложил под голову уже два камня. Сбегав к усердно работающей Ирине, Павел притащил еще три камня. Камень оказался плитняком – крепким и, главное, плоским, ложился друг на друга плотно и прочно.
- Работает! – радостно доложил он Ирине. – Понимаешь, каждый раз при попытке подняться она отталкивается от верхнего камня, так что еще штук пяток и она... О господи!
По всей видимости Умай сочла, что камней уже достаточно, и, последний раз протяжно вздохнув, тяжело поднялась. Павел бросился к автомобилю и выключил фары.
- Зачем? – запротестовала Ирина. – Ничего же не видно.
- Сейчас глаза привыкнут к темноте, и все увидишь, а ее светом ненужно беспокоить.
Когда глаза привыкли к темноте, они увидели Умай уже на середине склона кургана. Ирина взглянула на часы.
- Без четверти двенадцать.
- Ничего к полуночи успеет...
- А можно, я ее сфоткаю?
Павел махнул рукой:
- По-моему, ей сейчас не до съемок, вся она сконцентрирована на том, чтобы вовремя добраться до вершины. Так что фоткай...
И Ирина сделала несколько отличных снимков.
Наконец, изваяние достигло макушки кургана, снова натружено, но облегченно вздохнуло, медленно повернулось лицом на восток и застыло.
- Ну вот, завтра она встретит солнце, - Ирина тоже облегченно вздохнула. – Что дальше? Пошли спать?
- Пошли, но сначала я камни верну на место, - и он тщательно восстановил обкладку кургана. – А теперь пошли.
И, обняв ее, повел к машине. Вдруг Павел резко остановился.
- Что случилось? – испуганно спросила девушка.
- Ты ничего не слышишь?
- Нет, - она прислушалась. – А вот теперь слышу. И правда – голос. Что-то говорит, но не по-русски.
- По-тюркски она говорит... Это Умай. Зовет нас, однако. Ну что, пошли? Мы уже такого насмотрелись, что ничему не удивимся. Да?
Но удивиться им пришлось. Когда они повернулись, на кургане вместо изваяния стояла женщина. Рассмотреть ее было несложно, поскольку вокруг нее розовым цветом светился неяркий ореол. Средних лет, немного полноватая, в белой рубахе, которая слегка колыхалась на неслышном внизу легком ветерке, - она стояла в той же позе с руками, сложенными внизу живота. Павел и Ирина застыли на месте и как зачарованные смотрели на Умай. Женщина снова что-то сказала.
- Она зовет нас, - пробормотал Павел. – Пошли!
- Откуда тюркский знаешь?
- Тоже мне – «знаешь»! Понимать я многое понимаю, а говорю... – и он с сожалением усмехнулся. – Все! Пошли! Нас ждут.
- Но... – запротестовала Ирина.
- Пошли, пошли! – и он потащил ее за руку.
- А если...
- Помолчи!
Взобравшись к Умай, они несколько секунд просто разглядывали ее.
Лицо, обрамленное русыми косами, было, действительно, скуластым, с маленькими подбородком и таким же носом. У оригинала имелся и рот, тоже небольшой, с пухлыми губами. В руках Умай держала ножницы, ее пояс был увешан полным набором женских аксессуаров, а пальцы на больших и крепких руках украшали серебряные перстни. Дав себя рассмотреть, Умай произнесла несколько слов, из которых Ирина поняла только «рахмат» - спасибо. Так благодарили за покупку торговцы на базарчике возле ее общежития.
- Благодарит за помощь, - перевел Павел.
- Угу. Я это тоже поняла. Передай, что не стоит благодарностей. Всегда рады помочь.
Павел, запинаясь, перевел. Умай улыбнулась и разразилась целой речью, из которой в этот раз Ирина ничего не поняла.
- Что она сказала? – настороженно спросила она.
- Ну, что мы хорошая пара, что... ну, что рожать ты будешь легко, такое, видишь ли, у тебя строение таза. Да и она, кстати, тоже поможет. Мы поженимся, и будут у нас дети. Только Умай мы не должны забывать.
Пока он переводил, Умай, улыбаясь, поочередно рассматривала свои перстни, явно что-то прикидывая. А потом сняла самый маленький и изящный, и снова сказала несколько слов.
- Протяни правую руку и не забудь поблагодарить, - прошептал Павел.
Перстенек с большим голубым камешком бирюзы пришелся точно на безымянный палец Ирины.
- Рахмат, - улыбнулась Ирина.
Умай нежно потрепала ее по щеке и что-то сказала, обращаясь уже к одному Павлу. Тот молча с серьезным видом поклонился, взял Ирину за руку и сказал:
- С нами попрощались. Поклонись и пошли.
- А что она тебе сказала? – спросила Ирина, когда они осторожно спускались по крутому склону кургана.
- Что бабка поправится...
- Это типа вместо перстенька для тебя?
- Типа. Хотя мой самый ценный перстенек это ты. А бабка... Вряд ли она выкарабкается – у нее уже четвертая стадия...
У подошвы кургана они оглянулись и посмотрели наверх. Где-то далеко в космических просторах Солнечной системы планеты выстраивались в шеренгу. Парад есть парад. А здесь на фоне бездонного звездного неба темнел силуэт изваяния Умай.
- Послушай, не хочу в душную машину... Мы с тобой вчера так хорошо в травке повалялись...
- На глазах Умай?
- А пусть смотрит, ей это только в радость...
Они продолжали встречаться. Все чаще. И Ирина с каждой встречей становилась все более загадочной. А через пару месяцев она поймала Павла в коридоре университета.
- Слушай, нам нужно поговорить.
- Я спешу на лекцию. Давай вечером? Да, мать сегодня звонила, бабка пошла на поправку. Врачи в шоке, но это так.
- Поздравляю...
- Спасибо, а что у тебя случилось?
- Да я, кажется, залетела...
- Куда?
- Куда-куда... Лучше спроси – как. Ну, помнишь Умай? Возле кургана? Я тогда таблетки в общаге забыла...
Секунду Павел соображал, а потом на глазах у всех студентов, снующих по коридору, поцеловал ее. Крепко и долго. Собственно говоря, особого внимания на них никто даже не обратил. Подумаешь, парень целуется с девчонкой. Эка невидаль! Правда, парень этот – препод, но, в конце концов, разве препод – не человек? Преподам тоже ничто человеческое не чуждо.
- И вообще тебе давно пора перебраться ко мне, - наконец оторвался Павел от Ирининых губ. – Так что иди в свою общагу, собирай вещи, вечером заеду.
- Паша, а что же теперь делать?
- Что делать, что делать... Умай сказала – в ЗАГС, значит – в ЗАГС, - и он убежал. Прозвенел звонок. А она стояла посреди уже опустевшего коридора, смотрела Павлу вслед, вертела на пальце перстенек и улыбалась. Немного глуповато, но счастливо.