ВРЕМЕН СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ
Детские и отроческие воспоминания
Статья в сборнике VII Стахеевских чтений
Родственники Стахеевы и Докучаевы
Т.В. Ролич, С-Петербург
Сколько случается разного в жизни, но мы не можем все запоминать. Самое интересное и важное запоминается. Вспоминается детство, далекое и близкое одновременно. Все это в памяти сохраняется.
Я сижу под елкой на диване, таком старинном мягком диване с круглыми валиками, мягкими подушками, как из сказки о Шамаханской царице и наблюдаю за огоньками. Кажется, что их много и они по очереди зажигаются. Зрелище завораживающее. И елка все время меняет цвет.
Мысли мои неопределенны, мне просто хорошо вот так сидеть и наблюдать за огоньками, рассматривать игрушки. Я помню еще старинные игрушки. Вот сережки треугольниками, с висюльками, одни желтые, другие розовые. Вот ватная куколка обсыпанная блестками. Бусы гирляндами свисают, флажки с рисунками.
Мне хорошо, когда дома никого нет. Ничто меня не отвлекает, мысль моя уносится далеко, далеко …
На стене гобелен с Петром I на коне. Надпись на иностранном языке, которую я постоянно расшифровываю. И однажды получилась Екатерина II. Я люблю этот гобелен, который мне представляется картиной. Тут и Нева и дома вокруг и наивные деревья. Сколько времени я провожу у этого гобелена. Потом он станет Медным всадником и все, что там на этой картине происходило, будешь читать в книгах.
А сейчас мне просто хорошо рассматривать кисточки оранжевого абажура. Старомодный буфет с зелеными стеклышками. Дверь в углу комнаты с французским замком. Это каникулы, раз я одна дома с утра.
Разные мысли мелькают в голове и о всаднике и об ограде вокруг камня. Всадник на огромном камне.
Вот и другая комната. Там стоит пианино, а над ней висит картина «Гибель Помпеи», которую я рассматриваю с интересом, изучаю подобности. Постепенно все складывается в одно целое, и одновременно каждая деталь знакома, но всякий раз представляется по- новому.
Детство и тишина, детство и веселье, детство и грусть о чем - неизвестном, чувство страха и любопытства. Погружен в себя. Слышишь отрывки разговоров, не вникая в смысл. Чувство одиночества своего подспудно присутствует. Многое непонятно и часто мучаешься от незнания, как поступить.
Вторая комната светлая с огромным окном и высоким подоконником, на который с трудом забираешься по батарее. Старые батареи были на лапках и грели плохо, так что зимой было очень холодно. Потом все это забывается, но жить в холоде очень неуютно.
Старые батареи заменили, и стало так жарко, и постоянно открывали форточку, старой конструкции, дергая за веревочку. Это целая процедура, к которой нужно было привыкнуть.
Огоньки на елке появились позже, а в раннем детстве были свечки, лапкой прикрепленные к ветке. Они в виде подсвечника, и капли воска падали мимо чашечки прямо на пол.
Моя мама рано умерла, и меня воспитывала другая мама, которую я сама выбрала, спрятав ее логарифмическую линейку, чтобы она к нам пришла. Так и случилось. Мне тогда было 4 года.
Папу я уважала. Он был высокий и красивый. У него были светлые глаза и темные волосы. Запомнилось, что он всегда ходил в черном, длинном пальто.
Я очень любила прогулки с папой по большому и маленькому кругу. Вокруг Заячьего острова и по всем мостам. Нева меня всегда завораживала. Я иногда останавливалась на мосту и сквозь дырочки перил смотрела вниз на быстрое течение воды, волны. Раньше часто случались наводнения, которых я боялась, потому что, мы жили на 1 этаже. Мне казалось, что вода может хлынуть в комнаты и нас затопить. У меня была книжка, где мальчик плавал по комнате в корыте.
Мы жили на Петроградской стороне, и Съезжинская улица - это моя Родина. Дом наш был 7 этажный, огромный, и перед ним большая площадка, где мы играли.
Рядом с домом был пустырь и там мы из камушков строили воображаемые квартиры с балконами и множеством комнат.
Почти все тогда жили в коммуналках. Это воспринималось очень естественно.
Я не могу сказать, что меня как-то воспитывали. Была жизнь. Отец работал над диссертацией, мама преподавала. И мы с сестрой были предоставлены сами себе. Я приходила из школы, убиралась, подметала ковер, мне это нравилось. Я занималась с сестрой, ходила с ней гулять, делала уроки. И так изо дня в день. Когда я была одна, я играла с подругами. То, что мне приходилось заниматься с сестрой мне не нравилось. Мне интереснее было со сверстниками.
У меня была тетя Маруся, которую я очень любила. Жила она недалеко на Подковырова, и я часто вместо школы ходила к ней и мы с ней прекрасно проводили время. Она готовила мне вкусный грибной суп. Потом мы ходили гулять на Каменный остров. У тети Маруси был удивительный дар интересно рассказывать обо всем. Я заслуживалась этими рассказами, они во многом повлияли на мое воспитание, развили во мне романтический взгляд на окружавший меня мир, отрывая от реальной действительности, выстраивая нереальную систему ценностей, что в дальнейшем мне пришлось с трудом преодолевать.
Сейчас я понимаю, что любя меня, баба Маруся меня баловала, не прививая те навыки, которые нужны в жизни. Она это делала от полного непонимания, как воспитывают детей.
Но ее любовь меня в детстве очень согревала.
Я помню, что я уходила из дома, и могла часами ждать бабу Марусю, когда она поздно возвращалась с работы. Мне не хватало любви, я ее искала везде. Помню, что я постоянно ждала маму Олю с работы. И эта привычка ожидания у меня сохранилась до сих пор.
Сколько бы ни проходило времени, сколько бы ни случалось событий, мы всегда храним память о тех людях, которые нам встретились на нашем пути и указали направление, по которому мы невольно идем, вспоминая своих учителей.
Так случилось со мной. Судьба уготовила мне путь тернистый, оставив во младенчестве без мамы. Это определило всю дальнейшую судьбу.
Со стороны мамы почти не осталось родственников. Среди них особое место занимала Екатерина Ивановна Докучаева, моя двоюродная бабушка, родная сестра моей бабушки Надежды Ивановны. Она принадлежала к известному Самарскому роду Докучаевых, землевладельцев, богатейших людей Самары. Ее родная сестра Вера Ивановна вышла замуж за Петра Васильевича Стахеева. Таким образом породнились Стахеевы и Докучаевы.
Судьба семьи замечательна связями, которые образуются на протяжении жизни. Интересно, что Иван Федорович и Глафира Федоровны были из известного дворянского рода Докучаевых. Они были родные брат и сестра. Глафира Федоровна вышла замуж за Василия Григорьевича Стахеева. А за Ивана Федоровича Докучаева вышла моя прабабушка Татьяна Семеновна Аржанова. Вера Ивановна, дочь Татьяны Семеновны вышла замуж за Петра Васильевича Стахеева, сына Глафиры Федоровны. Так дважды породнились Стахеевы и Докучаевы.
Поскольку я оказалась без прямой связи с родственниками мамы, меня это очень интересует, ведь вся семья Веры Ивановны Стахеевой оказалась за границей. Я знала об этом семействе отрывочно через Екатерину Ивановну, и это влияло на мое духовное развитие.
Трагической оказалась судьба моей бабушки дедушки, которые оказались в тяжелое время блокады в Ленинграде. Мой дедушка принадлежал к известному казацкому роду Овчинниковых из Уральска. Это были крупные промышленники, поставлявшие лошадей царскому двору. Они занимались разведением породистых лошадей и прославились успехами на этом поприще. В блокаду 1943 году дедушка умер, а 1945 году умерла бабушка. Моя мама, их младшая дочь поддерживала их как могла. Из Москвы приходили письма от Екатерины Ивановны, родной сестры моей бабушки. По завещанию все осталось маме, и она должна была помогать своей тете в Москве.
Но случилась трагическая смерть мамы, и отец мой остался со мной. Мне было 1,5 года. Потом отец женился, так что я пережила все испытания, которые выпадают на роль падчерицы.Меня не забывала Вера Ивановна Стахеева, которая жила с семьей за границей и через Екатерину Ивановну присылала мне открыточки к Новому году, Рождеству и Пасхе. Так начиналось мое непростое воспитание. Получилось, что я жила раздвоенной жизнью - жизнью советского человека и жизнью потомка аристократического семейства мамы.
Эти две линии уживались между собой хорошо. Мало кто знал о моей причастности к знаменитым Российским фамилиям Докучаевых, Стахеевых, Аржановых, Овчинниковых.
С возрастом многие вещи оцениваются по- новому. Прошло много лет пока я не прочитала про Святой ключ, про то, что туда приезжал Иоанн Кронштадский, что он является духовным отцом Стахеевых. Особенно меня тронули страницы, где моя бабушка Надежда Ивановна Докучаева и ее родная сестра Вера Ивановна Стахеева-Докучаева, сопровождали Иоанна Кронштадского на корабле Стахеевых до Казани, когда он был уже пожилым человеком. Для меня это выглядело фантастически, выяснявшей случайно такие интересные подробности.
Личность Иоанна Кронштадского была широко известна в России, особенно в среде православных верующих. Путешествие по Каме Иоанна Кронштадского происходило на закате его дней. Для меня этот рассказ служит лишний раз подтверждением, какое значение придавали Стахеевы духовности и религии. И вся жизнь династии Стахеевых и Докучаевых является этому подтверждением.
Когда мне исполнилось15 лет меня пригласила к себе на дачу Екатерина Ивановна Докучаева, которая не смогла устроиться за границей и вернулась в Россию. По завещанию моей бабушки мама должна была помогать своей тетке. В наследство мама получила драгоценности, которые бабушка смогла сохранить. Она зашила их в корсет. Мама дала Екатерине Ивановне изумрудное кольцо - так образовалась дача в Кратово, которая должна была когда-то перейти мне. Но в жизни все случается не всегда так как задумывается.
Меня всегда интересовало, почему таких людей как мой дедушка и бабушка «не трогали».Оказывается мой дедушка известного казацкого, уральского рода Овчинниковых перешел на сторону «красных» и таким образом спас свою семью от репрессий. Однако самого дедушку «за золото» регулярно вызывали в «Большой дом» и там пытали, чтобы он отдал, что имел, в казну государства.
Также мне стало понятно, почему мою маму Екатерину Леонидовну Овчинникову приняли в партию. Случилось это, когда уже умерли дедушка и бабушка в блокаду. Мама закончила Высшую партийную школу, и была ответственным партийным работником.
Никто не объяснит как молодая цветущая женщина, заразилась от меня дифтерией и угасла за 4 дня. У меня есть своя версия ее смерти. Это случилось как раз, когда было «Ленинградское дело». Мама в то время занимала ответственный пост заведующей отделом торговли Петроградского района, была активным общественным деятелем и ее могли тихо «убрать». Все они похоронены на Серафимовском кладбище. Рассказывают, когда хоронили маму, по всей Петроградской шла процессия. Екатерину Леонидовну уважали и любили. Была она человеком умным, добрым и отзывчивым. Все это я отрывочно узнавала от друзей мамы, от папы и от родственников, которых почти не осталось.
Из детства мне запомнилось, что все директора магазинов с уважением относились к папе, потому что знали Екатерину Леонидовну.Я читала мамины блокадные письма и одна фраза мне запомнилась: « Вот бы масличка где-нибудь достать, чтобы мамочку поддержать». При переездах письма затерялись, но я надеюсь, что, может быть, они найдутся.Екатерина Ивановна переписывалась с моим отцом, давала ему практические советы по моему воспитанию. Она считала, что ребенку без мамы нужно больше ласки и внимания.
Ее непонимание обстоятельств окружающей жизни, я выяснила по одному письму. Екатерина Ивановна пишет: «Таточка! Не хочешь ли ты поехать во Францию поступить в аспирантуру в Сорбонну? Или ты отдала свое наследство семье?» Такие советы меня совершенно обескураживали. Она постоянно переписывалась со своей сестрой Верой Ивановной Стахеевой, которая с семьей жила в Париже и в Биаррице. Так что я знала жизнь ее праправнучек Катюши и Веруши во всех подробностях. Они присылали мне открыточки, и обучались у бабушки Веры Стахеевой русскому языку.
Свои 85 лет Екатерина Ивановна отпраздновала в Париже у своей родной сестры Веры Ивановны Стахеевой. Когда уже позже я к ней приехала, помню ее слова: «Я устала жить». Она умерла в 90 лет.
Мои отношения с Екатериной Ивановной находились в постоянном движении. Лето на даче у нее запомнится, как одна из ярких страниц в моем отрочестве.15 лет это еще не юность, и ты погружен в разные мысли, которые тебя тревожат, много думаешь обо всем, что происходит. Запомнилось, что у Екатерины Ивановны был грубый голос, и речь ее отличалась своеобразием. Она преподавала английский, и ей ставили в упрек, что у нее американский акцент. Она 4 года прожила в Америке, но там не прижилась, быть на иждивении у своего брата Сергея, не захотела. Он ее уговаривал остаться в Америке, но она вернулась на родину, где похоронены ее предки.
Особенно интересны были ее рассказы о загранице, о людях там живущих, отличающихся своеобразным колоритом. Любила рассказывать об Италии и великолепных закатах.Так что эти впечатления о загранице запомнились на всю жизнь. И теперешняя заграница мне не так интересна, как мне была интересна та, о которой рассказывала Екатерина Ивановна. Так неожиданно сложились мои отношения со Стахеевыми, с которыми в 90-х годах мы познакомились и сейчас поддерживаем отношения.
Подробности о жизни в Святом ключе я узнала гораздо позже. Эти рассказы о настоящей дворянской усадьбе, со всеми, присущими тому быту приметами - гувернантки, прислуга уникальный сад, садовник, потомок которого недавно умер, все вместе создавало особенное впечатление, не похожее на окружающую нас жизнь. Та, старая дворянская жизнь представлялась Земным раем. Эти впечатления окрашивали окружающий нас быт в серые, унылые тона, а жизнь тогдашняя выглядела очень однообразной.
Проходит время, меняется жизнь, а впечатления отрочества так и остаются с нами. Вот так непросто сложилась моя судьба, и я с большой любовью описываю прошлое, которое могло и не так сложится, и все было бы по-другому. Но во всем этом есть какая-то невидимая нить, которая именно так сплела судьбы Докучаевых,Аржановых Овчинниковых и Стахеевых.