Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,
Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;
Там девяносто они городов населяют великих.
Разные слышатся там языки: там находишь ахеян
С первоплеменной породой воинственных критян; кидoны
Там обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,
В городе Кноссе живущих. Минос управлял им в то время,
В девятилетие раз общаясь с великим Зевесом ...
Гомер, Одиссея, песнь XIX.
В критской старой таверне у зеленой оливковой рощи,
Вдалеке от бушующих волн, тех, что скалы дробят в кружева,
На нагретых камнях дремлет кот удивительно тощий,
Не ведя даже ухом в ответ на призывные наши слова.
Старый грек, сам едва ль не древнее своей же таверны,
Принесет нам рецины кувшин и домашнего хлеба ломоть,
Той, чей вкус смоляной навсегда избавляет от скверны -
Здесь в веках исцеляли смолою и дух свой, и плоть.
Я с улыбкой кивну старику, как старинному другу.
Хлеб горячий в оливковом масле утонет до корки, спеша,-
И помчатся рассказы и байки взахлеб и по кругу,
И беседой с друзьями, как путник усталый, напьется душа.
Под столетним платаном на площади тень и прохлада,
Виноградные гроздья литыми созвездьями манят наш взор,
И в фонтане вода - словно лучшая в мире награда,
И старинного мрамора вен разноцветный плетеный узор.
Старый кот, странный кот…Я заметил твой взгляд исподлобья –
Словно желтым огнем полыхнул он зловеще на миг и угас,
Будто сфинкс, ты застыл у ушедшего в землю надгробья.
Словно прошлого дух, что вернулся из вечности здесь и сейчас.
Что во сне видишь ты в этот миг, напоенный полуденным зноем:
Бег по морю стокрылой триеры иль битвы богов и людей?
Афродиту ль, богами рожденную в пене морского прибоя;
Или в Кносский дворец к Минотавру бредущих Эллады детей?
Или тайное Зевса рожденье на склонах пещер Диктеона,
Что до времени скрыли от Кроноса злую титана судьбу;
Или Иды лесистой вершину – его основание трона,
Чтобы, сидя на нем, слышал он нашу жалобу или мольбу?
Или игры минойские, знаменитые буйным весельем
И парящим бесстрашным атлетом над бронзоворогим быком,
И царицы на шее точеной массивным златым ожерельем,
И актерами драмы, что пели театра живым языком…
А быть может, ты зришь, как соседка злосчастная – Тира,
Задрожав и на части осев, опустилась в пучину без дна.
И впервые, разрушив весь мир со времен сотворения мира,
На цветущий твой остров пришла ужасающей мощи волна…
Не хочу докучать, милый сфинкс, любопытством несносным,
Но зачем ты вдруг ожил, урча и ласкаясь, ко мне подошел?
Ах, наш добрый старик появился с дымящим подносом
Ароматной баранины - с вертела снял и поставил на стол.