В каждом нормальном православном приходе есть свои один-два особых человека -- чудики. А потому чудики, что чудят они и держат приход в более-менее активном состоянии. Застой, значит, разгоняют. Все их знают, привыкают к ним и даже чудачества воспринимают как должное. Всякие чудики бывают -- юродивого, бомжацкого, пьяницкого и прочего нестандартного вида. Иногда попадаются и настоящие праведники, являясь совестью всего прихода. И даже батюшки, бывает, чудят, но чудиками их называть нехорошо будет. И в таком случае говорят просто "батюшка чудит".
Если же нет на приходе хоть одного мало-мальски чудящего, то ненормальное что-то в жизни такого прихода происходит. Однако, в селе Соловейкино, где служил о.Семен, это добро было. На первой же литургии, которую служил новый настоятель, единственной причастницей Святых Таин оказалась Зина, худющая такая женщина лет сорока. Со всеми внешними признаками чудика. Что и подтвердилось сразу после службы: увидел отче, как причастившаяся несколько минут назад прихожанка подошла к старосте и нервно потребовала денег…
Несколько лет назад Зина как-то сразу и горячо уверовала в Бога. И с целью спасения, значит, подалась из родных мест в одной из южных губерний в странничество по стране. Вволю поблукала она по городам и весям, плавая по разным религиозным течениям. От почитателей седьмого дня до спасающих армейцев. И каждое течение оставляло свой след в Зининой голове. В итоге Зина с путаницей из таких следов оказалась в православии. Присмотрелась в новой среде, усвоила кое-какие из продающихся на каждом свечном киоске книжечек, пообвыкла. Некоторые навыки только, полученные в иных исповеданиях, никак не хотели забываться, а упрямо лезли наружу.
Каким-то ветром занесло Зину в один из городов нашего региона. Благодаря цепкости и напористости, быстро она признакомилась и освоилась при одном городском приходе. Нашла и место обитания у одной из сердобольных женщин. И обнаружилась у Зины способность следующая. Заговорит она с человеком верующим, и минут этак через десять человек считает себя обязанным Зине. Горячо выражаемая внешне вера причудливо сочеталась с почти хищной хваткой, когда нужны были деньги или еда. Вскоре "духовные сестры"-прихожанки стали от Зины скрываться. Наконец, одна из работниц храма, Тоня, предложила ей "для пущего спасения" переехать в деревню Коробы, в старенький дом, оставшийся от родителей. По Тониной раскладке, Зина будет там жить, возделывать огород, молиться. Спасаться, в-общем. А Тоня будет приезжать, подможет продуктами там, одеждой, дровами. А в километре от Коробов большое село Соловейкино, где можно будет что-нибудь подработать. Да и храм в том селе есть. И Зина согласилась, обещав навещать своих "духовных сестер" на большие праздники. Сказано -- сделано. Уехала Зина, предоставив радостную возможность облегченно вздохнуть прихожанкам и храмовым работницам.
В Коробах новая жиличка, хорошенько отоспавшись, несколько дней радовалась жизни. Дышала чистым воздухом, молилась и читала брошюрки, купленные в церковном киоске. Когда кончились продукты, она обошла всех соседей и с удивлением убедилась, что ее хватки недостаточно для пленения умов неверующих людей. Жители Коробов не реагировали ни на призывы к спасению, ни на угрозы жупелом горючим для тех, кто, к примеру, принимает ИНН. Подали ей что-то один раз, и делу конец.
Пошла Зина в огород, слазила в подвал и на чердак в поисках съестного. Огород порадовал только приятной зеленью сочной двухметровой крапивы да отменно гранеными стеблями жирного чернобыльника, росшими на когда-то удобренных грядках. В подвале из предметов обнаружились лишь пустые пластиковые бутылки, вставленные в крысиные норы, а на чердаке -- пыльные концентрические круги из многолетней паутины. И пошла Зина в село. Работу она искать не собиралась, как и огород поднимать тоже. А решила продолжить занятие своим личным спасением, избрав для сего путь жития нищенского Христа ради. И для начала найти храм и присоединиться к местному приходу.
На момент Зининого появления на приходе протекал период очередного "междунастоятельства". Службы посему проходили по субботам -- совершал их игумен Киприан из соседнего села. Зина исправно приходила на богослужения, а после окончания их требовала у старосты Марфы Титовны продуктов с кануна и денежку для личных нужд. Традиция сия за пару месяцев укрепилась, и требования Зинины пошли вне всякой зависимости от церковной службы. Ибо в Соловейкине новая прихожанка проводила целые дни, время от времени забегая в храм. Занятия ее состояли в-основном из прочесывания улиц села и заговаривания с пьянствующей братией на тему спасения души. Приметив дома, где жили пожилые прихожанки, Зина регулярно посещала своих одномолитвенниц, стуча в окна и требуя милостыню, делая это хотя и в ультимативной форме, однако же "ради Христа". Попытки бабушек объяснить, что не всегда они могут щедро подавать, жестко пресекались пристыждениями в нежелании исполнять заповедь…
Староста Марфа Титовна была, естественно, не очень довольна новой активной прихожанкой. И пыталась как-то упорядочить ее настойчивое рвение к церковному кануну. Однако путнего ничего из того не получилось. Как-то староста, проявив излишнюю придирчивость в отборе продуктов для Зины, услышала от последней: "Не дадите рулетиков с кануна -- прокляну". После чего оказалась в продолжительной прострации… И стала Зина чуть ли не единственным человеком, которого опасалась не боящаяся никого и ничего в селе Марфа Титовна. Имевшая и прозвище характерное: "командор в юбке". Нашелся, стало быть, хотя и временный, командир на командора.
Доставалось и Тоне, иногда приезжавшей из города и обираемой до нитки, так что Тоня старалась не появляться в Коробах как можно дольше. Так и жила Зина день за днем, и неделя за неделей. Со временем добралась она до местной администрации, и, как могла, вымогала деньги и социальные блага у власть предержащих. Предлагаемую работу Зина отвергала, сказываясь нездоровьем, при этом громко кашляя и переводя разговор в другое русло -- о спасении души. Тогда ей что-то немножко давали или обещали со временем выписать нечто из социальных благ, и она уходила на улицы развивать любимую тему в ином окружении.
К моменту назначения в Соловейкино отца Семена Зина жила в Тонином доме в Коробах уже около года, уверенно держа в напряжении весь приход. С новым батюшкой и его матушкой отношения сложились свои. Уже после первой вышеупомянутой службы на приходе отец Семен понял, что перед ним чудик. И посему, насмотревшись на чудиков в годы свои пономарские, он избрал определенную линию поведения. Староста по благословению настоятеля по-прежнему пользовала Зину небольшой копеечкой и рулетиками, почти так же, как и раньше. Однако пришлось теперь проповеднице спасения самой выслушивать батюшкины увещания о смирении и прочем. И за небольшое время как-то удалось малость успокоить Зину и привить ей более-менее "православное поведение". Ну и бывало, что немного пользовалась она вниманием батюшки и матушки в личных целях. Да вот, к примеру про дрова в мешке расскажем.
Зимовала Зина в Тонином доме. А без дров какая зимовка? В администрацию ходила -- привезли ей пару кубиков бесплатно, чтоб отбояриться. А что такое пара кубиков? На два месяца. На лесопилку ходила -- каких-то обрезков сбросили ей тоже бесплатно: еще месяц протянула. Больше не дают бесплатно, говорят -- иди работай. И тогда по прихожанам пошла Зина дровец промышлять по охапке. Всех обошла со своим ультиматумом. Да так, что, увидев ее издалека на улицах села, многие люди шарахались за сугроб или чужой забор, и ждали, пока пройдет Зина мимо. И даже собак злющих за чужими заборами игнорировали. К отцу Семену и матушке Марии только не ходила Зина домой. Не знала точно , где живут, потому что. Знала только, что где-то недалеко от администрации. Пыталась она выследить их, когда домой пойдут, конечно. Да только батюшка с матушкой, как опытные конспираторы, завидев издалека Зину, старались разными способами "уходить от хвоста". То разделятся на перекрестке улиц и пойдут в противоположные стороны, то свернут куда-то и исчезнут как сквозь землю, а то развернутся и пройдут мимо Зины торопливым шагом, будто по делу очень спеша. Не побежишь ведь следом…
Но как-то Зина, уже ближе к весне, в поисках очередного дровяного спонсора круто вывернув из переулка, увидела идущую мимо матушку. Догнала и давай плакаться: "Мерзну я, матушка, без дров. Дайте да дайте. Вот и мешок у меня с собой есть. В мешок дров положите, да в условном месте оставьте. Да вон, хоть у здания администрации под крылечком. Там никто не догадается и не украдет. А я обратно домой пойду, и заберу". И мешок дает пустой. Согласилась матушка, и разошлись они, значит. Пришла домой, положила дров в мешок, взвалила на плечи и пошла к администрации, благо недалеко. Несет и думает: "Это же надо на главную улицу выходить будет. А если кто из прихожан увидит, что подумают? А еще лучше, когда мешок под крыльцо класть буду, вдруг охранник увидит и подумает, что теракт готовит матушка? А если вообще глава администрации в это время выйдет? Ну да ладно, милостыня Богу угодна, и нечего стыдиться и бояться". Подошла к крыльцу -- никого. Мешок положила на условленное место. Потом, под вечер, прошла мимо крыльца, осторожно заглянула -- ничего нет. И возблагодарила Бога…
А ближе к лету Зина неожиданно уехала. По-прежнему ходила она на богослужения, унося домой сумку с продуктами. Немного успокоившись, стала "вписываться" в приход. И вдруг после службы Зина сказала старосте, что созвонилась с матерью, и решила уехать на родину. Староста на радостях дала ей денег еще и от себя. Перед отъездом Зина приходила прощаться и привела с собой гражданина с красным лицом и фингалом под глазом. «Это—Юрик,--изрекла она,-- он теперь будет вместо меня». Юрик икнул. Староста протяжно вздохнула. «Он верующий»,--добавила Зина. Юрику нагрузили продуктов в сумки, однако больше он в храме не появлялся, и очередного приходского чудика из него не вышло.
Август 2015