В пределе сущий ветер нрава
тревожит слабости покой
и отрицает веру странствий,
таков уж этот суеверный наш устой.
Душа томится, рвётся к славе,
привержен вопль страха
и в боязни трепет зла
зажала к стенке наше тело.
Нам не вздохнуть, ни молвить слова,
одна лишь тяжесть на излом:
притворство тянет жилы без наркоза,
и кровь, и свет томится в области груди,
всё больше отражая
болью в эгоизме жизни
и обретает, тот искомый всем
довольный смысл бытия.
Всё круче по спирали
подбираясь к цели в центре силы.
И я там был, и были вы!
Видали планы, что возложены
в прямую на свершенье.
И если мы подвержены судьбой идти туда,
куда нас манит воля отрицанья,
ведь все мы созданы из плюса
за исключением земли.
А наш магнит всего лишь сущность
и у кого преобладает минус в сердце,
тот вправе быть изгоем в этом мире.
Бродягой без остатка мне пришлось
однажды стать с самим собой
и в память чернокнижия столбцом
отважно мной задета строчка правды.
Где дверь откроется для нас,
ни кто не знает.
Где встретятся глаза твои,
с прикованной к судьбе душою
там закрыт вопрос.
Но пристань дня не оторвется
от причала мира без тебя,
ведь параллель сознанья где-то рядом
и ты в ней попросту никто.
Судьбы течение и время –
враг стремления, преображенье тьмы
и света сотворения стези.
Вот где-то там, вблизи,
а может быть и дальше у двери,
стало быть, пришла пора
и мне преобразиться.
Я прошёл черту забвенья в некой сфере.
Ни то что бы я был душою слаб,
но сердцем точно был гонимый
и овладев в сомнении своём
те признаки сознанья,
что неведомы во мне,
где смысл и природа жизни
на одной границе
делили половину выпавшего дня.
А вечером, в спокойствии простора,
в кругу друзей своих,
я вёл в нескованной манере
простой без темы разговор.
Сидели за столом в лесной избушке
не придавая мысли злой укор:
шутили, пили чай,
смотрели друг на дружку
и не торопясь, свободно,
нескромно убивали выходной.
В камине щёлкали дрова,
вино лилось рекою,
а за окном висела полная луна,
распространяя светом голубым вокруг,
среди воздушных облаков,
края от света оттеняя.
Я вышел в час ночной
поведать мыслям таинство природы.
На сердце отражалось воля
спокойствием своим
и лес, и речка, а за речкой поле
тянулись к слабостям моим.
Пройдя порог, я окунулся в темень,
глаза открыты, но я, не вижу ни чего:
на время затаил своё дыхание,
пульсация затихла,
волненье задавило тело, навязывая крик,
а я, как лёд холодный
не могу открыть сознание
и не умышленно пошёл вперёд.
Как тот слепец, как чёрный кот
в пустой без света комнате
я очутился вдруг.
И тишина!
Я зажмурился, закрыв глаза,
и в невесомости томительной
почувствовал, что по щеке бежит слеза.
Приткнулись ноги тверди,
качаясь, я удержал свой мозжечок,
открыл глаза и не поверил – где я?
Воздух был без запаха и без давления,
а свет вокруг настолько яркий,
ложился всюду и без тени.
Хотя источника невидно,
лишь потолок высокий, чисто белый,
и везде из камня стены.
Я долго шёл по лабиринту,
сухая галька всё хрустела
лёгким треском и тишина
давила свистом в уши.
Но я упорно двигался вперёд
под страшным чувством сожаленья.
Я шёл, приобретая навык сна,
но это был не сон,
а всё реально, как стакан воды
испитый только что до дна.
Вот появилось, что-то!
Это рыбы с пышным опереньем
плыли тихо в воздухе немом.
Одна другой красивей
и переливы красок нежным взмахом
выдавали за собой.
Я шёл с весёлым видом удивленья
по лабиринту каменных аллей
и с чувством непонятного творенья
всё брёл по бесконечности своей.
Цель непременно оправдает средство
и, если цель одна:
длинна дорога к ней с преградой,
невыносимо путана кривая,
порой бессмысленна,
неисчерпаема вопросами своими,
но доступна до конца –
она всевышнему творцу подобна!
Так и у меня.
Я вышел в зал огромный,
свет ударил по глазам,
но он настолько нежен,
что не доставил не приятных ощущений.
«Когда ты хочешь
объяснить кому-то то,
в чём плохо сам осведомлён,
но где-то там внутри
ты представляешь суть вопроса,
спроси себя, зачем тогда
ответом вдохновлён ни тот,
кто не получил его
впоследствии опроса!»
Через зал пройдя,
я очутился на балконе.
Периллы в зелени цветущей,
вдали виднелась пропасть,
внизу река плескалась,
ущелье преградило лес густой,
туманом белым всё заволокло
и чувство холода внезапно
пробежало за спиной.
Туман рассеялся из зала
и предо мной, как изваяние,
предстало сущность, возвышаясь
на большом старинном троне.
Я, как муравей невинный
посмотрел наверх ему в глаза,
они краснели паутиной,
излучая гнев тревожный.
Волненье задавило сердце,
участился пульс от страха,
побежала вниз слеза,
но всё закончилось мгновенно,
когда услышал я
неповторимым зовом пенье.
Мы ангелы, трубим прощенье
и превозносим истины урок,
пройдя обряды очищенья
мы удлиняем жизни срок.
Ты слышишь стон душевный
и ищешь путь в сомнении своём,
открой нам голос откровенный
и мы дорогу для тебя найдём…
Вокруг не видно ни кого,
наверно от боязни.
Ведь человек настолько нежен,
что в страхе сразу делается невежей.
Я вновь поднял свой взор
на величавую фигуру.
Куда исчезла мимика у зла,
где та напыщенность густая,
что излучала тьму в глазах.
Исчезли тени на бровях,
и появилась лёгкая улыбка на устах.
- Скажи мне, где я? –
переборов смятения,
задал вопрос ему вполне логичный.
- В параллели мира, -
ворвался голос, омывая
человеческое тело снаружи и внутри, –
а я его Владыка вечный!
- Но, как попал сюда я?
- Задай вопрос себе.
Ты сам хотел увидеть
тень иного мира.
Вопросы гложут суть в тебе,
и ты их сможешь здесь озвучить.
Я возмущён,
но пылкость растворилась прочь
и тайные пути сомкнулись,
взрывая атомы повсюду.
Моё сознание в плену,
но кто же сможет мне помочь
шагнуть на сторону сомненья
и освободиться от томленья.
Вопросов будет много, ты готов?
Волной прибило степень изучения
и если даже смысл не пробьёт
глухую брешь в стене ума,
то не берись принять пастилу эту
за чистую монету.
- Если ты Владыка, то значит всё,
ты должен знать наверняка?
Нам просто много лет твердили правду,
вбивая гвоздь в густую массу.
С приходом дня науки
мы в эту правду до конца
поверить не смогли.
- Та ложь, что сказана во благо,
лишь растворяет красоту в себе.
Вы знать хотите правду,
в итоге правды вы не обретаете нигде.
Что вам дана была когда-то,
в подарок истина одна,
вы превратили все слова
в прекрасный образ сна,
перевернув наполненный
кувшин для знаний.
- Ну, хорошо!
Допустим человек
не совершенен в области иной.
Он знает всё, что нужно знать
для скромного соблазна.
Ему впитали с материнским молоком
те навыки общения,
что по наследству обретали
временем в пространстве.
И как нам в будущем своём
перебороть ту разницу измена,
где перевесит смысл над собой.
И как узнать ту правду,
где скрыта истина во лжи
над пропастью морали.
- Ты где-то прав,
а где-то полностью наивен.
Для человека правда там,
где мозг его воспринимает зреньем.
Всё то, что он захочет видеть
значит так должно на самом деле,
а то, что не понятно
не имеет смысла
для всего существованья.
Но мир приватный в сущности своём
намного глубже правды.
И там, где параллель иного мира,
чертой своей наметила
границу времени вселенной,
там не должно быть лжи
или намёка на сомненья,
иначе ты сейчас стоял бы
абсолютно голый в кабинете у врача,
кивая головой на все вопросы.
Я сдвинул брови.
- Ты Сатана?
- Нет, я князь иного мира!
А Сатана мне не знаком…
Ты, вероятно,
думаешь о демоне другом,
что вы придумали
для воплощения вины искомой.
Пугая ближних в сути зла,
забыв, что нет добра в душе знакомой.
Ведь зло должно же быть плохим,
когда добро забыто.
Есть лишь Всевышний,
что надо мной!
Ваш мир на нижней степени ячейки
и вы ещё грозитесь стать сильней.
- Прости, я окружён незнаньем.
Вот если б эти знания,
я приобрёл от мудрости твоей,
всю благодарность без остатка
приумножил бы в достатке
и в честь значения сего
обрёл святую силу,
то был бы счастлив
в мире человека,
возвысив численность ума,
пронзая пикой истину большого света
и ускоряя шанцы века,
постиг бы тайну
в области всевышнего труда…
Молчаньем вдруг пронзило сердце,
мне показалось
или, правда бег остановился,
дыханье обрело покой,
и мысли скованны
в необратимое притворство,
расстались с собственной мольбой.
Я был изгой.
Я был повержен правдой
в области сомненья:
и где же та приобретённая приватность,
и где же та нескромная узда
в невольной слабости причин,
что вожделенно святостью притворной
и несомненной силой не земной
влияла на мои сакральные сплетения
прео6ретая странствия покой.
Я слышу звуки хора,
как будто ангелы опять
трубят покорно истину закона
и превращают смысл слов
в неповторимый слог,
для нас сплетая боль,
в душе прибоя –
томится гладь волны простора,
терзая слабости укор.
…Мы верим в будущее славы
творим и властвуем с небес,
а тяжесть каменной булавы
нам давит на могучий пресс.
Все мысли праведные тени,
все наши тайны в нас самих -
душа опутана в сомнении
и тянет в сторону от них.
Мы все привержены канону
отдельной панцирной каймой,
открой нам дверь к простору
обратно в памяти к себе домой…
Я отчуждён,
притворство овладело тело
и обрело покой
расслабленный в неволе,
что даже вопль мысли
трепетом своим покорно тлело,
немело и душевно растворялось
в области настолько неизвестного угла,
где стать мне не возможно
просто человеком
и вопреки танцующим словам,
колеблющей крамолы,
стекали вместе с потом
все мои тревожные дела.
Но если быть мудрее,
как молвил голос, глаз и свет
недавно предо мною,
то я намерен бросить вызов
собственному мненью:
что камень твёрд, металл сильнее,
вода течёт в указанное место притяжения
и все законы космоса
определил простой ответ,
где вопреки вопросу соткан след,
бродивший много тысяч лет
за гранью истеченья века,
приобретая слабость нынешнего дня
и ускоряя напряжение нейронов –
мы все боимся,
что же будет после самого себя.
Ни кто не знает!
А, если кто озвучил собственное мненье,
тот бред окутал тенью,
бессмысленной волной
проходит по ступени тьмы,
всё больше разрушая
непринуждённой скромности сомненья
и приурочив к стремени определенья,
выходит к мнимой слабости ума,
где та или иная странная стезя
волнует взгляд соприкосновенья
и обретает силу нового огня –
энергии вселенной.
Мой взгляд непринуждённо
вдруг привлёк внимание одно.
За каменной стеной,
пожаром огненным и жгучим жерлом
вырывалось изнутри прямое зло.
Из не большой неплотной щели
виднелся красной лавой миг
и исчезая в плазменной неволи,
тревожил мой неповторимый сдвиг
пульсации подвижной,
гонимой к пропасти унынья
и превращая в облик страха
всё обретая новые волненья
к искомой слабости внутри.
- Ты не смотри туда, -
меня одёрнул голос князя, -
то зло, что лишь покорно мне,
не пощадит пришельцу жизнь.
И если ты в сомнении
нескромном одержим,
погряз в греху необратимом,
где стоны дев и тяжесть нрава
скованно в порочных
червоточинах души
таятся рядом у тебя,
уйди и скройся с глаз необратимо,
а повернёшься быть тебе
заложником гонимым вечно;
ибо нет людей в том свете
чистых в помыслах своих,
что одержимы перед злом.
Лишь вы в тщеславии одном
считаете себя неудержимыми
и где упрёк колеблет степень права
там вымысел повешен в образе оправы,
воспевший от небрежности своей.
И мне с тяжёлой болью,
от злого облака пришлось,
как от магнита отвернуться.
Я вышел на балкон высокий,
свисавший в пропасть над долиной,
где виден был огромный водопад
и шум воды слегка и невпопад
касался моего сознанья,
где все пороги знанья
в это время обрели черту.
Когда я внемлю эту правду
из уст великого создания,
то где бы я ни находился,
толи в мире собственном
или в ином - мне кажется,
что истина везде одна.
Она в творении морали
была когда-то создана,
давно уже не зная времени
и тайной пылью вся
во мраке власти предана.
- А сколько лет ты правишь миром этим?
С истоков дня или с начала
дел умышленных во блага человеку?
- Здесь нет часов, а время длится очень долго.
Здесь нет порочных дней и нет веков.
Всё потому, что в этой жизни
нет причин для собственных долгов
и как бы все здесь ни старались
обойти завесу истинных законов,
по той привычке человеческих утрат,
всё в круге априори
и зов Всевышнего в просторе,
везде летает, как вездесущий листопад.
Поэтому я вечен!
И правление моё у власти бесконечно!
Под небом голубым проплыли корабли
у замка замедляя ход теченья,
они своей неповторимостью
настолько властвовали нежно в небе,
что, даже удаляясь, виднелись королями
в своей стихии и от свободы полной
тянулись к ветру парусами,
наслаждаясь собственной погодой.
И снова зазвучали трубы
в мелодиях, которых нет беды,
они терялись в нотах, играя словно
о пробуждении своей земли.
Затронув воздух музыкой печали,
играли песнь таинственного слова
и хором женским помогая
приобретали истины свои.
Под шелест вечности своей
поём о смысле каждый день,
танцуем в такт своих теней,
что бы унять на свете лень.
И если нам откроют двери
Мы не войдём туда боясь,
Не зря мы вечно песни пели,
Что бы идти туда стыдясь…
Я обратил свой взор наивный
на вечного Владыку искушаясь.
Он властно на меня смотрел,
как будто ждал вопросов,
неумолимо наслаждался днём
не иссекаемым в своём творении,
а воздух разгонял сомнения
и пробуждаясь, я поспел,
подняв наверх глаза свои
и собирая в ком слова в уме
преображая предложенья.
- Ответь мне на вопрос Владыка -
в этот мир иной в итоге
попадают все, кто распрощался с телом?
А вера, в самом деле, придаёт
всему здесь смысл беспримерный
или истина, что скрылась
в нас самих, не обретает свет,
а просто распыляет атомы повсюду,
приобретая только дух
в стенах твоих преображаясь?
- Ты знай, что в этих стенах
ни мало душ оставили свой след
и к ним особенно касаясь
можно многое сказать,
утратив жизни отрицанья
и возбуждаясь в перемене дней
молитвы сами воспевались,
хозяина пытаясь отыскать.
Кто верил в мире грёз законам бытия,
тот парит в объятьях веры тоже здесь.
Кто творил добро, тот вожделенно
тратит силы, восхищаясь правой славе.
Кто даже верил самому себе,
тот тоже вправе быть в существовании
и наслаждаться степенью своей
до следующей ступени обновленья…
посмотри туда и ты увидишь свет,
в котором есть преобладанье,
влиянье совместимости одной,
что только здесь способно оставаться!
Те, кто не верит ни во что,
здесь пробуждались в страхе,
отделяя тень своих проказ
и тут не раз стучались в двери
в прощении душевном отрекаясь.
Они блуждают в лабиринте,
пытаясь обрести покой,
но в наказанье им ответ пустой,
пусть вечно в размышленьях
бьются головой об стены
на пороге двух миров событий,
пока я не истрачу к ним обиду.
Те, кто не прощён, от глупости своей
закован в лапах огненного склепа,
что видел ты недавно, удивляясь,
энергии ужасной превращаясь
в рутину скомканного зла…
Я так внимательно внимал его слова
и сочетал предлоги размышленьям,
где истина одна таится в новизне,
в притворной слабости невольной.
И грусть расслабленно стенала
от страха неизбежных сил,
лилась по венам и не знала
каков итог виднелся из могил.
Я князя вдруг небрежно перебил:
- А, что со мною будет?
Вопрос сам по себе родился
от красноречий справедливых
и тут сам бог велел узнать,
где мне придётся неизменно
жизнь свою вторую продолжать?
- Ты здесь пробыл в гостях
ни первый, ни последний…
- Слово гость внушает дух надежды! –
Я вдруг воспрял всё продолжая слушать.
…и правда, что-то задержался тут,
тебе ещё домой, уж день седьмой,
а ты со мной стоишь у двери.
Много ты узнал для несмышлёного ума
от истины законов совершенной.
Я наделю тебя священным даром
в знак уваженья к слабости твоей -
тревожить разум проведений
и возбуждать историю Вселенной,
преображая все морали вспять,
играя с вольностью в словах своих
и оставляя позади себя мгновенье,
что выделяет от тебя других.
Возвращайся, тебе пора!
Да, иди дорогой прямо,
не блуждай по лабиринту –
эта миссия отведена не для тебя;
и если в темноте чужого мира обернёшься,
назад домой ты не вернёшься.
Я шёл прямой дорогой верной
с надеждой возвращения домой
и в превращении с победой
к священной магии земной.
Во мраке слышен звук густой,
а под ногами галька скрежет,
прохладой затянуло по спине
и в тесном воздухе тревожит
меня сочувствием извне.
Я потерялся в тени страха
в наивной пропасти опять
и тает в слабости сознанье,
как удержать свой разум слабый,
не упустить, как есть принять.
Тихий голос режет уши
в сопровождении духовных труб
и нежный шёпот чуть дыша
поёт мне песни не спеша
священные слова умерших,
где еле теплится душа.
Мы ангелы, трубим победу
и воспевая силу пробужденья
идём по собственному следу,
пробуждая знаки продолженья.
Проснись и ты увидишь свет,
мы рядом будим петь псалму -
душой томимы много лет
и преданы мы духу своему.
Как тот мудрец, как белый кот,
что спит на белой простыне
не видимый в тумане наслаждений
и только мягкое давленье притяженья
во мне восстало вдруг.
И тишина!
Сомкнулся размышленья круг,
затмило стуком сердца правда –
кто я и где я в этот час подвижный
нахожусь или парю вне мысли,
как перо невинной птицы?
И знаю так, что я вернусь…
Но мне позволят возвратиться?
Ведь, где я был, там нет меня уже,
но где-то должен я остановиться.
Свет белый и прозрачный, как слеза
мне задавило болью на глаза
и всё пространство в полусфере
виднелось мне как наяву.
Вокруг меня друзья стоят,
весёлым взглядом улыбаясь
и не скрывают радости своей,
как будто рады видеть снова
в покое несоизмеримом,
дивясь моим движениям живым.
- Что со мной случилось? –
я произнёс с трудом.
- Ты в коме был неделю,
а мы молились об одном
тебя увидеть снова -
друзья мне отвечали.
И если та случайность,
что так оборвала мой мир,
в итоге обрела сегодня
надеждой пробужденья моего
то время, что заставило об этом
всех задуматься внезапно –
где та граница совершенства,
что сила света освещает тьму -
в потоке параллели нашей
или на пороге бытия
застряла в проклятом плену.
Вся жизнь, что предана для нас
плетётся за тобой, как тень -
она наполнена историей свободы
и каждый день, и каждый его час
вселяет в нас особенность природы.
Быть может точкой отчислений
настанет наш последний миг,
где счастлив каждый там,
как он хотел когда-то видеть
в мечтах определяющих творенье
и праведность искомого теченья,
приобретал в процессе сил.
Кто не сумел найти при жизни
свой параллельный дом в душе
и в наказанье за ошибки
проводит время там, где нет теней,
пытаясь поразмыслить на досуге
о бренной участи своей,
тот вряд ли так себе поможет.
Поступки добрых дел –
основа для итога воплощенья!
Закован в узы наш тяжёлый ум
и лень в пороках неизбежна;
открой свой разум совершенства
в порывах слабости закон:
где свет томится первозданный,
где след оставлен на песке,
где слово в мысли воцарится,
где разум создан на земле.
Я дар свой воспалю в избытке
и превращу наш тесный мир
в порядок действий для попытки
расставить всё, что не успел
когда-то здесь в порывах дел
Всевышний наш отец – кумир!
2015