Почти каждый день мы с бабушкой ходили на рынок и по магазинам, в поисках чего-нибудь "путящего". Был один магазин, в который я шла с особым рвением. Уже и не помню, что мы там покупали. Зато очень хорошо помню прилавок, на котором стоял коричневый поднос с халвой. Халву выставляли целым пятикилограммовым куском. Продавщица была бабушкиной знакомой, и пока мы покупали, бабушка общалась с женщиной, обсуждая злободневные темы. А я терпеливо ждала, глядя на халву, пока бабушка наговорится.
– Бабушка, ну давай купим халвы, – просила я её, уже тогда будучи большой сладкоежкой.
– Не надо нам халвы. Там ничего полезного нет, один сахар, только зубы зря портить. Пойдём лучше рогаликов в хлебном купим, это действительно польза.
Так отвечала мне бабушка, почти всегда.
А я продолжала смотреть на халву, та в свою очередь призывно смотрела на меня, возбуждая в моём детском воображении вкусные картины сладкого пиршества. В отношении сладостей бабушка моя была непреклонна, покупала только мороженное и то раз в неделю. И пока я его ела, она всем своим видом выражала брезгливое неудовольствие.
В этом заветном магазине был низкий прилавок, и поднос с халвой стоял с краю, прямо на уровне моего лица. Такого испытания моя детская психика не выдерживала. И пока бабушка общалась с продавщицей, я брала по маленькому кусочку халвы с самого края и прятала в рот, потом потихоньку прожёвывала. Так удавалось съесть несколько обломков от большого куска. И никто ничего не замечал, так как в целом пропадало грамм десять-пятнадцать.
Но в тот злополучный день, точнее полдень, мы с бабушкой всё утро бегали по городу. В поисках дешёвых круп, чтобы сделать на зиму запасы. И только в самом конце зашли в этот магазин. Ещё только войдя, я увидела халву на своём законном месте и моё голодное и замученное беготнёй самочувствие улучшилось. Мы выстояли небольшую очередь, и бабушка принялась очень тревожно обсуждать с продавщицей перемены в стране:
– Магазины все пустые. – сообщала она с тревогой в голосе. – Мы весь город оббегали, только крупы кое-какие удалось достать. Что дальше будет? Неужели опять голод?!
– Да, – говорила продавщица, – У нас почти никто не покупает, с тех пор, как инфляция началась. И товара мало завозят.
– А деньги на книжках, получается, совсем сгорели? Неужели ничего не вернёт государство, мы же всю жизнь копили?! - переходя на шёпот, сокрушалась бабушка.
Обе они и бабушка, и её приятельница продавщица были очень встревожены и напуганы. Я же не разделяла их тревог, а с радостью для себя заметила, что большой высокий кусок халвы перекрывает обзор продавщице. Маленькие же куски находятся в "слепой зоне", и можно съесть один, оставшись незамеченной.
Первый кусочек бесшумно растаял у меня за щекой. А бабушка всё с нарастающим негодованием продолжала разговор:
– Вы же понимаете, что уже ноябрь! Впереди холода, надо запасаться на зиму, а запасаться нечем. Возьмите хоть круп, вот в том магазине.
– Да у нас и денег почти не осталось, – плачущим голосом объясняла приятельница. – Зарплату опять задерживают!
Разговор их в этот раз был очень долгим и я, сама того не замечая, дожёвывала уже шестой кусок. И так, как крошки давно закончились, плавно перешла на куски побольше. А когда и их слопала, взялась за большие куски. Всё было, как в тумане. Бабушкино волнение передалось и мне, и чем серьёзнее был их разговор, тем больше я ела.
– Да, мы тоже обязательно запасёмся на зиму, – подтвердила продавщица, – Вы всё-таки правы: мало ли что – ситуация в стране тревожная. Что с нами будет?!
– Мы с родителями уже прошли однажды войну и голод. Вы слышали, что в Приднестровье сейчас затевают?!
– Конечно, мы тоже радио слушаем.
Спустя час бабушка, договорившись с приятельницей держать друг-друга в курсе всех новостей, отошла от прилавка. И тут настал момент моего разоблачения.
– А где... – продавщица наконец, увидела весь поднос с куском халвы целиком и, что один её край растаял.
– Рита... – бабушка с ужасом поняла, что всё это время, пока они обсуждали трагедию в стране, я уплетала халву. – Мы всё оплатим, кинулась она в сумку за кошельком.
Продавщица, едва придя в себя от шока: как в такой маленькой девочке мог уместиться почти килограмм халвы, – махнула рукой:
– Да ладно, не надо денег, девочка голодная, оставьте.
– Да есть у нас всё дома, вон манку же с утра ели. - бабушка была на столько обескуражена, что у неё почти не нашлось слов:
– Извините нас, ради Бога, я правда не заметила! Возьмите хоть сколько-нибудь. Сколько эта халва стоит? - Она стояла, крепко сжав мою руку, и не знала, что ещё сказать.
Но продавщица махнула рукой:
– Дети – что с них взять.
Почти бегом, мы выскочили с бабушкой на улицу. Она ещё раз сжала мою руку и только тихо сказала:
– Опозорила меня! Будто я тебя совсем не кормлю.
Всю дорогу до дома я чувствовала, что бабушка очень расстроена. Придя домой, я ждала объяснений, ждала, что она начнёт меня ругать. Но она ничего не сказала, только тяжело вздыхала, думая о чём-то своём. От этого её молчания мне тоже стало тягостно на душе. Самым страшным для меня было, не когда она ругала меня или наказывала, а когда вот так молчала, показывая всем видом своё разочарование во мне. Но, пережившая голод в детские годы, бабушка могла ругать меня за что угодно, только не за то, что я что-то съела.
Мы ещё заходили несколько раз в тот магазин. Поднос с халвой, от греха подальше, переложили на стол за продавцом. Бабушка каждый раз извинялась перед приятельницей за ту халву. А в середине зимы магазин закрылся.
( Продолжение: http://www.proza.ru/2016/01/15/1813 )
* - Фото из интернета - http://lubimye-recepty.com/recept-xalvy-iz-detstva/