Глава четвертая. Заключительная

Владимир Пастернак
   Я в кабинете уполномоченного УКГБ по Днепропетровской области.

- Вы инженер-наладчик. Я ничего не путаю, Владимир Борисович?

- Старший инженер.

- Да, да, старший, извините.

- Ну,  зачем это Вам? Вы не историк, а копаете что-то, собираете картотеку. Ну, зачем  Вам этот негатив? Налаживайте станки...Думаете, мы не знаем, чем Вы занимаетесь в командировках?

- Судя по грамотам и фотографии на доске Почета, занимаюсь я в командировках  наладкой станков с ЧПУ.

- Нет, нет, с этим у Вас все в порядке и мы знаем, что Вы отличный специалист, но я о другом. К нам поступают сигналы от работников библиотек, что вы интересуетесь партийными газетами 1937-1938 годов...

- И что в этом плохого? Я же не фашистской прессой интересуюсь?

- Эх, Владимир Борисович, лучше бы вы фашистской интересовались (!!!)

   О том, что некоторые работники областных библиотек были штатными и внештатными осведомителями я узнал только спустя много лет от одной старушки, которая всю жизнь проработала простым библиотекарем, а последние десять лет – заведующей. Она-то и рассказала мне, как их пытались вербовать. Но больше было таких, которые делали это бескорыстно из «лучших» своих побуждений. Ее непосредственная начальница писала доносы и требовала это от молодой сотрудницы, а когда та отказалась, просто уволила ее. Пусть простят меня сотни тысяч честных библиотекарей, которые за мизерную зарплату занимались этим далеко не легким трудом, но разговор не о них.

И даже не о тех несчастных девочках, которые, боясь потерять место, докладывали начальнице о необычных читателях... Я даже могу понять людей нетрадиционной ориентации, которых КГБ склоняло к стукачеству, не оставляя им выбора. Для тех, кто не понял о чем идет речь, поясню. В 1970-е и даже в 80-е годы за гомосексуальные отношения можно было получить от трех до пяти лет. Я мог бы еще приводить примеры тех, кого Органы грубо толкали на это. Но, повторяю, разговор не о них.

Существовала целая армия штатных осведомителей или «сексотов» (секретный сотрудник) Они были везде – на предприятиях, в государственных учреждениях, в научных и учебных заведениях, в издательствах, в редакциях газет и журналов, в различных общественных Союзах... Не существовало такой сферы деятельности, где бы не было секретных осведомителей. Впрочем, на местах знали, кем они на самом деле были, а секретными агентами они значились только в КГБ-шных ведомостях получения зарплаты.

А сколько было добровольных помощников Органов?! С чистой совестью, ведь в самом начале я дал слово говорить правду, могу уверенно сказать, что число добровольных стукачей измерялось сотнями тысяч. Мало кому из моего поколения хоть раз в жизни не предлагали «помочь» Органам. Порой делалось это в такой завуалированной форме, что человек не догадывался о том, что его попросту вербуют и хотят сделать стукачем.
 
   Ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году совпал с началом моей трудовой деятельности в качестве ученика слесаря сборщика на судостроительном заводе. Подходит ко мне как-то бугор (бригадир) и сообщает, что со мной хочет поговорить какой-то товарищ. Товарищ очень похож на комсомольского вожака, и костюмчик ладненький, и галстучек, и волосики куда нужно зачесаны... Отошли в сторонку и начинает этот чувак читать мне политинформацию о том, как обострилась вся международная обстановка, как наши враги пытаются воспользоваться ситуацией и т. д, и т. п. Гляжу я на него и, несмотря на свой юный возраст, понимаю, что ему самому противно все это. Спрашиваю в лоб: «Чем я могу помочь в разрядке международной ситуации?»  Он понимает мою иронию и с улыбкой говорит: «Помочь разрядке ни Вы, ни я не сумееем, это точно. Но кое в чем Вы можете оказать нам большую услугу.»

Прикидываюсь шлангом и спрашиваю:

-  А кому это вам, может быть КГБ?

- Ну что Вы, - обиженно отвечает ГБ-шник, - Нам – это всему нашему советскому государству, нашей Родине.

- Чем я могу помочь Родине? - спрашиваю без всякой иронии.

И тут я замечаю, что товарищу этому  как-то совсем не по себе стало, может, это его первая попытка завербовать кого-то, даже жаль его стало по-человечески. В общем, начал он мямлить, что сейчас важно сохранить спокойствие в рабочей среде и не допустить лишних разговоров по поводу вторжения. Если кто-то, например, негативно реагирует на события в Чехословакии...

Мне стало противно, решив закончить этот разговор, я сказал ему: «С самого детства мой отец учил меня, что ябедничать плохо. Недавно он умер и в память о нем я не хочу менять моральные принципы, заложенные отцом.»

ГБ-шник скомканно выразил мне свои соболезнования и быстро ретировался. Я вернулся на свое место и до конца рабочего дня напряженно думал,кто из наших цеховых работяг потенциально мог бы дать согласие стучать на товарищей.

   Однажды, бывший Председатель КГБ и член ЦК КПСС Игнатьев озвучил цифру десять миллионов штатных и внештатных сотрудников. Думаю их было значительно больше.
Может, правильно поступил «железный Шурик», так называли Шелепина коллеги, что отдал приказ сжечь все дела первичной разработки. Какой бы трагедией обернулось для десятков  тысяч людей известие, что на их отца или мать настучали самые близкие родственники. В своем письме бывший лейтенат КГБ  Николай Д. писал, что испытал шок читая оперативные дела, в которых поводом для ареста был донос детей на родителей или наоборот. Сознание этих людей было «промыто» до такой степени, что они превратились в стукачей и убийц своих близких.

   В самом начале я сказал, что опоздал с написанием подробного исследования истории стукачества от древнейших времен до наших дней. Такие исследования Вы можете легко найти с помощью интернета. Я лишь могу порекомендовать несколько из них. Это «Доносы и доносчики» Александра Горбовского и «Смертельный извет» А.Г. Апостолова. Как и обещал, я лишь привел случаи из моей жизни, на основании которых могу констатировать:
 
Полностью истребить в людях понятие чести и совести, превратить всех граждан нашей страны в стукачей не удалось даже такому монстру, как КГБ.
Совесть - сущность неистребимая. Но все же, с грустью добавляю, не  у всех.