ВЛАДИМИР ВЛАДЫКИН
ИЗ РАННИХ В БОЛЬНИЦЕ
рассказ
1
В первый раз мне приходится встречать Новый год в больнице. Это так обидно! Третий день лежу с какой-то опухолью под левой челюстью. Хотел отпроситься на новый год домой, но лечащий врач сказал, что ему и без меня хватает забот. Да и какой может идти разговор, когда ещё опухоль не сошла. Он поставил диагноз: подчелюстный инфильтрат. Но я не считал себя тяжелобольным, хотя температура поднималась к критической отметке. Первые дни как-то непривычно и странно находиться среди действительно, больных людей. Но потом постепенно привыкаешь и сознаёшь, что ты такой же временно больной, как и многие.
Правда, больные бывают разные, в нашей палате все ходячие, а в пятой – одни тяжелобольные. Они не встают, за ними ухаживают сёстры или кто-то из родственников. Есть больные, которые встают сами, но движутся слабо, что на них даже жалко смотреть. Жизнь больницы, её режим, познаётся постепенно. Лежишь в палате, а делать нечего и думаешь о жизни и смерти; в больнице мне представился такой случай поразмышлять на эту чрезвычайно серьёзную тему. В жизни об этом некогда думать, мы живём, работаем, выполняем свои служебно-бытовые функции и своей жизнедеятельностью движем жизнь вперёд...
Каждому человеку известно, что после его деятельности ожидает смерть, а часто бывает, она не даёт закончить намеченные планы. О смерти думать совсем не глупо, мысли о ней не из-за страха, а хочется понять: родился человек, вырос, выучился, работал, родил, воспитал детей и вот так неожиданно для всех умер. И жившие до нас поколения проходят этот цикл, и всегда будут повторять его и другие после нашего поколения. И какая же этим преследуется цель природой? Зачем ей так надо? Познать саму себя с помощью разумных существ? Но для чего ей это нужно?
Лежал я в палате и вот так об этом странно думал и пытался понять: да есть ли вообще смысл жизни? Но особенно вчера, после того, как наша седьмая палата узнала о смерти Корнева Николая Ивановича. Это произошло для всех так неожиданно, что до сих пор не верится. Ведь ещё в обед мы, то есть все из нашей палаты обедали за одним столом, а после ещё шутили, смеялись.
Николай Иванович из нашей палаты, в больнице он лежал уже семь месяцев. Ему ампутировали ногу. Но после операции произошло заражение крови и началось массированное нагноение; врачи стали чистить, но гноение продолжалось и надолго затянулось....
Когда дело пошло на поправку, то оказалось, что его некому забрать из больницы, так как единственный сын работал где-то на Севере и уже забыл, что у него есть отец. Врачи хотели написать ему письмо, но Николай Иванович отказался дать адрес. Нам он признавался, что точно и не знает, где теперь живёт его сын. Последнее письмо он получил от него лет десять назад, а сам не хотел ему писать. Что стояло за этим, кроме Николая Ивановича, никто не знал. И хотя ничего не было известно, но все догадывались, что он ждал сына, думал о нём и тосковал. Может, в этом и скрывалась причина его внезапной смерти? Он умер перед самым ужином. Когда его унесли, в палате все молчали, теперь не стало его вещей и не слышно его смеха, всем было как-то не по себе… Был он высоким, в молодости красивым, а теперь высохшим семидесяти четырёхлетним, ставшим никому не нужным, и как будто смерть только этим подло и воспользовалась…
Он знал, что его должны отправить в дом старости, и терпеливо ждал этого часа, поскольку его не собирались долго держать в больнице. И теперь не верилось, что его больше нет. А ведь ещё утром я с ним разговаривал. Николай Иванович, узнав о моих увлечениях литературным творчеством, рассказал о Шолохове, о котором слышал на фронте, так как воевал в ВОВ, и приходилось с ним видеться, поскольку в станице Вёшенской вели строительные работы.
Корнев приоткрыл ту неизвестную для наших дней сторону жизни великого писателя, о которой тогда негде было прочитать. Речь шла о тех годах жизни Михаила Александровича, когда его обвиняли в плагиате, будто он присвоил чужую рукопись, какого-то белого офицера. Сам Николай Иванович в это никогда не верил. Но Шолохов не мог иначе воспринять это гнусное обвинение, и потому якобы запил и больше не писал. «А я ему говорил: «Пишите, Михаил Александрович, – рассказывал Николай Иванович, – докажите всем пачкунам, что вы способны создать роман ещё сильней «Тихого Дона». А он уже сам понимал, что такая книга может быть только одна. О современности он пробовал писать, но копни он её, какие вскроются причины, мешающие воспитывать сознательных людей, выходит,он остерегался? А ведь он был не из робкого десятка, коли прошёл суровую школу тогдашней непростой действительности. Он имел в виду правду жизни, которую не всякому современному писателю поднять под силу».
2
И вот не стало Николая Ивановича, а я слышу его голос, лежу и постигаю этот вечный вопрос жизни и смерти. Самым настоящим образом жизнь оценивается человеком в критические моменты. Николай Иванович, наверно, понял, как тяжело умирать в одиночестве, да ещё сознавать, что ты оставлен родным сыном. Я уверен, он умер с этими мыслями. Если мы раньше в буднях недооценивали, что жизнь есть самое дорогое, то в кризисных случаях мы чувствуем жизнь острее, объёмнее, мы начинаем понимать, что нет ничего прекрасней жизни. Мы новыми глазами смотрим на мир и людей и пытаемся относиться внимательней к людям, понимать их боли и чаяния, понимать их так, как хотим мы понимать себя. При жизни кто-то остаётся обойденный лаской и нежностью. И опять я думаю о Николае Ивановиче…
Да, как важно нам всем необходимо учиться быть человеком всесторонне сознательным и отзывчивым на боли других людей! Надо опасаться грубых слов, всего вульгарного, пошлого, что оскверняет нам жизнь, надо бороться с цинизмом и лицемерием, а также с душевной чёрствостью и глухотой. Надо учиться видеть жизнь красивой, но если мы видим, что нам её недостаёт, то мы должны создавать такие условия, чтобы каждый человек испытывал счастье, полное счастье, чтобы уходя из жизни, человек познал бы его сполна в постижении и в приумножении его.
Да, дорогие люди, давайте будем поменьше грубить друг другу, а то и вовсе избегать грубостей не будем знать, что такое неприятности и невзгоды. Порой мы не в силах сдержать свои нервы в конфликтных ситуациях, но всё равно мы не навредим друг другу, если постараемся обуздать, сдерживать себя. Мы понимаем, что жизнь очень сложная, сделав кому-то неприятность, мы испытываем чувство вины, мы оценили свой поступок и поняли, что мы не полностью правы. Только человек без совести, человек жестокий и равнодушный, не хочет понимать, что он делает и творит. Люди с эгоистическими, корыстными устремлениями, люди, не знающие чувство меры, переходящие все границы подлости и бесчеловечности, отравляют вокруг себя обстановку, люди безнравственные, без чести и долга, как сын Николая Ивановича. Для осуждения его у меня нет слов, я уже сказал и о нём, хотя я не вправе это делать, ибо есть суд Божий. Надо уметь чувствовать и понимать другого человека, чтобы избегать неточной характеристики его характера, надо улавливать и изучать настроения человека, чтобы в трудную минуту умело ему помочь. Больше всего оскорбит человека формальный подход к нему, когда человека не знают и смело судят, что он недостоин совершать положительный поступок, если за ним наблюдались ряд отрицательных поступков, чтобы понять человека, надо изучить ту среду, в которой рос и воспитывался этот человек.
…По-моему в больнице, как нигде люди проявляют повышенное внимание друг к другу. Здесь есть особая солидарность... Да, именно болезни учат понимать друг друга.
Сегодня 31 декабря 1976 года. На улице морозная погода. Мороз жмёт, а снега чуть-чуть, но день солнечный. Время перевалило за полдень. В больнице нет того прекрасного ощущения, что приближается Новый год, как дома, на работе и на улице.
Но и тут свои заботы: люди готовятся к встрече Нового года. Среди больных находятся свои парикмахеры. Люди стригутся, бреются, приводят себя в надлежащий порядок. Как не хочется оставаться на Новый год в больнице! Наступает тоска и сердце сжимается. И мне всё не верится, что я буду встречать Новый год здесь, в больнице, и хоть плачь! А ведь придётся.
С утра много посетителей, это родственники приходят поздравить с Новым годом своих родных: дедушек и бабушек, отцов и матерей, сыновей и дочерей. В этот день действительно много посещений. Вечером второй раз ко мне пришла жена. По моей просьбе она принесла бутылку водки и закуску. Конечно, в обычный день она бы этого себе не позволила. Она видит, как я донельзя переживаю, вот стоит, а в глазах её я вижу, что она искренне сочувствует мне. Может быть, это слёзы? Вид её грустный, самый грустный! Я испытываю перед ней свою вину в том, что нам из-за моей болезни не придётся встречать Новый год вместе. Я ей говорю об этом, она отмахивается и признаётся, что она волнуется не из-за этого, для неё главное, чтобы я был здоров и скорей бы поправился. Да, счастье – это здоровье, что только начинаешь понимать в больничной палате. Жена обнимает меня, и мы долго стоим, обнявшись, но вот она ушла. И я опять один со своими мыслями о грустном и вечном, зачем люди в буднях порой изводят себя и других не нужными придирками, ведь и без того жизнь короткая, не за чем её тратить на склоки, ссоры, надо учиться находить разрешение конфликтов. Моя опухоль первые дни не давала мне раскрыть рта. Боль была не человеческая... Сейчас уже свободно открывается рот, челюсти работают, жевать можно, и снова думается о том, что Николая Ивановича нет, но чего я о нём так неотступно думаю? И вот Новый год наступил на всей планете.
3
И вот уже сегодня 1 января 1977 года. Я настолько себя измучил вчера, что решил избавиться от тоски бегством из больницы. У сестёр и нянечек взял одежду выкупом, отдав им полбутылки водки, несколько яблок и две шоколадки, но мне пришлось с ними прийти к уговору, что к пяти утра я буду, как штык, на месте.
Да, никогда мне таким способом не приходилось встречать Новый год. Лена была изумлена моему неожиданному появлению, испугалась, что в сильный мороз я рискнул на такой безумный поступок, после чего мне недолго получить осложнение. Но меня можно было понять, уже приближался Новый год и в ту минуту я испытывал себя самым счастливым человеком, потому что встречу Новый год, как и все, в домашнем кругу. Правда, на этот раз мы с женой были одни, но это даже было ещё лучше. Жена сказала, что как встретишь Новый год, так и проживёшь его. Вот именно, мы замечательно проживём, я в этом уверен, с этой уверенностью я возвращался утром в больницу, и мне как никогда было хорошо и счастливо на душе...
Ещё вчера в палатах была необычная обстановка. Все готовились встретить Новый год, а сегодня всё проще: Новый год наступил. Прекрасно жить и чего-то ждать, есть в этом земной смысл. Новогодний праздник всеми любим. Нет такого праздника, чтобы после него задумался, как дальше жить, кроме Нового года. Да, Новый год – это начало всех удач и неудач, также осмысливание, в первую очередь, жизненной перспективы, составление плана.
Я всегда неспокоен в начале года. Я задаю себе вопрос, как я должен прожить этот год? И я уже с первого дня обязываюсь выполнять задуманное, приближаясь этим самым к поставленной цели, а значит, стремлюсь к сотворению смысла жизни.
2 января 1977 года