По пути от станции до села Сосенки, на развилке деревенских дорог Иван остановился и огляделся. Справа виднелись первые дома Сосенок, большого села, приютившегося под кронами могучих сосен. В одном из этих домов и жила его бабушка, в гости к которой он, собственно говоря, и приехал. Приехал не без подарков. Самым главным из них были пять экземпляров книги по хронологии российской истории, только что появившиеся в магазинах. Один из них предназначался лично ей – до выхода на пенсию Екатерина Петровна – для него бабушка Катя – преподавала историю в местной школе, теперь же работала там библиотекарем. Вот в школьную библиотеку и пойдут остальные книги.
Слева сразу за поворотом дорога углублялась в небольшой, но густой сосновый бор, за которым раскинулся сенокосный луг, куда маленького Ванюшку бабушка часто водила гулять, по пути рассказывая самые невероятны истории из прошлого. Мальчика в то время интересовали «страшные» истории, а когда стал постарше, начал интересоваться мистикой. Бабушке это не нравилось, но когда внук решил пойти «по историческим стопам», она успокоилась.
Как историк внук оказался большим фантазером. История, конечно, к точным науками не относится. Но Иван, обладая определенным литературным даром, довольно часто вплетал в свои курсовые работы такие дикие мысли, что у бабушки, ярой сторонницы классической школы, волосы вставали дыбом. Слава богу, она всегда прочитывала черновики этих работ, называла внука жутким мистификатором и беспощадно выбрасывала из текста целые абзацы. Правда при этом подозревала, что внучок возвращал в текст большую часть ее сокращений. Но отношения у них оставались добрыми. Вот и сегодня Иван прибыл первой электричкой, чтобы как можно раньше доставить ей радость новыми книгами.
А сейчас Иван стоял на распутье… Какого черта он приперся в такую рань? Сам не выспался и бабку ни свет, ни заря на ноги поставит. Бабушка спросонья начнет суетиться, охать и ахать, готовить ему завтрак, замешивать тесто для пирожков, резать курицу для свежего борща… И Иван, вдохнув, повернул налево, на лесную дорогу. Он любил по ней гулять сначала с бабушкой, потом с соседской девчонкой, ну, а в последнее время самостоятельно – та девчонка два года назад замуж выскочила.
Да, еще бы не любить эту дорогу! По обе ее стороны плотным частоколом стоят толстые голые оранжевые стволы. Где-то очень высоко над землей они разветвляются и своими темно-зелеными, почти черными кронами нависали над дорогой, образуя купол узкого тоннеля, полного тайн. Лишь кое-где в этом ближнем поднебесье виднелись просветы, сквозь которые проглядывалось далекое неба. Оно всегда разного цвета, сейчас, например, бледно-розовое. Яркий розовый цвет виден и в конце тоннеля – начинается рассвет, скоро встанет солнце, и просветы будут то голубыми, то белесыми, то серыми – в зависимости от настроения неба.
Вот и конец тоннеля. Первый покос уже завершился, интересно, стожки стоят на тех же местах, что и в прошлом году? Его всегда интересовал вопрос – почему из года в год стожки возникают на одних и тех же местах? Непонятно… Слева стена вековых сосен продолжала уходить вдаль и скрывалась за склоном, а справа расстилался знаменитый лужок, в течение нескольких столетий поставлявший корм для деревенского скота. Да, стожки снова стояли на своих привычных местах. А вот и «его» стожок, где лет пять назад… Ну, да ладно.
- Пережду здесь часок и пойду к бабуле, - вслух произнес Иван, взглянул на солнце и растянулся за стожком таким образом, чтобы в течение этого часа солнце меньше его беспокоило.
Растянувшись, он предался приятным воспоминаниям, а потом размышлениям на тему: почему стожки все же ставили всегда на одних и тех же местах. В процессе этого занятия он и уснул. Но спал чутко, и, как ему показалось, примерно через полчаса услышал конское ржание.
«В деревнях еще лошадей можно встретить, – усмехнулся Иван и собрался было еще подремать, но тут лошадь заржала совсем рядом, а стожок начал ритмично раскачиваться. – Сено грузят», - догадался он и осторожно выглянул из своего убежища. Лошадь тревожно заржала, насторожился и мужик. Иван затаился, но было поздно. Мужик неожиданно возник перед ним с вилами наперевес. Оба на какое-то время застыли, разглядывая друг друга. Возраст мужика едва ли превышал пятьдесят лет. На нем были синие в полосочку штаны, заправленные в сапоги, белая рубаха и странного вида кепка. Хозяин стожка опомнился первым.
- Кем будешь? Куда идешь и откуда? Что здесь делаешь? – грозно спросил он.
Иван назвал себя и честно признался, что «идет» в Сосенки из Питера. Приустал немного и прилег передохнуть.
- Да уж, - посочувствовал мужик. – Тогда другое дело.
- Ну а вас-то как звать? – в свою очередь поинтересовался Иван.
- Все кличут меня дядькой Фимкой, ну и ты так величай и никаких «вы», чай не баре,- разрешил Фимка. – Погоди, вот телегу набросаю и подвезу тебя до Сосенок.
- Может, я помогу? – предложил Иван.
- Да какой с вас городских толк? Только стог разворошишь. И запомни, паря, если ночуешь в стогу, устраивайся со стороны дороги, а не то ненароком и вилами нечаянно проткнуть могут, - и Фимка, явно рисуясь, начал ловко орудовать вилами.
И Ивану ничего другого не оставалось как, усевшись в сторонке, изображать восхищенного зрителя.
- Ну что, Ванька, в Питере сейчас весело? – решил передохнуть Фимка.
- В Питере всегда весело, - усмехнулся Иван.
- Это ты, брат, прав, - согласился дядька. – Особенно вам студентам. Ты ведь студент?
Ванька кивнул.
- То-то я гляжу ты при форме. На кого учишься?
- На историка.
- Вот я и вижу, мундир мне незнаком. Видел инженеров, геологов, путейцев, а историков не довелось.
Ванькин «мундир» состоял из джинсового костюма и футболки.
- На вид холстина хорошая, - Фимкин интерес к «мундиру» возрастал. – Дай-ка пощупаю, я в холстах разбираюсь… Да, ткань знатная, - одобрительно заключил он свою экспертизу. – Только фасон какой-то ненашенский. Но я давно в столице не бывал, отстал от жизни.
- Мода переменчива, - осторожно заметил Иван, а про себя подумал: «Какой странный мужик попался. Прямо дикарь какой-то».
«Дикарь» между тем вернулся к стогу, задумчиво покачивая головой, то ли одобрительно, то ли осуждающе – понять было трудно.
- Еще маленько и поедем, - он взялся за вилы.
«Маленько» длилось минут пятнадцать, и, наконец, Фимка сказал:
- Все. Бери свои манатки и садись сюда, рядом со мной.
Они выехали на дорогу, и дядька ехидно спросил:
- Так куда ваше превосходительство доставить себя прикажут?
- Бабушка Катя живет в первом доме справа.
- «Дом» называется, - пренебрежительно хмыкнул Фимка, а потом, подумав, удивленно уставился на Ивана: - Твоя «бабушка Катя» померла еще, дай бог памяти…ага, как раз когда императора Александра II хоронили. Когда ж это было…
- В 1881… - автоматически подсказал ошарашенный Иван.
- Ну да, ну да, аккурат, в одном месяце с ним. Мне тогда четвертак стукнуло. Давненько ты, паря, свою «бабушку Катю» не навещал, - с сарказмом промолвил Фимка. – Да и подозрительно ты молод. А в том «доме», как ты назвал ее халупу, уже ее внучка живет, Матренина дочка. А Матрена померла, аккурат, в один год с императором Александром III. Запамятовал, когда это было.
- В 1894, - опять автоматически напомнил Ванька.
- Внучка Глафирой зовется. Так может тебе к ней?
Иван промолчал. Он ожесточенно соображал. Что же это получается? Неужели, пока дрых в стоге, он каким то образом перенесся в прошлое? Значит, «его» стожок – некий временной портал? Да про такое мечтает каждый историк! Или сумасшедший… Если это портал… Работает ли он только в этот временной отрезок или возможны варианты? Это нужно будет проверить. И каким образом оттуда, из прошлого, вернуться? Если я оказался в этом самом прошлом? Ладно, что-нибудь придумается.
Когда-то, еще на первом курсе, им дали задание составить свою родословную, как по мужской, так и по женской линии. Тогда ему очень помогла бабушка… И его курсовая была признана лучшей. Но когда это было? И, пока Фимка о чем-то разглагольствовал, он усиленно соображал, что он помнит об этой Глафире. Она приходится ему пра-пра-пра-бабушкой. Это раз. Ага! Она была довольно известной прорицательницей, и к концу жизни разбогатела. Рассказывали, что она с точностью предсказала начало Первой мировой войны, падение императорского дома, войну гражданскую и многое другое. За некоторые пророчества ее могли бы заковать в кандалы и отправить в казематы Петропавловки или даже повесить, но она действовала осторожно, и у нее даже в столице были весьма высокопоставленные покровители. Поэтому она спокойно дожила до 1920 года, пока ее пророчествами не заинтересовались большевики. Дальнейшая судьба ее неизвестна. И у Ивана возник авантюрный план, настолько авантюрный, что он сам удивился.
Во время разработки этого плана Фимка толкнул Ивана в бок.
- Ты что, паря, надулся? Обиделся?
- Да нет. Я просто думаю, какой же я дурак. Все перепутал. Бабку, действительно, Глафирой зовут. Просто голова совсем другим забита – экзамены скоро.
- Историки вечно все путают, - неожиданно философски заметил Фимка. – Но сдается мне, староват ты для ее внука. Бабе лет тридцать будет, а тебе так, на вскидку, десятка два или чуть больше.
- Двадцать… Да я по боковой линии. Можно сказать дальний родственник. Она меня может даже не помнит.
- Бывает, - как-то неуверенно успокоился Фимка.
Последнюю стометровку они преодолели в молчании.
- Ну, вот он, твой, так сказать, дом, - сообщил Фимка, когда они поравнялись с избушкой, слегка завалившейся набок.
Так вот как жила его пра-пра-пра-бабка! У бабушки Кати сейчас на этом месте большой кирпичный особняк. Вдвоем с дедом строили: он строил, она подавала – все своими руками.
- Ну, тебя, внучок, представить или ты самостоятельно?
- Я сам. Спасибо.
- Да чего уж. Бог в помощь. Глафира – баба она еще хоть куда.
И телега поползла дальше. Что же делать? Но, когда Фимка оглянулся, Иван смело вошел в калитку. Залаяла собака, запричитали куры, а на крыльце появилась миловидная молодая женщина, повязанная платком по-бабьи – вокруг шеи. Платок был белым – значит, вдова. Историческую этнографию он сдал на пятерку. Женщина вопросительно смотрела на Ивана.
«Так вот какая ты, моя пра-пра-пра-бабушка», - подумал Иван, а вслух произнес:
- Здравствуйте, Глафира! У меня для вас посылка.
- Посылка? Для меня? – удивилась Ванькина пра-пра-пра.
- Да. Можно войти?
- Входите, барин.
Прежде чем войти, «барин» по-хозяйски осмотрелся, И от взгляда будущего историка ничто не скрылось: ни покосившиеся сараюшки, ни поросший травой двор, на котором паслись куры, ни еще одна его пра-пра – девчонка лет пяти, что-то серьезно внушавшая большой тряпичной кукле.
- Это Степанида? – уточнил Иван.
- Да, - растерялась женщина. – Но откуда вы нас знаете?
- Все знания от бога, - неожиданно для самого себя ляпнул Ванька, и женщина испуганно перекрестилась. Иван на секунду задумался и тоже перекрестился.
- Входите же в избу, - уже неуверенно произнесла Глафира.
В избе запустение ощущалось еще больше, чем во дворе, но Иван из деликатности осматриваться не стал.
- Ближе к делу, - сказал он и достал из сумки книгу. – Читать умеете?
- Да. Церковно-приходскую школу закончила, - со скромной гордостью ответила Глафира, потупив глаза. – А что это?
- Это то, что вас озолотит. Ну, если не озолотит, то даст возможность существовать безбедно. Здесь по годам расписана вся история России, начиная с… - Ванька раскрыл книгу на первой странице, - и до… - он открыл книгу на последней странице.
Увидев последнюю дату, Глафира побледнела, трижды перекрестилась и с ужасом уставилась на Ивана:
- Да как же так? Ваше благородие… Ведь это не от бога… - и она снова перекрестилась – трижды.
- Вы мне не верите? – спросил он.
Она молчала.
- Ну, давайте проверим. Сейчас какой год?
- Тысяча пятнадцатый… – неуверенно произнесла Глафира.
«Слава богу, хоть узнал где нахожусь, - подумал Иван. – То-то Фимка про Питер выспрашивал».
- Вот, смотрим… - Иван нашел нужную страницу. - Что тут написано?
Глафира, шевеля губами, прочитала про себя и снова перекрестилась.
- Идем дальше. Что случилось в 1894 году? – продолжал Иван.
- Мама умерла…
- Ну, про это здесь вряд ли написано. А масштабное, другими словами – более важное для страны – событие помните?
- А, ну да, преставился император Александр III, царствие ему небесное…
- Вот… - и Иван торжественно открыл книгу на нужной странице. – А хотите знать, что случится в 1914 году? – и он нашел нужное место.
- Святый боже… - казалось, Глафира сейчас упадет в обморок.
- Ничего, привыкните. Будут времена и похуже. Например, вот этот год, 1917…
- Матерь божья… - простонала полумертвая Глафира, прочитав текст.
- Вот с этого года нужно будет пророчить очень осторожно. Да и вообще… Про книгу никому говорить не стоит. Ну, вы женщина умная, и у вас все получится. И побольше антуража, - Иван положил книгу на стол.
- Анту… чего? – спросила Глафира.
- Ну, делайте вид, что вас видения посещают, вы голоса слышите…
- Нехорошо это…. Да, поняла я, поняла. Вот буквы… Буквы какие-то странные… - Глафира еще раз заглянула в книгу. – Куда делись «ять», «ер»?
- В это время их и упразднят. Об этом тоже можно предупредить общественность.
- Зачем упразднили?
Иван пожал плечами.
- Но ведь все понятно и без них?
- Понятно. А за что все это мне? – вдруг спросила Глафира.
- Потому что вы моя пра-пра-пра-бабушка, и я хочу вам помочь.
Вот уже теперь было похоже, что Глафира не только упадет в обморок, но и сойдет с ума. Но внезапно она оживилась и насторожилась.
- Жандармы… Я слышу голос Егора Степановича… И еще Фимкин…
- Это по мою душу. Прячьте книгу.
- Спрячу, спрячу, а вы быстро – на сеновал, там есть окно, через него и выпрыгните.
- Сеновал… Это где? – заинтересовался Иван.
- Туда, туда, - и она подтолкнула его к лестнице.
- А можно я вас поцелую на прощанье, по-родственному? – спросил обнаглевший Иван засмущавшуюся Глафиру и, чмокнув ее в щеку, взобрался на сеновал.
Ожидать дальнейшего развития событий он не стал – знал, что все обойдется, да и по поводу Фимки не переживал – уже возле стожка он понял, что тот относится к нему с подозрением. Еще бы! Студент из бунтующего Питера в их селе – уже только это могло вызвать недоверие. А джинсовый костюмчик? Не зря же Фимка его так внимательно изучал. Зла на него Иван не держал. Мужик просто исполнял свой гражданский долг. Просто у этого человека активная жизненная позиция. Таких людей беречь надо и размножать. Да и где он сейчас, тот Фимка? Царствие ему небесное.
Целью Ивана был стожок – то ли Фимкин, то ли «его» – без разницы. Он почему-то очень верил, что именно там вернется в свою реальность. Перепрыгивая через кочаны капусты, которая, по-видимому, составляла основной рацион его пра-пра-пра, он достиг соснового бора, повернул направо и направился к заветному лужку. Сосны, естественно, были тоньше, чем в наше время, да и дорога, на которую Иван, наконец, выбрался, довольно бледно напоминала его любимую сосновую алею. Во-первых, очень хорошо просматривалось небо, поэтому терялся особый мистический настрой, во-вторых, сама дорога была совершенно другой - кривой, с выбоинами и колдобинами. Навстречу ему попался крестьянин на телеге. Он подозрительно глянул на странного субъекта и поторопил лошадь. Ясное дело – донесет, но Иван у стожка будет раньше.
Вот она, лужайка. Стожки стоят на привычных местах. А вот и полуразрушенный стожок Фимки. Иван обошел его и с удовольствием растянулся на пахучем сене. Конечно, о своих приключениях никому рассказывать не стоит – не поверят, особенно бабушка. Она и без того считает его великим мистификатором. Хотя доказательством его путешествия во времени может служить то, что вместо обещанных пяти книг она получит только четыре, а его пра-пра-пра стала известной прорицательницей. Вот так делается история. Ну, да ладно, про отсутствие пятой книги что-нибудь придумается.
«Ага, вилами… Как бы не так! – подумал Иван засыпая. - Пока ты, Фимка, со своими вилами и жандармами доберешься сюда, если, конечно, сообразишь, что я в твоем стожке, меня здесь уже не будет».
После этого он тут же уснул – все-таки прошлой ночью он не выспался. Проснувшись, понял, что спал очень долго – бабуля, наверное, его уже заждалась. Он осторожно выглянул из-за стога и огляделся. Вроде бы получилось, как он и рассчитывал: стожок целый, сосны выше и толще. Но Иван все же проявил осторожность – пошел к дороге не прямо через луг, а по опушке леса. Вышел на дорогу и понял - это его алея. Точно, она самая. По ней он и пошел к бабушке.