После ужина Игорь Савельевич молча вышел в другую комнату. Он с удивлением заметил, что жена на этот раз почему-то не уговаривала его, как обычно, съесть что-то еще. Это задело Игоря Савельевича, так как ему было приятно, когда о нем проявлялась забота. Поэтому, вернувшись в гостиную, он стал незаметно наблюдать за женой, которая тоже молча убирала со стола. Ему показалось, что ее глаза, по обыкновению оживленные, в этот вечер были такими, словно их состарило равнодушие. Видимо усталость от его шалостей и одиночество, приводившее к грустной покорности судьбе, сделало ее в этот вечер такой. Он с изумлением увидел, как его Танечка изменилась. Бежали годы. То стремительно, то замедленно. Менялась и жизнь, к которой он так привык. И только сейчас, когда он присматривался к жене с теперешнего берега другой жизни, ему стало не по себе. Неужели ничего не осталось от прошлого? Неужели вся жизнь привела их только к пустоте? Только сейчас он понял, что пока происходили все перемены в жизни, они с женой настолько отдалились друг от друга, что стали совсем чужими. Они как бы укрылись в своем тесном, выдуманном мире, хотя раньше и не думали об этом. Тогда почему это произошло? – спрашивал он себя. Всю жизнь он стремился к успеху, но то, чего достиг, оказалось всего лишь видимостью успеха. Ни он сам, ни его жена уже не могли отделить в своей жизни искреннее от наигранного. Лицемерие все сильнее влияло на семейные отношения. Несколько лет тому назад споря, они могли бросать друг другу упреки и обвинения. Однако сейчас все чаще прятались за холодное молчание, сдерживая поток невысказанных слов.
Началось это с уступок жене, казавшихся мелкими, но вызывавших неприятный осадок. Особенно это касалось его отца, на квартире которого они жили. Жена каждый день говорила, как ей неуютно жить рядом с пожилым человеком в четырехкомнатной квартире. Ей мешали какие-то запахи. То в их стакан со щетками для чистки зубов он ставил свою. То тапочки оказывались не там. И так далее, так далее. Ее упреки довели Игоря Савельевича до того, что он вынужден был отселить старого больного отца. Казалось, мир был восстановлен. Но это лишь казалось. На самом деле, это явилось началом новых повышенных требований к мужу в вопросах приобретения дорогих вещей. А это заставило Игоря Савельевича ловчить и изыскивать дополнительные доходы. Однако и с появлением таких доходов жизнь не изменилась. И это было одной из причин его частых выпивок и увлечения другими женщинами. Игорь Савельевич жадно искал любви. Искал то, что было утрачено в семье. Он боялся одиночества, чувствуя себя дома чужим. Да и на работе многие отвернулись от него.
В те годы, когда он начал увлекаться спиртным, к нему пришел бывший его учитель. Сейчас Игорь Савельевич вспомнил, как тот уговаривал его полечиться у знакомого нарколога. Обещал уладить и с оплатой за лечение и с анонимностью. Но он тогда категорически отказался и даже обидел своего учителя. Все это вспомнилось как-то неожиданно, а жена, убрав со стола, вдруг спросила:
– Ты сегодня не в настроении?
– Почему ты так спрашиваешь?
– Я же вижу, – ответила та. – Вид у тебя уж очень разнесчастный.
Этот вывод больно задел Игоря Савельевича. В детстве он слышал от родителей, что злые люди, как правило, эгоистичны, жестоки и несчастны. Они не способны понимать даже близкого человека. Несчастье разъединяет их, овладевая так, что ничего другого человек не хочет понимать. Только он и его несчастье. При этом такие люди вымещают свое несчастье и недовольство на других. Им не в радость своя жизнь. От этого у них постоянная печаль. От этого и споры по всякому пустяку, во время которых такие люди яростно придираются к словам другого, уличают в противоречиях и доказывают только свою правоту. Доказывают, какие они несчастные и как много у них проблем.
Не дождавшись от мужа ответа, Антонина хотела спросить его о покупке норковой шубы, но вид мужа сдерживал ее. Он мрачно хмурил брови и продолжал молчать. Его угнетало сознание отстраненности жены. Она будто прекратила считать его своим мужем и понимать. Такое открытие усиливало неприязнь к ней и ранее. Но изменить что-либо в их отношениях уже было поздно. С каждым годом ему становилось все труднее вырываться из замкнутого круга, в котором оказался. Иногда ему даже казалось, что за ним гонится стая собак, которые вот-вот схватят его и разорвут. Страх подтачивал спокойствие, и в этом он винил кого угодно, только не себя.
Видя состояние мужа, Антонина спросила:
– Я тебя чем-нибудь обидела?
– Не говори о том, чего не понимаешь. Несчастных людей, как правило, избегают, чтобы не заразиться их болезнями. Сейчас время другое. Несчастных сейчас никто не хочет и замечать. Так что никогда больше не говори, что я разнесчастный.
Проговорив это, Игорь Савельевич вышел из коттеджа. Пребывание в разросшемся саду всегда действовало на него благотворно. Наблюдая за деревьями, он обычно немного успокаивался. Однако сейчас взбудораженность не проходила. Сказывалась нервная усталость, так как все чаще приходилось совершать поступки, на которые раньше он считал себя не способным. Теперь же его жизнь представлялась хождением по мукам, хождением человека, находящегося в непримиримых противоречиях с окружающими, но главное с самим собой. Особенно усугубляли проблему деньги, которых всегда не хватало жене.
В прежние времена он не испытывал такой жадности к деньгам. Да и тратить-то их было не на что. Теперь же цели, на которые требовались деньги, возникали одна за другой. Более того, и цена обеспеченного человека стала иной. Он мог с гордостью называть имена людей, которые якобы имеют с ним приятельские отношения. А этовозвышало так, будто и он ровня с ними. Но скольких это стоило нервов! Поэтому они и были постоянно напряжены. Вдруг кто-то поинтересуется, на какие деньги построен коттедж? Или купленная дорогая машина? Или золотые украшения, которые так любит носить нигде не работающая жена? Ведь это так легко проверяется. Во всяком случае, даже неспециалисту понятно, что все это приобретается не на зарплату.
Это расстраивало его все сильнее и сильнее. От этого все чаще супруги молчали. Даже внешне они изменились. Особенно Антонина, которая так любила, чтобы на нее обращали внимание. Это, как вино, одурманивало ее, рождая ощущение гордости. Это и толкало ее на приобретение вещей, которые выделяли бы ее среди окружающих. Ради ее капризов Игорь Савельевич стиснув зубы, шел на все. Он все чаще допускал злоупотребления на работе, лишь бы угодить жене. Беспокоило только то, что Антонина не хотела видеть и понимать состояние своего мужа. Она упорно не хотела понимать, что в семьях, где господствует счастье, применяется древнее правило, которое заключается для мужчины в словах: «Я хочу», а для женщины: «Он хочет». Это правило Игорь Савельевич считал главным в повседневной жизни. И в карьере, и в материальном достатке семьи, и в воспитании детей. Однако Антонина понимала сие правило по-своему. Ее амбициозная категоричность все больше отдаляла ее от мужа, который не мог отыскать правильную линию поведения с женой. Это тяготило его и ломало. Заставляло находиться в постоянном изнуряющем напряжении. Заставляло отдаляться от людей, с которыми раньше он поддерживал дружеские отношения.
Время было уже позднее, но Игорь Савельевич не хотел идти домой. Мысли одна за другой взвинчивали его. Неожиданно ночь озарилась вспышками молний. Загрохотал гром, налетел ветер, гнувший деревья, и Игорь Савельевич поспешил в коттедж. В гостиной возле домашнего кинотеатра сидела жена. Увидев его, она заговорила первой:
– Надышался?
Ничего не ответив, Игорь Савельевич сел в кресло. А та продолжала:
– Я встретила сегодня жену прокурора. И знаешь, что она сообщила? Сказала, что норковую шубку купила. Мне бы такую.
– У тебя их три, – не выдержал Игорь Савельевич.
– Но голубой-то нет. А ей муж купил. Откуда только деньги берет. Совсем обнаглел со взятками. Как только жена терпит его. Порядочная женщина и терпит такого взяточника.
Раскрасневшись, Антонина встала и подошла к окну. Не поворачиваясь, она продолжала:
– Я бы с таким взяточником ни за что не стала жить. Я люблю только честных людей.
Говоря это, она подошла к мужу. Глаза ее горели гневом.
– Не знал, что ты такая праведница, – улыбнулся Игорь Савельевич. – А знаешь, на что построен коттедж и все, что мы купили за последние годы?
Игорь Савельевич повернулся к жене и стал перечислять покупки. Не выдержав, та капризно перебила:
– Ты всегда устраивался на такие должности, где больше платят. Поэтому и покупали.
– Правильно. И после выполнения твоих просьб вылетал с этих должностей, как пробка из бутылки. Так как кроме оклада приходилось пользоваться кое-чем и незаконным.
– А я тут при чем? Ты ведь тоже хотел чем-то выделяться среди других. Вот я и старалась быть достойной тебя. Разве тебе не нравилось ухаживание за мной твоих начальников?
– Не говори глупостей, – вспылил Игорь Савельевич. – Твой флирт с ними и привел к тому, в чем упрекаешь меня. Когда вела себя по-другому, тогда и я был другим.
– Зато у нас сейчас все есть.
– Есть. Но какой ценой? Кстати, про взятки прокурора никому больше не говори и не осуждай его. Если пересчитать все наши приобретения, то сравнение будет неприглядное. И хватит этих разговоров. Особенно насчёт очередных покупок.
Игорь Савельевич разговаривал будто сам с собой. Ему очень хотелось преодолеть насыщенное тревогой ожидание чего-то ужасного. В конкретику этого ужасного он не хотел вдаваться, но был почему-то уверен, что расплата рано или поздно обязательно придет. Он и сейчас ее чувствовал, оказавшись далеким и от жены и от многих друзей. Точно дерево с подрубленными корнями, он был обречен на неизбежные страдания, которые испытывал все сильнее и сильнее. Слишком поздно Игорь Савельевич понял, что у человека нет худшего врага, чем он сам, ибо почти все его беды, приходят, как правило, и прежде всего, от самого себя.