Жил-был на острове мальчик-нюхач

Сергей Никулинъ
Посвящается моей доброй знакомой
«Девочке-рентгену», Наталье Дёмкиной

ЖИЛ-БЫЛ  НА  ОСТРОВЕ  МАЛЬЧИК-НЮХАЧ
или
ЖЕСТОКАЯ  СКАЗКА

          1
     На одном диком острове среди диких людей жил-был Мальчик, умевший нюхать. И всё бы то ничего, да только дар сей — обонять — у него одного на том острове был. Народ поражён, народ удивлён, кричит: «Он умеет нюхать! В книгу рекордов его! Ведь это ж поистине Божий дар!». Тут богомольцы насторожились и зло из-под ряс шипят: «Какой же дар? Аномалия! Мистика! Сатанизм!!!». И священник, перстом толстым тыча в небо, анафемы как елей расточает: «Отчитать, мол, бестию, надо — беса изгнать! Причастить! Исповедовать!..»
     Учёные скептики сомневаются: «Да такого не может быть! Что ещё там за запах такой, его ведь ни один прибор не регистрирует?! Как проверить? Чем? Нет никакого запаха! — пиар коммерческий». И кричат им подстать доброжелатели-прихлебатели: «Мошенничество! Надувательство!..»
     Сотни, тысячи любопытных, — и каждый своё мнение кажет. А желающих-то обнюхаться — пруд пруди. Со всех мест к Мальчику идут, едут: «Пусть меня понюхает»; «И меня»; «А я чем пахну?»; «А меня?..»; «А я?..». И несть им ни конца, ни краю: одни довольны, мол, хорошо понюхал, иные сетуют — не везде понюхал, а Фоме неверующему, зловонному из зловонных, и вовсе не понравился Мальчик.
     Тут наука островная официальная, дабы всем разногласиям положить конец, эксперимент устраивает, подвергая Мальчика, будто лабораторного кролика, или белую мышь, различным тестам, проверкам да опытам. И вот светила науки того острова (а заодно и с ним смежных) — профессора-академики — с осознанием подвига, но с опаской и робостью составляют бумагу-грамоту: дескать, и впрямь, кажись, нюхать может и подписи свои под тем текстом ставят. Сертификаты да Свидетельства настоящие по факту нюханья выдают! И Мальчик, невзирая на жёлтую прессу, что ядовитой слюною брызжет — дескать, «граждане, люди добрые, это всё прохиндеи-мошенники вас обманывают, за нос водят», — теперь горд за себя и архиспокоен: «Наконец-то признали не умеющие нюхать факт наличия у меня способности обоняния!». И в мозгу его лишь одно: «Я нюхаю! Я талант, я гений!».
     Быстро детство его прошло, наступила юность, а он, бедолага, всё нюхает. И уже не дар для него обоняние, а само проклятие; он бы мог развиваться культурно, расти духовно; мог бы стать художником, поэтом или писателем, а он с утра до ночи нюхает. Мальчишкам, его сверстникам, бригантины снились и дальние страны, девчонки мечтали о путешествиях, балах и принцах; и были вольны его сверстники в выборе жизненного пути и профессий, а у него лишь один и путь и профессия — нюхальщик. Он бы лётчиком стать хотел, музыкантом или артистом, он путешествовать тоже хотел, но… «Это ещё что за прихоть?!» — вопиет толпа коллег по цеху. — Нюхать надо! Клинику вот построим — отдельную, специальную!». И действительно, где ж это видано, чтобы «призванные на благо общее» путешествовали в своё удовольствие? Им призвание своё отрабатывать надо, а не вздор нести как-то: хобби иметь, да род занятий для себя по душе выбирать — рисовать, лепить, музицировать, петь или, чего доброго, играть на подмостках в театре.

          2
     Годы нюханий не прошли бесследно, они определили и взгляды Мальчика и его мировоззрение: с позиций собственного носа, конечно, сформировалось и нюхательное сознание. А иначе и быть не могло, ведь с самого детства лишь к тому и принуждала его необузданная толпа, как только обнюхивать всех, того желающих, и сообщать им, кто чем и в каком месте пахнет. Возможно, человеку и нужен обонятельный аппарат, пусть даже и в одном индивидууме, как нужен ему лазер или рентген. Но прискорбно то, что невежественная толпа, видя в редкостном человеке лишь аппарат «на потребу различную», расценивает такового как механизм, будь то нюхательный, рентгеновский или ещё какой. И не скрывает своего отношения, и именует именно так — аппаратом, машиной, роботом. Потеряй человек этот дар, и толпа отвернётся, забудет и как звали его, потому что сам человек не важен. Да вот только «робот» останется роботом, потому что роботы не развиваются; им развитие ни к чему, им свою «роботскую» работу делать надо, «миссию» исполнять, на то они роботы.

          3
     Вырос наш Мальчик, стал взрослым мужчиной. И вот как-то сидел он одним летним вечером на берегу своего любимого острова и, наблюдая величественный закат, размышлял о бренности существования: «У толпы обывателей простая логика, — думал он, — если родился человек с ногами длинными, значит быть ему бегуном, баскетболистом или моделью на подиуме; а тот, у кого лоб широк, непременно должен стать академиком, а негр — ну, этот и грузчиком перебьётся. А что, прикажите делать тому, у кого три, скажем, почки? Уж не стать ли ему… право и слово-то неприличное. Да, люди в обществе, как товар в супермаркете — по полочкам все разложены: наверху — дорогие, внизу — мелочь разная».
     Тем временем солнце уж скрылось за горизонтом, и небо над морем тлело угасающим золотом.
     «Если заяц по природе своей барабанить умеет передними лапками, — продолжал размышлять выросший Мальчик, — это вовсе не значит, что он непременно должен жизнь прожить барабанщиком. А в моём случае именно так и вышло: людское мнение убедило меня, что природные свойства и есть главный жизненный путь; правда, путь оказался без выбора. А если так, если все согласно своим способностям исполняют свои обязанности, то почему тогда глупость, жестокость и ложь управляют миром, а мудрость и добродетель прозябают в нищете и бесславии? Значит, не всё в этом мире "на своих полочках", и кто-то не по праву занимает, чужое место? Взять хотя бы мой дар, на самом-то деле простая физиология… Впрочем, талант музыканта или художника разве не та же физиология — совокупность жизненно важных процессов, происходящих в организме и его частях?»
     Ночь опустилась на остров, и первые звёзды замерцали на бледном небе.
     «И всё же я гений», — подумал Мальчик, и растянулся на тёплом песке, глядя в небо. Слышно было, как волны с тихим плеском шуршат прибрежною галькой. В воздухе, совсем рядом, промелькнула летучая мышь, и с дальних холмов послышалось пенье ночных цикад. В чёрном бездонном небе, высоко-высоко меж звёзд, едва заметной искоркой проплывал на фоне далёких светил трудяга-спутник, а может даже корабль космический с космонавтом. «Вот и я, как он! — думал Мальчик, следя за звёздочкой. — Вознёс над всеми меня мой дар!..» И грезилось ему триумфальное будущее, когда весь подлунный мир, тот, что раскинулся за океаном, узнает о его редком даре…
     Так мечтал он в ночи на пустынном берегу своего дикого острова — крошечное, незримое существо на затерянной во Вселенной пылинке-планете, вобравший в себя весь этот необозримый Космос. Мечтал, полный величественных проектов, не ведая, что совсем рядом — на другом берегу океана — живут миллиарды других людей… с обонянием.

     Керчь, 2009 г.