Я сижу в абсолютной тишине.
Нет, конечно, в мире все продолжает жить: двери открываются и захлопываются, стукаются стаканы, из динамиков бубнит приевшийся гостям блюз, кто-то ржет почти постоянно, уже начиная меня злить, и все-таки — я смотрю на тебя и весь шум мягко оттеняется и как бы утопает в густом бархате твоей каштановой бороды. Вдруг я осознаю, что сама утонула в завораживающей тишине, которую ты создаешь. Но как ты ее создаешь? Ведь ты и сам бесконечно разговариваешь, заказываешь еще пива, учишь всех как жить, работать, кто козел, а кто хороший мужик, рассказываешь и рассказываешь о политической карьере этого мужика… Я с тобой категорически не согласна, но ты не даешь мне вставить слова. Тем временем твои жилистые руки так уверенно и спокойно управляют небольшим пространством вокруг, что я уже не слышу ничего, кроме гулких взмахов этих микеланджеловских кистей в тугом, прыгучем воздухе, их жесты кажутся мне немного замедленными и словно оставляющими за собой след, как если бы их фотографировали на длинной-длинной выдержке. Я все смотрю, я все слушаю… И запоминаю о тебе все. Эта слежка происходит неосознанно, просто я уверена, что вернусь домой и смогу в точности воосоздать тебя целиком. Просто ты — тот противник, которого нужно узнать досконально за короткое время.
Мы выходим из клуба. Ночь, декабрь. На улице белым-бело. И тихо. Ожидающий нас праздник словно притаился где-то, чтобы грянуть через два дня еще громче. И в тот момент, когда мой взгляд случайно встречается с твоим, остатки пьяного шума наконец уходят в снег. Политика, экономика, музыка, все забылось. Ты тоже утонул. Я смотрю в твои ореховые глаза и не могу оторваться, и не могу решить, и не могу поверить, что не могу решить, и не могу скрыть. Такие глаза не забываются и живут в тебе еще очень долгое время, превращаясь в сны. Они не шоково-пронзительные, не назойливо-любопытные, не полузакрытые от предсказуемости жизни. Это — взгляд непосредственно вопрошающий что-то, на что я знаю ответ. Так пусть моя тишина будет тебе ответом. Ты улыбаешься. И зачем надо было столько говорить?
2015