Джимми

Валентина Телухова
Мой отец был красивым и талантливым человеком. Он виртуозно играл на балалайке, он хорошо пел, он умел делать любое дело безупречно, он много читал. Но был у него один талант ярче других - он был рассказчиком. Талантливым рассказчиком. Можно сказать, что он рисовал словом картины прошлой жизни. Когда он рассказывал свои бесконечные истории, его слушали все. Замерев. ОТец мой родился в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Он служил действительную, как он говорил, в авиароте. Тогда так назывались десантные войска. Он владел приемами рукопашного боя. Был мастером штыкового боя. Отец совершил семьдесят восемь прыжков с парашютом. Несколько благополучных за линией фронта, а последний - трагический прямо на поле, где их ждали уже враги. Зажглись вдруг прожекторы и ударили пулеметы по ним, летящим на парашютах вниз. Деться некуда. Некоторые мальчишки карабкались вверх по стропам. Но это не спасало. А отец направил парашют в отдельно стоящую сосну. И прямо на крону приземлился. Завис на стропах. По нему выстрелили, но пули прошли через икры ног. И он завис, умирая от потери крови. Но случилось так, что наши пошли в наступление и все-таки прорвали линию фронта. И вот отец услышал алач старого солдата.

Это был командир похоронной команды. Собирали погибших бойцов, чтобы предать их тела земле.

-Какой красивый хлопчик. Не дождется тебя твоя дивчинонька.

-Я - живой.

И мигом его сняли с дерева и на телеге повезли в госпиталь. И спасли.

Так и видится это поле страшное, на котором лежат молодые ребята. Отдавшие жизнь свою за Родину не сделав ни одного выстрела.

Трагическая история.

Однако отец иногда рассказывал удивительные истории про свою юность. И опять я слушала внимательно и видела деревушку,на краю которой стоял домик родительский моего отца. А в соседнем домике-избушке рядом с ними жил одиноко китаец Ли. Он был калекой. Тщедушный, маленький ростиком, он смотрел на мир только одним глазом, а второй прикрывал черной повязкой. Ли с трудом передвигался. Иногда он ходил с костылем - обыкновенной палкой с перекладиной, но чаще всего обходился без него, и тогда он сильно припадал на короткую ногу.

Голосок у Ли был нежный. Китаец очень любил разводить уток. Все лето он их пас возле берега реки. Каждой давал имя. В огороде он выращивал овощи. Когда наступала осенняя пора, и крестьяне убирали хлеб на своих полях, Ли брал небольшие мешочки и ходил по деревне, не пропуская ни одной избы.

Приходил он обычно после ужина, когда хозяева отдыхали.

- Здластвуйте вам! - кричал Ли еще издалека.

- Здравствуй, здравствуй, дорогой! - откликались хозяева.

- Я косойло, я хромойло, папка, мамка помирай! Папка, мамка нету. Хлебушка пришел просить.

И Ли протягивал свои мешочки. И хозяин обязательно наполнял их мукой, гречкой и горохом и пшеном.

Ли благодарно кланялся и пытался отдать взамен утку, которую всегда приносил в корзинке.

Некоторые брали его гостинец, но в семье отцы не брали никогда.

- Ступай с Богом, - говорили Ли отец и мать Вани. А мать всегда давала Ли и каравай хлеба. Стряпуха она была знатная!

От сердечной доброты своей отец Вани - Захар Максимович - пахал бедному китайцу огород, привозил солому на растопку, посылал сыновей ремонтировать плетень вокруг его огорода, делился с ним рыбой, когда рыбалка была удачной. Он научил китайца выделывать шкурки, шить меховые шапки и рукавички, а сапожному ремеслу китаец научился от своих родителей. Он шил прекрасные тапочки и тачал сапоги. За свои труды брал очень скромную плату. И не деньгами, а молоком, маслом, яйцами, мясом.

Чем бы не расплатились с Ли за сделанную работу, он всегда улыбался, всегда кланялся, сомкнув ладошки на груди, всегда говорил свое "Сапасибо!"

Когда Ли шел по деревне, он всегда привечал маленьких детей. Гладил их по голове, говорил по-китайски какие-то ласковые слова, но когда шел дальше, всегда плакал.

- От одиночества, - говорили вслед ему сельские кумушки.

Так уж случилось, что Ванечка с детских малых лет своих был любимцем у Ли.

- Ва-ни! - так звал Ли своего дружка.

Мальчик любил бывать в хижине у Ли и наблюдать за его работой. Китаец научил мальчика и дратву сучить, и проходить её ваксой, которую наносили на маленький кусочек кожи. А класть сапожный шов с помощью шила мальчик умел уже в дошкольном возрасте.

Время шло. Китаец старел, а мальчик подрастал и незаметно превратился в юношу, парубка, как называли таких подростков в деревне. В пятнадцать лет у Ванечки уже была зазноба - Наташа с соседней улицы. До чего хороша была она! Ванечка не мог ей налюбоваться. Высокая, подвижная, веселая, опрятная, певунья и плясунья, голубоглазая и светловолосая, с длинной косой до пояса она свела с ума половину деревни.

Когда Ваня признался другу Грише, что мечтает через несколько лет посвататься к Наташе, он узнал, что они с другом вздыхают по одной и той же красавице, и мечты у них одинаковые.

С некоторых пор Ваня понял, что у Гриши больше надежды на то, что Наташа ответит ему взаимностью. Потому что Гриша, как говорят современные молодые люди, был хорошо упакован.

По моде тех далеких довоенных лет у Гриши была голубая рубашка, обшитая перламутровыми мелкими пуговицами по косой застежке. Рубашку Гриша носил на выпуск, а подпоясывал он её замысловатым плетеным поясочком с кисточками. На голове у Гриши был картуз с блестящим козырьком. Обут был Гриша в замечательные сапоги, которые почему-то назывались джимми. Голяшки сапог были сдвинуты в гармошку. Это считалось такой красотой, что ни в сказке сказать,ни пером описать.

У Вани была красивая шелковая голубая рубашка с перламутровыми пуговицами, которую сшила ему старшая сестра Шура. У него была и модная кепка. Отец привез из города. Брюки у него были темно-синие, из хлопчатобумажной ткани, а не из плиса, или бархата, как у некоторых парней, но это было не так уж важно. На танцы на краю села, которые назывались "тырло", можно было вполне пойти и в таких брюках! Но у Вани не было самого главного - у него не было сапог джимми.

Ванечка пытался сходить на танцы в отцовских сапогах, голяшку которых он смял в гармошку и полдня просидел на ней, чтобы кожа сохранила складки, но у него ничего не вышло. Голяшка сапог только покоробилась уродливо, а отец отвесил своему сыночку такой подзатыльник, что Ванечка кубарем свалился с лавки. Сапоги отец спрятал в сундук и закрыл его на навесной замок.

Все. Последняя надежда пойти на танцы в подобающем виде пропала.

Ваня на танцы ходить перестал. Хоть он и был первым балалаечником на деревне, и красотой его природа не обделила, потому что похож он был на свою бабушку по маминой линии, на персиянку, и имел прямой нос, красивые темные брови, гладкий лоб, резко очерченную линию губ, острые скулы и орлиный взгляд серых глаз, но у него не было сапог джимми. А без сапог его красота меркла. Какой он красавец, если все парубки на танцы приходят в сапогах джимми, а он - в тапочках, которые сшил ему добрый китаец.

Никто не видел страданий молодого человека, никто не чувствовал их. Подумаешь. Сапог модных нет. Наживем. Справим.

Но сапоги нужны были еще вчера, а не завтра.

Ни на что не надеясь, однажды летним вечером Ваня зашел в гости к Ли.

- Твоя примерь однако, - лукаво улыбаясь, сказал Ли, и вынул из-под лавки... сапоги джимми.

Ахнула душа у Вани.

- Мне? Мне? - спросил он и никак не мог поверить в свое счастье.

- Твоя, твоя, - смеялся Ли. - Твоя папка приходить и кожу приносить. Моя - шей!
Моя подметка давай.

Ваня обулся. Сапоги были ему впору, Ли знал его мерки. Может быть сапоги и отличались немного от тех, которые привозили ровесникам родители из города, но они были ничуть не хуже. А для Вани - даже лучше покупных.

- Как же платить? Как тебя отблагодарить?

- Моя ничего не надо. Твоя - радуйся, моя - тоже каласо!

- Ну, я пошел!

Ванечка домой не шел, он бежал по широкой сельской улице и прижимал сапоги к груди. Дома он мгновенно переоделся в свою модную рубашку, обул новые сапоги, одел модную фуражечку, посмотрелся в зеркало в простенке. Он себе понравился!

За околицей ещё звучала гармошка, хотя на улице уже стемнело. Ваня пришел на тырло и вышел в круг света от костра. А пусть все видят, как он прекрасно выглядит. И пусть все разглядят его сапоги!

Гармонист заиграл кадриль, Ваня подошел к Наташе.

- Разрешите! - церемонно сказал он ей и протянул руку. И она пошла с ним танцевать. Не устояла. Только виновато взглянула на Гришу. Ну, как может юная красавица устоять, ведь к ней подошел кавалер в таких сапогах!
 
Трещали дрова в костре, рассыпая искры в округе, звучала гармонь, танцевали парни и девушки свои простые танцы, прогуливались пары по берегу речки.

Друзья, ставшие соперниками, с неприязнью смотрели друг на друга издалека.

Они не знали, что через несколько лет начнется война, что попадут они служить в одну часть, что в рукопашном бою Гриша прикроет своего друга от вражеского штыка и спасет его ценой своей жизни, что Наташа выйдет замуж за офицера из части, которая будет стоять рядом с их родной деревне, и что дороже всех красавиц на свете станет для Вани маленькая, скромная, застенчивая и воспитанная девушка в солдатской шинели, которая ответит на его чувства и пройдет с ним рядом по дороге жизни.   

А историю про сапоги Иван расскажет мне, своей взрослеющей дочери, когда она будет страдать от того, что у ВСЕХ есть болоньевые плащи, а у неё - нет.

И также засияет её лицо, когда отец пойдет к своему фронтовому другу Ганину и по большому блату достанет ей красивый плащ, чтобы доченька не чувствовала себя ущербной рядом с другими, у которых есть модные плащи из болоньи!

- Причин для страданий на свете так много, так пусть одной у тебя будет меньше! - с улыбкой скажет ей отец.

Давно он лежит в сырой земле - товарищ старшина, а рядом - ефрейтор - моя мама. Ну какой из неё солдат? А? Ростиком не вышла. Голосок тоненький. Ножка тридцать пятого размера. С томиком Бунина в руках. Она никак не могла усвоить уставные отношения. Папу называла - старшина Ваня - и покорила его сердце. Своей добротой. Когда почти весь свой паек отдавала новобранцам, которые были призваны на территории, освобожденной от немцев.

-Всем хватает, а им не хватает, - ругался старшина Ваня.

-Так они оголодали и они растут.

Дали новобранцам дополнительный паек.

Они прожили вместе больше половины века.

-Иди сюда. Прощаться будем навеки, - сказал папа перед тем, как его унесли на носилках в "скорую".

И она пошла покачиваясь. И присела на краешек.

-Прости меня за все.

-И ты меня прости.

-Одну тебя всю жизнь любил.

-Верю.

Она пережила его всего на год. Тосковала так сильно. Память вечная им. И всем их ровесникам. На чью долю выпало такое время и такое испытание.

А недавно внуки и правнуки побывали на их могилках и навели там идеальный порядок. И обещали мне, что будут помнить и чтить их память. И завещают внукам и правнукам своим.

-Верю.