Любит наш народ сказки. Да, чтоб с хорошим концом, со свадебкой, на которой можно, не закусывая, так упиться, что больше в рот не лезет, а лишь по усам течет. Да, чтоб герой, бездельник, щучий сын, получал бы все, что ни пожелает, по щучьему же велению, по своему хотению, палец о палец не стукнув, желательно, лежа на печи. И женился бы на царевне, пусть и Несмеяне. Это ничего, что невеста такая бука – пощекочем, рассмешим. Да у тестя, чтоб, полцарства отжать.
А еще любит народ истории про качков, что богатырями назывались. Не совсем, правда, ясно, зачем богатыри сии князю надобны были. Вроде и дружина у князя была, и богатыри эти войском тем не командовали, а сидели в основном на пирах около князя, похвалялись силушкой, да жрали и пили в три горла. Один убыток. Однако, есть сведения, что отправлял их князь на заставы дальние. Стало быть, пограничную службу несли. Но судя по тому, что Киев, мать городов русских, постоянно осаждали то печенеги, то хазары, несли из рук вон плохо. Да и как нести то, если на пиру чашу зелена вина в полведра одну за другой осушали. Не совсем ясно также, что же это за зелено вино такое. Есть вино белое, есть красное. Есть даже хлебное вино. Именно так на Руси называлась водочка. Как ни крути,но на зелено вино приходит на ум лишь одна ассоциация – абсент, содержащий туйон. И вот, выкушавшего несколько ведер зелена вина, тянуло нашего богатыря на подвиги. А , поскольку, туйон является природным галюциногеном, то сходился частенько богатырь в схватках со Змеем Горынычем, да еще о трех головах. Бывало, мог встретить и доходягу какого, больного анорексией, да навалять ему люлей. А потом на пиру гордо так сказать, мол, саму Кощею яйцо разбил. Бывало, что забредет богатырь к старушке переночевать и, если примет его старушка хорошо, напоит, накормит, да спать уложит, то «бабулечка-красотулечка». А нет, так «яга». Да еще и над старческой немощью покуражится, дескать, «костяная нога». А коли соберутся богатыри сообразить на троих, выпьют, то просыпается в них «национальная гордость верикороссов». И давай тогда они вкладывать ума разным нацменьшинствам – татарам, печенегам, да ногайцам. Даже евреям перепадало. Есть о том и былина – «Бой Ильи Муромца с Жидовином». Кстати, об Илюшеньке.
Жил он во селе Карачарове, близ города Мурома и до 33 лет сидел сиднем на печи, кося под парализованного, и ничего, тяжелее ложки не поднимая. Вроде и мышцы должны атрофироваться, и пролежни на заднице появиться, ан нет, сидел на печи бугай-косая сажень в плечах и глядел как старик отец, да старуха мать каждое утро на работу в поле шли. И прожил бы так всю жизнь припеваючи, да раскусили Илью калики. В ту пору бомжи не сидели на вокзалах, да не источали амбре по вагонам метро на кольцевой линии, а, собравшись небольшими группами, странствовали по Руси, перебиваясь подаянием и мелким воровством. Они то и звались калики перехожие.. Заглянули они в то село Карачарово. Была страда, весь народ в поле, дай, думают, пошарим по домам, авось, найдем себе пропитания.. Зашли в первый же дом, а там на печи громила сидит, да смотрит на них исподлобья. Перепугались калики – парень крепкий, на убогого не похож. Дай, говорят, мил человек, нам попить. Отвечает им Илья: «Не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище». Но калики народ ушлый, сами не раз и безногими, и припадочными представлялись. Глядят, парень чистый, под себя не ходит. Ну-ка, отвечают, поднимайся и неси пить, а не то откроем секрет твой людям. Видит Илюшенька, не прокатило. Встал, напоил пришлых. А они ему и говорят: «Скажем, всем, что излечили тебя. И нам польза – народ активнее подавать будет. Только ты, голубчик, мотай лучше отсюда во избежании лишних расспросов». На том и порешили. А тут и родители с поля вернулись. Обрадовались чудесному исцелению, вот и помощничек будет на старости лет. Да только фигушки. Илья сковырнул только камень тяжелый всем мешавний, нет, думает, не про меня труд такой тяжкий и засобирался в стольный град Киев, дела, мол, у меня там. Предание говорит, что нашел он под тем камнем доспехи, оружие и коня богатырского.. Ну оружие и доспехи еще туда-сюда. Но найти под камнем коня! Скорее всего свел его с отцовского двора. И все, больше в Карачарове Илюшеньку не видели. Не навестил он родителей, не прислал им ни гривны, ни копеечки. Нет о том былин.
Отправился он в Киев, к князю Владимиру. Да по пути, в лесах Брынских, у речки Смородины, повстречал одного местного неформала. Неформал тот был мастером художественного свиста. Но вместо того, чтобы ходить по городам и весям, искусством своим людей веселить, изобрел он свое ноу-хау. Залезет, бывало, на дерево у дороги, сидит и ждет, когда проедет по ней купец, али пройдет странник какой. Свиснет ему над ухом, тот и, брык, в обморок. Пошарит по карманам у бесчувственного, выгребет мелочишку, и в кружало – пропивать добытое. Вот и в этот раз свиснул. Да только Илюшенька задремал под мерный стук копыт, и свист его разбудил . Соловей что-ли, подумал Муромец, и вскинул руку в задумчивости, дабы почесать в затылке. Да только висела на руке той булава в пару пудов весом. Шарахнула она по суку, на котором неформал сидел, да попала вскользь тому по копчику. С криком упал он под ноги илюшиного коня. «Ах ты разбойник! Меня будить!» - вскричал Илья. Впрочем, был он отходчив и решил взять свалившегося ему на голову с собой. Будешь мне, говорит, народные мелодии насвистывать.
Долго ли коротко ли, добрался Илья до Киева. Зашел на княжеский двор, а у Владимира, как обычно, пьянка. Поддали все крепко, уже и удаль молодецкая проснулась, кулаки зачесались. Местные богатыри, Алеша Попович и Добрыня Никитич, давай докапываться до Илюшеньки, чего, дескать, мужичок приперся, сигареткой, мол, не угостишь?. Но только князь, пивший более умеренно, остановил их, хоть тоже поинтересовался какого хрена Муромцу надо. Да, вот, отвечал Илья, ехал я через леса Брынские, через речку Смородину, музыку вам привез. Последняя гастроль, так сказать. Зовется Соловей-разбойник. Что ж ты заливаешь, закричали богатыри, там люди лихие шалят. Даже мы туда не суемся. Ах, не верите – и устроил Илья во дворе сольный соловушкин концерт. Но, так как репертуар у Соловья скуден был, то надоел он всем быстро своим посвистом. И решил Илюшенька завязать с продюссерской деятельностью. Отвез он Соловья в чисто поле и, осерчав, срубил ему буйну голову. А когда вернулся на княжеский двор, подошли к нему Алеша Попович да Добрыня Никитич и предложили – третьим будешь? И пошли они пить абсент и думу думать, кому бы еще скулу своротить на сторону.