Грачи

Валерий Слюньков
               

     Колючий ветерок заставил поднять воротник и, выглядывая из-за него, Николай всматривался в поток машин, выходящих из-за поворота непрерывной, сверкающей фарами, рекой. Но вот вывернувшийся автобус издалека замигал повороткой и, остановившись, гостеприимно зашлёпал  перед ним створками отрываемой двери.
  В автобусе тепло, полумрак; неярко горит только пара плафонов и пассажиры в уюте салона и дремлют, и негромко переговариваются меж собой. Николай  негромко сказал «всем здрасьте» не надеясь и не ожидая ответа, пробрался на своё место.

     Когда городской автобусный маршрут продлили до аэродромной проходной, заводская администрация решила, что надобность возить работников своим транспортом отпала, тем более, что  бОльшая часть работников жила в посёлке рядом с аэродромом, а старые заводские автобусы своё отходили. Но это вызвало такую бурю протеста, что пришлось от затеи отказаться. Да и не мудрено, потому что автобусы ходили крайне нерегулярно и выстаивать на остановке, практически в степи, невесело. Так уж сложилось, что жил их авиаремонтный завод на две территории. В городе штаб - завод-то военный, цеха ремонта приборов и оборудования, а самолётный цех в огромном ангаре далеко на  аэродроме за городской окраиной.
 

    Но вот оно-- сладкое слово свобода. Перестройка. Всё что не запрещено, всё можно. И пробивной начальник материально-технического снабжения «махнул не глядя» полученный тентованный «Урал» на хороший, вместительный автобус. Подорожавший проезд сделали поездки жителей сельских районов в город непозволительной роскошью и, потому, автобусы «лишними». А мощный тягач кстати пришёлся автобусникам, что бы буксировать сломавшиеся на линиях машины.

    За окнами потемнело, окончились городские фонари. На мосту через реку горели редкие маломощные светильники, и рыбаки-любители начали активно протирать запотевшие окна, всматриваясь в темноту. Страдальцы мечтали скорее дождаться, когда река "встанет".
     - Ну что? Замёрзла?
     - Да не видно…ничего!
     - Значит высохла! - Это кто-то из тех, кто ловит хека в магазине.
     - Да рано ещё! Ноябрь…начался только…

  Из полумрака в начале салона раздался хорошо поставленный командный голос.
     - Так! Внимания попрошу, раз уж дремота прошла…
Говоривший встал с первого сиденья и повернулся к пассажирам. В свете горящего над ним плафона Николай узнал  главу заводского парткома, недавно избранного по рекомендации политотдела округа, избранного не очень охотно заводскими партийцами. Николай не сподобился - был беспартийным,
и знал об этом по разговорам посвещённых.

     - Товарищи коммунисты! Сегодня после работы партийное собрание…причём, открытое. Приглашаем всех желающих!
По салону прошёл тихий ропот явного неудовольствия. Значит придётся всем, и партийным и «сочувствующим» сидеть…автобус-то один… .Можно, конечно. на городской, но там риск прождать на холоде…
     - Извините – это Сизов, из их бригады ЛИС*, узнал по голосу Николай – а не желающим и правда можно…того…домой?
     - Кому неинтересна политическая жизнь нашей страны, нашего народа, держать не будем!
     - Так бы сразу и сказали, что всем придётся…- с хорошо сыгранным унынием сказал Сизов.
     - А повестка-то какая? Что ж заранее-то…ведь и подготовится надо? – а это старый партиец Пётр Максимыч, записной «выступальщик» на всех собраниях, причём часто старался вникнуть «в суть», чем немало досаждал докладчикам, привыкшим, что их партийные догмы неоспоримы.
     - Повестка, товарищи, сейчас у нас у всех одна, у всего советского народа - перестройка! И соответственно повестка наша: Как каждый из нас, на  рабочем месте перестраивает своё отношение к труду, да и вообще, к жизни!

«Только и слышно из каждого «говорильника»: перестройка… - подумал Николай – а что это? Конкретно-то что? Мне, вот, что перестраивать?  Нет, это не для работяг…это вверху надо всё… Да захотят ли там? И нехорошо всё…завод трясёт, зарплата нерегулярна. На складах, говорят, остатки деталей… И слухи, что вообще завод не нужен…Куда все пойдём, когда везде эта…перестройка? Да и что мы ещё, кроме работ у самолётов, умеем?»
Невесёлые мысли пошли по кругу «…жена уже пару месяцев без зарплаты, тоже грозят фабрику закрыть… а если и завод закроют? Дочку студентку…первый курс…как учить?»   

     - «Перестройка мать родная! Горбачёв отец родной!»… - негромко продекламировал Сизов.
     - Ну уж так-то зачем…? Партия наша давно осудила прославление, культы…- с нотками благожелательного укора отреагировал секретарь партбюро  – Михаил Сергеевич скромный человек, товарищи! Настоящий коммунист!
     - Да он ёрничает этот Сизов!, Он всю жизнь так, всё подначивает! – возмущённый голос инструментальщицы Антониды Марковны, бессменного цехового парторга – этот стишок с продолжением, да он побоится дальше…
     - Марковна! Чего же мне боятся? Мы с тобой тыщу лет здесь… Да и партия свободу провозгласила. И критику и само…
     - На пенсию тебе с понедельника, вчера инструмент сдавал, вот и смелый…
     - Эт ты брось, Антонида! – забасил Пётр Максимович – Хватит из партии пугало делать! «Побоится»… Кого? Тебя? Меня? Сизов работник отличный, всю жизнь, считай, на лисовской стоянке провёл, а там не сладко. Там одна зима за три идёт, с теми, кто под крышей. Он что? Враг, что ли?
      -И что? Теперь таким всё можно? – Николай увидел, как Антонида Марковна в возмущении встала, с трудом удерживая равновесие в качке автобуса, и оборотилась на Петра Максимовича – А авторитет партии, и руководителя ничего не стоят?
     - Да, товарищи! Наши враги спят и видят, как мы партию разрушим. Не дождутся! – торжественно произнёс парторг
     - А по мне, так понимаю, авторитет заслуживать, а не требовать надо – явно стараясь закончить разговор, негромко сказал Пётр Максимович и отвернулся к окну.

Из кромешной темноты окраинного поля автобус въехал на ярко освещённую площадку железнодорожного переезда; въехал и остановился перед закрытым шлагбаумом. Николай стал всматриваться в даль, пытаясь увидеть приближающийся поезд. Но ничего похожего не видно, значит с другой стороны подходит… Он перевёл взгляд на  дерево, растущее рядом с будкой путейцев и... не поверил, было, своим глазам. Огромный, старый осокорь был буквально облеплен чёрными птицами, и это были…грачи.

Те самые грачи, родичи которых ещё пару недель назад покинули здешние поля. Огромными стаями пролетали птицы над самолётной стоянкой, а запоздавшие усаживались ночевать на недальнее вспаханном поле, где подобраться к ним незамеченным не мог ни один хищник. И вот… уже ведь, практически, зима, а тут…
Он присмотрелся внимательнее…
      - Да они ведь…неживые…- вырвалось у него.
      - Ты про что? Чего там увидел, Николай? – обернулся к нему Пётр Максимович, и проследив за взглядом тоже удивлённо охнул – грачи…грачи помёрзли. Ах ты…бедолаги.

В автобусе зашевелились даже дремавшие пассажиры, приникали к окнам. Сидевшие на другой стороне автобуса вставали и пытались разглядеть что там…
Недвижимые чёрные птицы притягивали взгляд. Многие висели вниз головой, удерживаемые, окостеневшими в мёртвой хватке, когтями. Под деревом чернели уже упавшие птицы.
      - Откуда же они?...
      - Почему раньше-то не улетели?
      - Жалость то какая…бедняжки…

Послышался шум приближающегося поезда и вот понеслись мимо пассажирские вагоны с уютно светящимися окнами и от ветра и вибрации погибшие птицы стали падать, на лету ударяясь о ветки.
      - Страсть какая,… смотреть не могу – Антонида Марковна захлюпала в платочек.
      - Заблудились, наверное, а может вожак погиб, и занесло их не на юг…
      - А может хреновый вожак был. Не туда попёр…
      - Да…тут задумаешься про вожака…- задумчиво протянул Пётр Максимович
      - А я слышал что птицы перелётные летят по каким-то линиям магнитным – Сизов развернулся к Петру Максимовичу – настройка какая ни будь сбилась…
      - Там у птиц  тоже… перестройка…- чей-то негромкий голос.
Николай увидел, как парторг вскочил и попытался рассмотреть говорившего, но, опомнившись, разулыбался натянуто.
       - Товарищи! Что вы…как дети малые?…Зачем эти неуместные аналогии?

Автобус тронулся и, слегка тряхнув  на рельсах переезда, снова набрал скорость. 
«Вон как вскинулся –подумал Николай о партсекретаре– чувствуется старая закалка. С пяток лет назад эти говоруны и пикнуть бы не смели. А теперь ему надо в свободу играть… А что сейчас каждый думает про себя… И про вожаков, которые могут не туда. А ещё и такие вожаки бывают, что бросят всех, самому бы спастись… И может, уже к тёплым краям подлетает»

Ну вот и проходная; в открытые двери автобуса потянуло морозным воздухом позднего предзимья и все заторопились на выход.
        - Николай! – позвал Сизов – притормозись чуть. Помочь надо.
        - Эт ты чем нагрузился – Николай взял одну из двух тяжелых сумок.
        - Последний нонешний денёчек, Коля дорогой… Всё! Завтра пенсионер. Надо же на послед с бригадой посидеть. А тут как раз оказия, партийцы на собрание а мы…
Они направились вслед за толпой к проходной и увидели явно поджидающих их Петра Максимовича.
        - Володь!...Так как там дальше-то в стишке…ну про перестройку? Смешно?       

Сизов немного помолчал.
        - Да нет, Петро. Не смешно… Грачей жалко.


                *ЛИС - лётно-испытательные станции авиазаводов.