Обще-житие? Да никакого общего житья в нем нет! Только потолок над головой общий. А каждый здесь живет сам по себе. Воспоминания о студенческой коммуне – то совсем другое. А я говорю о рабочей общаге. Сортир тут общий, украшенный пиктограммами на мочеполовую тему, и с единственно оригинальным призывом, который когда-либо доводилось читать в подобных местах: «Зараза, не пей воды из унитаза!» Бутылка – и та тут не общая. «Разве что на пару раздавишь втихаря и – лады. А так, чтобы всей комнатухой посидеть за столом, да за жизнь потолковать – так ни-ни. С этим строго! – подхватывает мой сосед по койке. – Не дай бог, воспитательша пронюхает – а у ней насчет водки собачий нюх! – не ровен час и с койко-места вылетишь. Вот Федька – тот юмором берет. Но не все же такие находчивые. Как-то он пришел, цельную смену отпахав, да как был – так в койку и завалился с устатку. Только ноги в сапогах на спинку кровати закинул. А тут воспитательша вломилась, то да се, мол, не гоже в спецухе да еще в нечищеных сапогах… Как будто он на танцы пришел. А у Федьки аккурат в ногах открытка с Лениным, где он так рукой делает (машет, вроде) и говорит: «Верной дорогой идете, товарищи!» – это так на открытке написано. Выслушал Федька воспитательницыно возмущение лежа, потому как сил подняться нет – все силы отдал производству – и мирно ей говорит: «Ну, чего вы, Анна Петровна, на меня шумите? Вот сам Ленин говорит, что мы верной дорогой идем…» Растерялась Анна Петровна: что она против Ленина может сказать? – да и вышла, не сделав для Федьки никаких оргвыводов. Только бросила напоследок: «Хоть бы вы молодым дурной пример не подавали…»
Молодые – это которые вчерашние пэтэушники. А те кому хошь сами подадут… Как-то – поди, в женской общаге под завязку было, а в нашей комнатуха в резерве стояла – так в порядке производственной необходимости и взаимопощи к нам девчонок-секелявок подселили, тоже только что из ПТУ. Что тут началось! Наши-то салаги под их дверью табунятся, ржут, как жеребцы нехолощеные, друг перед дружкой гривами трясут. Весь этаж дрожит от их ржачки. Матюгом в них запустишь – так еще и отгрызаются. Ну, потом, конечно, естественный отбор произошел. Девчата самых остроумных к себе подпустили, ну, а других и отшивать не надо – сами рассосались. «Всю дорогу через этих баб не выспишься», – возмутился один из выбракованных и двинул на прощанье копытом в закрытую дверь. Пришел к себе в комнату, раму поширше распахнул, маг на подоконник выставил, да и врубил свою любимую, с собственного блеющего голоса записанную душевную песенку (он ее у лабухов в городском ресторане подслушал):
Милая бере-о-за!
Я тебя люблю-у…
Точно кота за хвост тянет. Аж звезды в окне посыпались. Жильцы из соседних домов повысунулись, ругаются. А чего ругаться-то? До двадцати трех часов позволяется… Еще двадцать минут потЕрпите. Не такое терпели – на то она и общага».
70-е годы