25 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Вечер. « Их двое, двое чувств, которые, кажется, совершенно не близки друг другу, хотя не могут существовать в полном одиночестве, когда не ощущают за своими спинами собственные дыхания. Та, что Привязанность, та, чье имя мы проговариваем так часто, никогда не приходит одна, всегда ведет за собой тревогу, этот несформировавшийся шарик, что не имеет лица, что не имеет ничего, кроме, как связи со своей спутницей. Эта связь непрерывна, ведь если даже взять металлические ножницы, преподнести их к нити, что туго завязана в узел в двух сознаниях, то сверкнет между ними электрическая волна, чей сигнал непременно попадет в разум того человека, кто так смело произносит слово на холодную букву «м», кто и сам по себе спокоен, безразличен ко многим вещам, к таким, которые вызывают двойные чувства, этим закрывая слабые глаза, что пытаются спрятаться от всего, что только не касается радости, искусственной радости. Ах, как знакома эта радость тревоге, той, которая не говорит, не слышит, но знает, знает, когда прийти, чтобы закрутится вокруг двух душ, душ таких близких людей. Да, в этом ее особенность, ведь она почти никогда не хватается за плечи того, кого уже выбрала Привязанность. И в этом вся нечестность, в этом все беспокойство людей, которые так любят потерянную между двумя радостями душу. Нет, пока она еще не затерялась в той темноте, еще видны блестящие глаза, что периодически сверкают сами, глядя на что-то необыкновенное, под названием настоящее. И только это настоящее не дает Привязанности сомкнуть руки вокруг тяжело стучащего сердца, и только это не дает тревоги пробить тяжелый замок в двух душах, двери которого ведут прямо к сказанию всего того, о чем кричат мысли…»- на какой-то, безоблачный миг мысли затихают, словно встречает их Царь Морфей в своем царстве. Но нет, тогда сознание не спит, человек глядит, пытаясь сказать то, о чем заставляют его молчать испуганные мысли, подчинённые тревоге. Привязанности рядом нет, и лишь маленькие частицы тревоги пытаются присесть на корону сердца. Но человек, смотря какой, если сильный, то пытается отмахиваться от них, отвлекаясь на то, как например, вкусен жаренный лосось, испеченный совсем недавно. Так делала ты, опустив неземные глаза на тарелку, ты молча сидела за нашим любимым столом. За весь день ты так и не сказала не слова, с Алексеем пыталась не сталкиваться, ведь стоило тебе увидеть русоволосого юношу, сразу вспоминала прошлую ночь, которая навсегда поменяла твое отношение к жизни. Нет, не то, что бы ты закрылась от всех нас, ты просто не знала, как дальше говорить с Аринкой, которая так наедятся на твою помощь, как смотреть мне в непотные глаза, что ничего не видели. Тогда ты хотела рассказать мне обо всем, а вот сейчас, когда я сижу с левой от тебя стороны, держа в руках учебник со статьей, так жду хотя бы слова от тебя, ты молчишь, смотришь на все через какую-ту белую пелену. Тебе надо поспать, хорошо поспать, броситься в руки к Царю Морфею, и чтобы тот показал тебе вновь ту, от которой ты получила незабвенный подарок. Краски, краски в осиновой коробке, с которыми ты теперь не расстаёшься, каждые два часа, забегаешь в комнату, открываешь тумбочку, и проводишь кистью с синем концом по двум локтевым сгибам, произнося одно лишь имя, его имя…
Закрыв внезапно книгу, я кладу ее на колени, что прикрыты серыми брюками, расклешенными на концах. Преподнеся к губам стакан с ярким морсом, чей цвет напоминает кровь, я делаю глоток, а после звонко ставлю его на стол. Вокруг разговоры, то скучные, то веселые диалоги, а у нас молчание, и мне, наконец, захотелось нарушить его первой.
- Ну, что же вы молчите так? Скажите слов хоть пару! Хочу я разобраться, прям во всем, ну или в части малой. Весь день я так гляжу на вас обоих. Что с лицами, Татьяна и Арина? Я смею знать, вы расскажите все. А может ночью, было что, иль утро так вас изменило? Ах, Тишина со мною молчалива, как жаль, однако не услышать все от той, к которой каждый раз я обращаюсь, а вижу пустоту в один ответ. И где же наш герой, где тот, кого вы видеть не хотите, иль просто отстраняясь ото всех, вы продолжаетесь молчать, но в мыслях звонко так кричать? – договорив, я прислоняя ладонь к горлу, как слышу ответ от Аринки.
- Тут все предельно ясно! Мы так устали ото всех, и от себя конечно. Любимый твой герой теперь завел себе подругу. Нахальна та, и некультурна, и имя сладкое ее так мне противно. Но я скажу, что звать ее Привязанность. Ее видала я сегодня утром, как мне сказала уж она, не помню, но знаю точно, тут до Пристрастия не далеко дожить! А дни летят, так по коробке звонко бьют, стекло неровно бьется. А мы сидим, так мирно руки все сложа, и в то же время, бегая куда-то. Мы видим старого героя. Ах, человек, хранивший тайну, она теперь уж осознала все, и помощь предлагала. А сам старик ее уж тоже на что-то страшненькое променял, от грустных видимо воспоминаний в сияющую бездну впал… Как много радости манящей! Какую выбрать? Только нам решать, точнее нет, ему решать.- отведя от меня взгляд, черноволосая девушка продолжила, - Скажите, Таня! Скажите что-нибудь. Прошу вас, умоляю.
Ты не успела, и одуматься, как вмиг к столу, в руках с тарелкой подошел бодрый Алексей. По нему не было видно ничего. Красивый юноша, чьи кудри стали завиваться еще больше. Локти он закрыл темной синей рубашкой, которая была такого же цвета, как и подаренные тебе краски. Слегка улыбаясь чему-то, он присел рядом с Аринкой, провел не блестящими глазами по твоей тарелки, на которой осталось лежать два маленьких жаренных кабачка.
- Мы ждали все тебя. – проговорила я, убрав выпавшую прядь волос из хвоста за ухо.
- И прояснится все сейчас. - добавила ты, потянувшись к стакану с обыкновенной водой. Но, так и не сделав глотка, ты ощутила, как Леша положил свои холодные ладони, на твою теплую руку. Это необыкновенные частицы тепла сразу потускнели в твоем сердце.
- Хотел я вам сказать, Татьяна, спасибо, что сегодня ночью вы были рядом так. Я помню ваших рук тепло, таких я прежде не видал. Однако сообщить я должен вам, вам всем о том, что мать моя Эльвира через три дня приедет к нам. Соскучилась она по сыну. Но, вы,- тут он остановился говорить, опустил глаза, а после, подняв, так взглянул на тебя, как тогда на Арину, когда та сидела на его кровати, глядя на Привязанность, - Но вы, прошу, не говорите не о чем! Я не хочу, чтоб знала все она. Поймите, милая Татьяна, я не хочу чужих речей, иль может перемены жизни. Я знаю, понимаю все, но обещайте, что промолчите вы. Я вырвусь, я смогу, и до Пристрастия я не дойду!
Услышав эти слова, настоянные слова, Аринка остановилась есть, вытерла уголки губ белой салфеткой, как, не сводя с тебя глаз, положила голову ему на плечо. Этот эпизод того дня ты запомнила навсегда! Ничто никогда не заставит тебя забыть ту секунду, когда ты стояла перед выбором, сказать ли все матери Алексея? А если, правда осмелиться и произнести то слово на холодную букву «м», прежде перекрутить его в голове около трех раз. Что будет, что? Твои мысли уже успели выстроить целую цепь событий, реакций людей. И стоит начать с того, что эта умная женщина Эльвира непременно заберет Лешу от нас всех, от Аринки, что так любит его. И случится что-то повторяющееся, то, что уже было, то, над чем наблюдала когда-то наша Тишина. Но самое главное это то, как после на тебя будет глядеть это черноволосая девушка, открывшаяся тебе, попросившая о помощи той ночью. И ты вдруг поняла, что доверие это превыше всего, и если кто-то обратился именно к тебе, то не стоит так отталкивать этого человека, произнося бессмысленные слова. Хотя, если ты все-таки скажешь, то станет легче, легче всем, особенно тебе. Но не ему, нет, русоволосому юноше будет совсем по-иному. Ему придется долго глядеть на людей в белом, голубом, но не на себя самого, ему придется забыть о том, что есть девушка Аринка. Ведь никого не будет, никого! Все звенья этой цепи вдруг оборвутся от тяжести, ведь, как объяснить то, что неразумный старик решил вернуть одну девушку в собственный мир воображения, используя страшные вещицы, что эта девушка взяла в прошлом столетии, сорок лет назад? Как объяснить и то, почему ты молчала все то время, глядела на то, как Привязанность утаскивает незаметно для всех ту душу, которую ты так ждала? Нет, слов больше нет. И все же ты хотела одного, хотела не потерять этот близкий, наш круг, где есть все мы, свидетели маленьких событий вселенной. Но есть и другое решенье, пообещать всем нам то, что не произнесешь ни слова, а в тайне подойти к матери Алексея и все сказать. Ну да, не будет больше работы в Евпаторском заведение, не будет моря, Тишины и Ветра, останется лишь то, что называется пустотой.
Замерев на какой-то миг, ты ощутила, как твое сердце бьется все медленнее, и медленнее, воздух сгущается, поглощая краски. Виднеются странные лица, которые вертятся, как легкие шары, за нашими спинами. А после эти лица становятся больше, превращаются в тела, что стоят с протянутыми, вытянутыми руками в белых рубахах. Сомкнув глаза, ты надеешься не увидеть их больше и сказать ответ всем нам. Но, открыв вновь глаза, ты видишь, как эти люди, созданные твоим сознанием, прислоняют указательный палец к губам, что-то шепчут. Шёпот неимоверно режет слух, но ты пытаешь вслушаться в их неразборчивые слова. Единственное, что ты сумела разобрать в их репликах, было: « Не говори! Не говори! Не смей!».
- Чужую тайну раскрывать не буду! Не в силах я сказать о том, о чем молчим мы все. – наконец произносишь ты самые верные слова на свете, лица тут же пропадают с твоих глаз. Черное - белое видение всего сменяется на цветную пленку. Слышаться посторонние разговоры, реплики и смешные слова. Ты отмираешь, прячешь свои ледяные руки под стол.
Аринка сильнее прижимается к Алексею, мягко улыбаясь, она мысленно благодарит тебя за все, за то, что не потеряла в эту секунду близкого человека, за то, что не ошиблась в тебе тогда. С моих колен падает учебник, концы мятых страниц тяжело касаются пола. Я не верю еще в то, что услышала только сейчас. Почему-то вспомнила отрывки из мира воображения, из моего маленького мира. То время, тот 1977 год пронесся над разумом так быстро, что я вспомнила все, как впервые коснулась холодного стекла, как на столе лежало зеленое яблоко, с которого так и не успела стечь капля чистой воды. А вот что было дальше? Как в руках у меня оказалась вещица с морфием этого я, как-бы не стараясь, вспомнить не смогла. Стерто, расплывчато, одни буквы «м» плывут перед уставшими глазами.
Спустя минуты мы продолжаем ужинать, не говоря ни о чем. Затянувшаяся пауза жутко мешает, но слова не складываются в предложения. Как вдруг, перед собой, через два стола, я вижу маленький столик, с плохо отглаженной скатеркой. Сначала я не обращаю никакого внимания на то, что за человек ест такие же кабачки, как и ты. А после я узнаю в этом человеке Ольгу, ту самую Ольгу, с подстриженными под каре волосами. По телу пронеслась дрожь, в душе потух маленький огонек. Чуть приоткрыв рот, я начала глядеть на нее хрустальным глазами, не моргая. Мне казалось, что она нарочно села так рядом с нами, а не со стариком. Да, меня это немного удивило, удивило то, что впервые за все эти дни человек, хранивший тайну, ни разу ни присела за один стол с Архимеем Петровичем. Неужели она поняла, что от таких людей, как он нужно держаться так далеко, чтобы он не сумел схватить за ледяные руки? И тут мне захотелось подойти к ней, я даже слегка отодвинула стул, повернула колени в левую сторону, как замерла. Это было странно, и не похоже ни на что! Перед ее лицом внезапно возник Ветер, наш Свидетель многого в темном плаще присел напротив нее, начав что-то говорить, он положил руки на пояс. Она периодически кивала ему головой, старалась делать это не заметно, но ее глаза говорили все, ничего не скрывая. Наверно она так хотела открыть рот, обмолвиться настоящими словами, но понимала, что нельзя вытворять подобное на глазах у людей, которые никогда не видели наших Свидетелей многого.
Вмиг повернув голову в сторону Аринки, я заметила то, как она смотрит в сторону Ольги, а после переводит глаза на пустое пространство за столом, где и сидит Ветер, уже поставивший локти рядом со стаканом воды, прислонивший кончики пальцев к своим губам. Я чувствую то же самое, что и она, хочу сказать ей, сказать, неужели видишь тех, кого долгое время видела лишь я одна? Но она перебивает меня, отпускает руку Алексея, и проводит запястьями по своим плечам, словно замерзает.
- А раньше так приятно было, по телу брошь бродила. И рассекая стены, она возле меня кружила, и говорила с Ветром обо всем, а он со мной делился и с тобой. Ах, милая Виктория, не у что ль видим правду всю, не у что ль видим то, что называют… Называют…- ощутив на себя вопросительный взгляд Леши, она перестает говорить, но глаз не сводит с прежнего.
-О чем они, Татьяна? Понятны вам их мысли, иль не понятны, как и мне? Порой они пугают, любимые девчонки реальность, на мгновенье, покидая, уходят в мир, что полон тайн. Меня это смущает, и в то же время рад, что есть среди людей такие, которых можно по-иному так назвать. Они загадочны сейчас, и так сложны, что не способен разобрать и слов двоих.- он говорит все это, глядя на тебя. Ведь ты, как и он не можешь наблюдать за Свидетелями много всегда. И этот момент не является исключением. Ты глядишь на одинокий стул, пытаясь представить Ветра, представить то, как Ольга говорит с ним мысленно. Но, нет, ты не умеешь складывать образы, и они рассыпаются. Ты не отвечаешь ему, ждешь то, что последует дальше.
- Бывает все всегда! Подобное случается не редко. И Тишине наверно стыдно за собственного друга, любимого такого друга. Но, что поделать? У всех защитники должны уж быть. И не считая ни чего, наш Ветер предан Ольге. И говорит он с нею так… Со мной не разу так не говорил, глядел со стороны, глаза все опуская. Но все же наша Тишина так зла сегодня будет него за все, за то, что выбрал душу не подходящею ко всем. Но выбор лишь его, и пусть в сознанье нашем он не верен, в его он лишь один. Судьба ему хозяйка, не нам его судить! Ты отвлекись Аринка, чай стынет первую минуту. Вторая быстро подбегает так.- договорив, я кладу руку ей на плечо, как та отведя взгляд от человека, хранившего тайну, встает, стряхивая хлебные крошки.
- Леш, я пойду!- чуть наклонившись, Аринка касается его русых, мягких волос, как шёпотом говорит на ухо эти внезапные слова. Нет, она, конечно, не хочет уходить! Но глядеть на Ольгу ей не хочется больше. А если так, то она бы непременно осталась рядом с русоволосым юношей, посидела бы так еще час, два, может три. Теперь она ловила каждое мгновенье, пытаясь проводить его рядом с тем, кого так незабвенно любит. Да, она любит его! А как она поняла это, ощутила горящую искру, она никак не могла припомнить себе. А впрочем, это не важно, совсем неважно.
Ощутив его мгновенное касание теплой руки, она направляется к выходу. Мимо Ольги и Ветра не проходит. А еще она улыбается, так скрытно улыбается, прикрывает глаза. Ей радостно, что на свете есть такие моменты, когда просто рада зная то, что вернувшись в комнату, через пару минут придет тот, о ком так постоянно думаешь. Шагая, не оборачиваясь, она вдруг поняла, что соскучилась, да, она соскучилась по этим глазам, уголкам губ. Но, нет, она не вернётся назад, она лучше подождёт. Хотя некоторые вещи ждать ей вовсе не нравилось. Ведь после того, как происходит что-то приятное, всегда наступает ночь, ночь, которую она так боится, боится вновь понять, что ей надо где-то искать новую стекляшку, с не отломленным концом, или то хуже видеть то, как Привязанность издевается над Лешей, и прежде всего над собой. И как же это получается! Ведь теперь она будет видеть еще и ее, видеть то, как она тянет свои руки к новой, уже тронутой душе. И только она, черноволосая девушка сможет защитить этот святящийся шарик, начав говорить с Привязанностью о чем угодно Судьбе. И у нее получится, получится не отдастся в плен ночи, которая так сладко манит сном… А пока тянется не спеша вечер, ее любимое время, когда, укрыв ноги теплым одеялом, можно почитать учебник, заданные тобой параграфы. А потом и вовсе прийти к тебе, чтобы посидеть на холодном балконе, укутавшись в шерстяной халат. Вечер, вечер, как много прелести собранно стало в нем.
« Как складываются мысли, когда привязанность к человеку сменяется на что-то большее? Не каждый в одно мгновенье найдет ответ на этот сложный вопрос. Ведь стоит задуматься, как это, жить, ловя каждую минуту, минуту, которая пару дней назад была не нужна, ее хотели даже отбросить, торопили ее, крича обидными словами. А вот сейчас, эту минуту пытаемся остановить, чтобы задержать взгляд на прелестных глазах, в которых рассеивается какая-то беспечная радость, взявшаяся из потерянной глубины. Радость настоящая, настоящая!»
***
25 ноября. 2018 год. Калифрарийская низменность. « Всегда найдется место, где каждому будут приписаны чьи-то слова, невнятные речи. Всегда найдется и такой уголок, где все произнесённое в один миг станет внятным, настоящим, запомнится на столетья. Таких мест множество, и все они открыты перед нами каждый день. Но и есть такие, которые пускают к себе лишь тех, кто правда будет говорить отчетливо слова, исторические слова. Такие места безумно любят, когда чья-то душа в облике прекрасном вступает на петляющую дорогу, усыпанную золотой листвой, что смешана с зелеными ягодами, ягодами, чье название никто никогда не знал. Ах, как распахиваются вековые двери, отворенные прозрачными руками воздуха! И воздух этот не послан Ветром, он послан Распорядительницей жизней, той, которая решает осыпаться ли ржавым замкам. Да, двери для обыкновенных душ заперты каждый секунду, каждый час. Им место в Амфирийском саду, где есть покой, царит прохлада, тепло так высоко задирает рукава. А здесь, где вечное одиночество, где молчаливость ходит кругом, так редко гости показываются на глаза Судьбе. И та не часто гладит стволы сосен, что качают головами…»- Привязанность в золотистом платье, что без различных узоров, шла по неровной тропе в высоких, малиновых сапожках, что были обвиты тремя плетеными нитями, на каждой из которых были прикреплены сухие, мелкие головки цветов. Тут стоит сказать, что она, служащая Черной подруги, никогда не могла бегать босиком по сухой траве, мягко наступая на теплую землю. А иногда ей так хотелось сделать это, сбросить маленькие туфли с покрасневших ног, или тяжелые бархатные сапоги. Как было бы прекрасно, легко хотя бы сделать шаг один босой ногой! Но разве можно так? Нельзя, конечно. У Черной подруги свои законы жизни, и в ее Акутинском дворце ни одна душа в облике человеческом не может пройти по мраморной плите не в закрывающей колени, обуви. И мгновенно в глаза бросаются отличия, отличия, которые невозможно не заметить. Если спросить у Судьбы про ее законы, написанные в араторской книге, будет ясно все сразу. Ведь страницы те пусты совершенно, лишь в конце на последнем, жестком листе слово одно выведено красным цветом. Слово: « преданность» вот и весь закон! Ничего не требует так Судьба от тех, кого создала, кроме верной службы, длинной службы на твердой поверхности земли. Она не посягает ни на чью свободу, ни на чьё слабое дыхание…
На лице Привязанности в этот миг, как на белом полотне, выступило волнение. Ведь она, закрыв оконца души, ослушалась своей хозяйки, наконец, осмелилась отправиться к Судьбе за разговором. Калифрарийская низменность давно манила к себе, уже как три столетья. Она мечтала набраться смелости, вступить ногой на лесную тропинку, коснуться прежде железных прутьев, что огораживают два места друг о друга. Не думала она, правда, о том, повернуться ли вековые ручки дверные вниз, щёлкнет ли старый механизм, пропустив через себя воздух ледяной, исходившей от незваной гостьи. Но, нет, гостьей она себя не считала. Ведь она пришла не просто поговорить, она пришла… Для нее это был отчаянный шаг, на которой она решилась только после того, как сама ощутила себя, да, саму себя. Она поняла вдруг, кто на самом деле, но понять, зачем Черная подруга врала ей с самого детства, она еще не могла. Голова ее превратилась в тяжелый кочан, мысли молчали, спрятались под плотной кожурой. И как хотела она давно отломить каждый лист, порезать стальным ножом все то, о чем молчит. Но не могла! А знаете почему? Она всегда мечтала проникнуть в это, в ядро собственного разума, которое прикрыто грубой оболочкой. И у нее получилось, получилось лишь потому, что она впервые за семнадцать прожитых скромно лет полюбила что-то, нет, пока она только привязалась к этому, но этого было достаточно. Как странно ей сейчас скучать по чьим-то глазам, когда все прошлые, летящие столетья, просиживая над утомленными, слабыми душами, заключенными в измученные оболочки, она не испытывала ничего. Не было какой-либо жалости, о сострадание она не знала, о любви ей запрещал говорить старший брат, которого их хозяйка назвала Пристрастием. Он всегда был старше Привязанности, умнее, как считала она, и всегда пытался оставить сестру в железной клетке, прутья которой оберегают от чувства привыкания одного сверкающего шарика к другому. И тут возникает вопрос крупными буквами, как какой-то неприметный на первый взгляд шарик, существующий в начале 21 столетия, мог разломить эти прутья, поранить запястья, закричать, но навсегда освободить ту, которая так давно нуждалась в спасение своей души?
Ответа не представлялось. И Привязанность не стала долго рассуждать об этом, она продолжала перешагивать маленькие овраги, внутри которых так борется за жизнь увядавшая трава. Да, эта самая трава уже прожила свою пору, летнюю пору, но продолжает бороться, потому что желает глотать прохладный воздух. Так сейчас желает вдохнуть Привязанность что-то новое, манившее к себе все эти дни. Ах, теперь она каждую минуту прокручивает в голове ту секунду, когда глядела на девушку Аринку, так смеясь, напрасно смеясь. Бедная девушка, видевшая ее, так переживала и переживает сей миг за того, кто сломал вековые прутья той узкой клетки. Жаль одно, жаль, что Привязанность еще не дала ей понять, что она на их стороне, и что она будет бороться вместе с Лешей, держась за покрасневшее горло, которому не будет хватать кислорода…
Перешагнув не высокий пригорок, она повернула голову медленно в левую сторону, загляделась на петляющую неровно речушку. Ее берег не был закрыт осокой, или какой-либо иной травой, он был совершенно чист и доступен для того, чтобы коснуться его рыжего песка. Но Привязанности этого делать было вовсе не нужно. Ее внимание привлекло то, куда заспешила в одно мгновенье река, словно чувствуя ее присутствие. Она уходила в темный пригорок, заслонённый плакучей ивой, чей ствол практически повалился на воду. Привязанность хорошо знала одно предание про это местечко. Ее внутренний голос заговорил некие слова внутри сердца, которое начало биться сильней: « Кинь ты в реку все, с чем расстаться вдруг решился. И затопит все вода, смоет в памяти потухшее уже». Не став долго стоять, Привязанность, решительно наклонившись, крепко схватилась за сапог левой ноги, как сняв с себя, замахнувшись, бросила в воду. То же самое она сделала и с другим, как ее бледные ноги не выдержали больше стоять. Сомкнув мягко глаза, она присела на пожелтевшую вмиг траву. А после взглянула на воду, что начала пениться, а после упокоилась, так тихо стало, сапог видно не было.
- Смелей я стала, и вам судить поступок мой! Вы лишь придите, мне скажите, что думаете обо всем. Я мнений больше не меняю. Я знаю, что хочу, однако служить одной душе. Отдамся вам на все служенья, и пусть года лихие вычтут из меня. Мне лет семнадцать так на вид, на самом деле больше, вы заберите лучше их. А может ни к чему иной мне становится? Вы не молчите, вас прошу, мое благоразумье!- начала громко говорить Привязанность, поставив ладони на мягкую землю. Но та вдруг стала твердеть, и пальцы ее аккуратные пристали к каменному, маленькому кругу. Вырываться она не стала, уверенно ждала пока придет Судьба. А она обязательно придет, ведь слышит все, как Творец маленького шара.
- Я увижу вас, мое дитя! Мое признательное удивленье, я приглашаю вас присесть за стол, в беседке сзади вас! Не горячитесь, что не помогу я вам ладони оторвать. Вы сами уж попробуйте, и я пойму, о чем нам стоит говорить! Весь камень создан только вами, и вы разбейте силой всей его, чтоб доказать, что вы пришли не просто так. Я лжи, обмана много так видала, теперь у каждого, кто вот сюда пришел, есть испытание над собственной душой. Мне интересно то, насколько тяга ваша велика к тем изменениям, что смело, вырываются из ваших уст.- Судьба ответила ей мгновенно. Она и вправду сидела в беленькой круглой, вырезанной искусно из дерева, беседке в светлом голубом платье Викторианской эпохи конца 19 века. Подобный наряд она выбрала не случайно, по настроению можно сказать. Положив руки, прикрытые голубыми рукавами, чьи плечи закрыты пришитой, свободной накидкой, на низкие перилла беседки, она выпрямила шею, как принялась наблюдать за Привязанность, которая еще не подняла и глаз.
Первые секунды та сидела без движенья, ощущала на себе пристальней, но мягкий взгляд Распорядительницы жизней. А после она закрыла глаза шторами век, вспомнила его, нашего героя, Алексея, прекрасного юношу с русоволосой головой, увидела его улыбку. А после руки, синие в локтевых сгибах руки представились перед ее глазами. Привязанности впервые не понравилось это привычное для нее зрелище. Она ведь понимала, сколько подобных рук успела повидать за все существование, но именно эти руки вызвали у нее желание неприменно зажмурится. И тут она поняла, что глаза-то итак закрыты. Синева стала расплываться, а после превращалась в бледную желтизну. Привязанность не могла больше видеть эти невыносимые картинки, но как от них избавиться она тоже не знала, пока не вспомнила, что нет ничего сильней, чем взгляд того, о ком так часто думаешь невольно. А думала она об Алексее, и только его взгляд сверкающих, воздушных глаз предал ей сил на то, что она вдруг наклонилась к коленям, коснулась волосами ног, как ощутила, что ее застывшие пальцы начинают теплеть, но только теплеть. И тогда возникший в памяти взгляд девушки Аринки она соединила с его, после чего руки освободились от камня. Но она не упала, наоборот вскочила быстро, открыла глаза, как тяжело дыша, прислонила подбородок к шее. Ногами она почувствовала холодную землю, настоящую землю.
Судьба продолжала молчать, но уголки ее губ стали выдавать ее душевную улыбку. Она спустилась на одну из двух ступеней беседки, протянула руку в сторону шагающей Привязанности.
- Я знала, что смогу из собственных оград так вырваться, и глубоко вздохнуть! Уверенности нужно было, и помогли они мне в первый раз. Вы знаете наверно о ком, я смею говорить? Их имена простые теперь не покидают голову мою, ни днем, ни ночью спать мне сладко не дают. И рада я, что вижу их перед глазами. Они какие-то другие, таких я раньше не встречала, подобного не ощущала. Молчала много, с хозяйкой не делась. Пристрастие, мой брат мне думать обо всем так часто запрещал. Но хватит подчиняться глупостям вселенной малой! Я выросла уже давно, и потому прошу у вас защиты!- дойдя до стоящей Распорядительницы жизней, Привязанной коснулась кончиками пальцев ее ладони, как направилась за ней.
Они присели напротив друг друга, как Судьба продолжила:
- Да, знаю я своих людей! О них мне Тишина и Ветер так много говорят всего. Люблю я сердцем всем особенно девчушку ту, чьи волосы, как смоль. Волнуюсь словно за себя, за юношу того. Смотрю, тебе он пригляделся больно! И чувство жалости невольно так проснулось. И как же так, что вдруг открыл он клетку из железа, тебя образумив? Но знай одно, ты создана была такой, эгоистичной, твердой девушкой, не знавший ничего о состраданье, и конечно о любви. Тебя я не виню, напротив рада, что вовремя опомнившись, пришла ко мне ты… Тут сложности не кружат, их просто нет. И мной они не созданы. Но ты, позволь спросить, сказать о чем-то больше хочешь так? Так говори смелей, я верю уж теперь в твою-то речь.
- Верните правду имени всему, в особенности моему! Я вас прошу, пусть восторжествует справедливость. Значения реальности под землю не уйдут. Меня ведь легким так обманом, давно накрыло облако тумана. Я осознала вот сейчас, что в имени моем значений два. Привязанность к вещам, к стеклу, что горло мне царапает, привязанность и та, что облетает души все. Вот я сказала вам о том, что заниматься я хочу двоим. От одного не в силах отказаться, предназначенья я свое не брошу, а втрое имя я решительно приму, одену новый тот наряд, с Любовью, с ней самой, я познакомлюсь вскоре. Я так хочу, хочу, чтоб было так отныне, чтоб Черную подругу не видать, и чтоб стекла касаться аккуратно, героев всех оберегать, бороться буду я, и им помочь желаю очень. – договорив, Привязанность прислонила обе холодные руки к шеи, как после, подняв глаза, взглянула на новую хозяйку с непреодолимой надеждой, обдуманной надеждой.
Судьба, слегка приоткрыв рот, засмеялась так нежно, тепло, что Привязанность перестала в одно мгновенье чувствовать себя какой-то чужой, лишней среди сосен всех. И река та больше не томила ее своим покоем. Спустя секунду Распорядительница жизней протянула в сторону собеседницы руку, как та тотчас захотела коснуться ее бледными губами, но Судьба помотала отрицательно головой, вместо всего пожала в ответ слабую руку Привязанности, как кровь приобрела в ее теле более яркий, едкий красный цвет. Семнадцатилетняя девушка, немного удивившись, вдруг вспомнила о том, что теперь ей долгое время придется свыкаться с новыми устоями жизни в кругу самой Судьбы. Внезапно наклонившись под лавку, Судьба положила на ее колени деревянную, небольшую, разрисованную неровными линиями, коробку, от неё исходил такой же запах, как и той коробки красок, которую Судьба подарила тебе, Женщине с загадкой.
- Не у что-ль мне?- с сомнением спросила Привязанность, еще не успев дотронуться до железного, крохотного, резного замочка. Она вмиг почувствовала этот дивный запах живого дерева, запах осины. Именно это дерево считалось здесь каким-то необъятным, чистым, символом светлости. Она из легенд этих мест говорила о том, что если человек иль кто иной из рук Судьбы получит вещицу, сделанную из осины, то навсегда пусть знает, что сама Распорядительницей жизней в ответе за него, и помнит постоянно… Вспомнив эти слова, Привязанность повернула замочек на коробке в левую сторону три раза, как сняв шелковый, красный платок, увидела туфли, белые туфли на маленьком, грубоватом каблучке. В конце каждой туфли был вышит зеленый круг, а сверху повязан бежевый скромный бантик. Она сразу поняла, из какого века этот дивный подарок. Туфли, верно, были из 16 столетия, их отделка по бокам и узоры полностью подтверждали это. – Какая прелесть! Прошлые века вонзились так в мои глаза. Прекрасный вкус у вас. Мне вещи старых лет намного ближе новых. А то ведь Черная подруга терпеть не может все старье, и говорит об этом так, как будто было лет так тысячу назад. А я ценю все то давно.
- Носи их каждый раз, когда отправишься к героям нашим, иль Черная подруга представится перед тобой. Они поймут все сразу, узнают то, кому теперь ты станешь верной самой. Я верю, верю, что разумней станешь ты, и защитишь всех тех, кого люблю сама я. Платок на плечи одевай тогда, когда тянуть к стеклу так будет, он облегчит всю боль, у шеи завязавшись. Всего не обещаю! А с Тишиной и Ветром я поговорю, не бойся их, не обходи всех стороной. Свидетельница много тут молчаливой стала, скитается по крышам, забыла видимо о тех, кто ждет ее сердечно. Напомни ей об этом, ответа лишь не жди. А с Ветром говори, расспрашивай про все, следи за человеком, что тайну так не сохранил, крутись вокруг Аринки. Представься ты Виктории, той девочки, что в веке не своем так продолжает жить. Но не спеши, теперь иди. С любовью познакомлю позже, она тебя, конечно, сменит, и будет это вскоре, хотя для них все время тянется ужасно долго. Коробку не забудь!- сказав это, Судьба, приподнявшись, зашагала по ступеням куда-то вдаль.
Привязанность долго сидеть не стала, взяв деревянную коробку, уложила в нее туфли, платок завязала на запястьях правой руки. Хотела поблагодарить Распорядительницу жизней, даже поклонится в один миг, но след ее простыл, склонились сосны все и ивы. Спустившись с беседки, она вопросительно оглянулась, приложив руку ко лбу поняла, что рановато туфли убрала. Через пару секунд она просунула в них свои стройные ножки, как краем глаза увидела распахнувшийся, струившийся свет из овального круга. Повернувшись, она смело зашагала, как перед этим крикнула всю Калифрарийскую низменность:
- Благодарю за то, что приняли меня, поверили! И на душе так чисто стало, и голову склонять не стану, ведь вы совсем иная, и настоящая во всех сердцах. Прощайте ивы, сосны, и осины! Я возвращаюсь завтра к ним, к героям нашим, вашим!
Вмиг свет закрыл ее в свои объятья, вернул туда, где ночь царит…
« Теперь их стало трое, трое тех, кого называют свидетелями необычных людей. Правда пока Привязанность еще не представилась не перед кем из них. Но это всего лишь вопрос времени, и без сомнений можно начать утверждать, что даже такая девушка, как Аринка еще обязательно примет к себе, на сей миг чужую, Привязанность. Но это не столь главное по сравнению с тем, что впервые за эти века Черную подругу навсегда покинула такая важная душа, которую с этих пор все будут звать Созерцательницей двух чувств.»