ЕЛЕНА РЯЗАНЦЕВА - http://www.proza.ru/avtor/kinodiwa - ПЕРВОЕ МЕСТО В ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОМ КОНКУРСЕ "НЕ ЖДАЛИ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Заслуженная артистка Российской Федерации Нинель Михайловна Дерницкая проснулась довольно рано, но вставать не хотелось. Да и некуда было спешить. А вот мужу, так уютно посапывающему рядом, пожалуй, пора было подниматься. У Стасика была утренняя репетиция в театре, а ведущему баритону никак нельзя опаздывать.
В дверь тихонько постучали, и в комнату заглянула домработница Наташа.
- Спасибо, Наташ, уже встаем, - Нинель Михайловна поднялась и накинула халат, - свари мне кофе и иди бабушку буди.
Приготовив для хозяйки кофе, Наташа постучала в спальню к Элеоноре Семеновне и, не услышав ответа, вошла.
- Элеонора Семеновна, пора вставать, - Наташа подошла к окну и раздвинула шторы, - уже пол-одиннадцатого, Элеонорочка Семеновна.
Старушка не отвечала, не шевелилась, но при этом как-то слишком ровно лежала на спине и... Наташа нагнулась над старушкой... и не дышала...
- Ни... Ни... Нинель Михална! - Наташа кинулась на кухню. - Нинель Михална, там Элеонорочка Семеновна...
- Что Элеонорочка Семеновна?
- Умерла, кажется...
Нинель Михайловна выбежала из кухни.
- Бабуля... Бабушка, ты спишь?.. - Нинель Михайловна легонько потрясла старушку. - Бабулечка, скажи что-нибудь, а?
Элеонора Семеновна не издавала ни звука. Нинель Михайловна нагнулась над ней и долго вслушивалась в дыхание. Потом схватила с прикроватной тумбочки зеркало и поднесла к губам старушки. Зеркало не помутнело. Потом она долго искала пульс на тоненьком старушичьем запястье, но так и не нашла.
Нинель Михайловна вернулась в свою спальню и присела на край кровати.
- Стас, проснись, пожалуйста.
Стасик не открывая глаз потянулся, обхватил Нинель Михайловну за талию и повалил на кровать рядом с собой.
- Иди ко мне пельменька моя... Ой!.. За что?!.. Больно же!...
- Стасик, уймись. Бабушка у нас умерла. Ты вставай, а я скорую вызову.
Приехавший врач констатировал смерть от естесственных причин. Во вскрытии необходимости не было. Умереть во сне в восемьдесят девять лет - о такой смерти можно только мечтать.
Супруги сидели на кухне.
Нинель Михайловна курила и пила кофе. Стасик завтракал, стараясь не стучать приборами.
- Теще будешь звонить?
- Стасик, милый, позвони ей сам, а? Ты же знаешь, как у нас все сложно с мамой... Обвинять меня начнет, что не уследила... И вообще, у них сейчас три часа ночи. А я пока в театр позвоню.
В театре Элеонору Семеновну помнили только сторожилы, хотя в галерее портретов она висела второй.
Все помнили ее дочь, променявшую искусство оперетты на эстраду и вышедшую замуж в Канаду.
И, конечно, все знали ее внучку - сорокадвухлетнюю ведущую актрису театра Нинель Дерницкую и ее мужа - двадцатидевятилетнего Стасика, баритона.
Нинель Михайловна дозвонилась до дирекции и произнесла только одну фразу, - Бабушки больше нет, - украсив слово "нет" рыдательным спазмом.
Театр взял на себя все расходы по погребению. Необходимыми формальностями занялся Стасик.
Через два дня тело народной артистки РСФСР, в прошлом примы Московского областного Театра оперетты, Элеоноры Семеновны Крайчек-Дерницкой было подготовлено к прощанию с родными и близкими. Церемония была назначена на полдень.
Старушка о своем наряде позаботилась заранее и теперь лежала в гробу в розовом шелковом платье, в венке из атласных незабудок, в длинных шелковых перчатках в цвет платья и таких же лаковых туфлях.
Гример Володя Субботин, студент театрального техникума по специальности "сценический грим", подрабатывающий в морге по утрам перед занятиями, наносил последние штрихи.
Убрав излишний румянец у покойной, Володя отнес свои коробочки и пакет со спонжиками в подсобку и, убегая, крикнул:
- Филиппыч, бабка готова. Я побежал. Давай, до послезавтра, слышь меня, Филиппыч?
- Беги-беги. Башку не сломай... - пробормотал Иван Филиппович, ставя чайник.
Пока вода грелась, старик вышел в зал и, подойдя к гробу, отвернул расшитое покрывало.
- Ишь, ты, - пробормотал Иван Филиппович, снимая с покойной лаковые туфли, и громко крикнул ей в самое ухо, - туда, мадам, босиком топают!
Затем старик вернулся в подсобку, завернул туфли в газету и убрал их в свою клетчатую хозяйственную сумку.
В этот момент в зале раздался какой-то звук.
Иван Филиппович выглянул из подсобки и обомлел.
Старушка сидела в гробу и испуганно озиралась.
Увидя Ивана Филипповича, покойница залопотала:
- Как-как-как... Что... Вот-вот-вот...
- Ой-ей-ей!.. Ой какие дела у нас творятся!.. Вон тут у нас что... - Иван Филиппович всплеснул руками и засеменил к гробу. - Ложись, матушка... Ну, что вскочила-то?..
Иван Филиппович легонько за плечи хотел уложить старушку на место, однако усопшая начала сопротивляться, ущипнула Ивана Филипповича и громко заверещала. Тогда Иван Филиппович закрыл ей рот рукой со словами - Не шуми, не шуми, матушка. Нельзя шуметь. Непорядок.
Но Элеонора Семеновна лежать не хотела. Покойница начала извиваться, отбиваться от старика и вдруг завыла неожиданно сильным голосом.
Иван Филиппович одной рукой прикрыл ей рот, а другой надавил на шею, не давая подняться.
- Лежи-ка давай, голубушка... Не балуй, не балуй... Ну, что это такое... - старик все сильнее сжимал горло усопшей, продолжая увещевать ее как капризного ребенка.
Элеонора Семеновна шипела, царапалась и старалась дотянуться до лица Ивана Филипповича. Иван Филиппович уворачивался как мог. Со стороны это выглядело немного театрально. Будто Иван Филиппович спасает Элеонору Семеновну от чего-то ужасного, а та с благодарностью простирает к нему руки.
Через несколько минут Элеонора Семеновна перестала простирать руки и начала дергаться всем телом, выделывая ногами разные выкрутасы.
Иван Филиппович продолжал сжимать горло покойницы. Он был человек основательный и все дела доводил до конца.
Элеонора Семеновна вздрогнула последний раз и, выпучив глаза на старика, замерла.
Иван Филиппович подержал Элеонору Семеновну за горло ещё минуты три на всякий случай и, наконец, отпустил, вытирая пот со лба и шеи.
Дышалось тяжело. Колени дрожали, и Иван Филиппович, опершись на гроб, пережидал минуту слабости.
- Ах-ты, чайник же, - вдруг вспомнил старик и заспешил к себе в подсобку.
Заварив пакетик, Иван Филиппович посмотрел на свое отражение в мутном зеркале. Несколько мелких царапин на щеке и одна длинная кровоточащая борозда по носу украшали его полное скорби лицо.
- Хулиганка.
Иван Филиппович решил, что такие следы на лице могут кому-то показаться подозрительными.
Отставив чашку, он снял с полки володькины рабочие причиндалы, достал коробку с гримом и нанес его на царапины густым слоем. Посмотрев на себя в зеркало, Иван Филиппович раздосадовано плюнул. Теперь он сам был похож на покойницу, только без румян. Старик вытер лицо вафельным полотенцем и ещё раз посмотрел на себя. Результат оказался вполне приличным. Грим забился в царапины, и это походило на давно зажившие небольшие шрамы.
Однако, время приближалось к полудню.
Иван Филиппович принес из подсобки десяток роз поприличнее из тех остатков цветов, что всегда стояли в ведре "на всякий случай", и уложил их в ногах покойной. Теперь даже под покрывалом отсутствие туфель было незаметно.
Прическа старушки немного растрепалась, и Иван Филиппович своей расческой прибрал несколько прядей, привычно дунул и убрал расческу в нагрудный карман пиджака.
Потом поднял с пола венок с незабудками, встряхнул его и одел на голову Элеоноре Семеновне. Затем сложил ей руки как положено, окончательно поправил покрывало и остался доволен своей работой.
За дверьми зала раздались шаги.
В последнюю секунду Иван Филиппович успел закрыть покойнице глаза.
В зал вошли полтора десятка человек. Группу возглавляла Нинель Михайловна в великолепном траурном платье с глубоким декольте, задрапированным прозрачной тканью с бархатными мушками. Естесственно, она тоже давно была готова к этому событию.
- А от кого эти цветы? - спросила Нинель Михайловна, указывая на розы, - Кто-то уже приходил до нас?
Иван Филиппович давно смекнул, что бабка-то была не из простых.
- Так школьники какие-то принесли.
"Школьники... Вы слышали, школьники..." - пронеслось среди присутствующих, и лица их талантливо просветлели.
Потом были речи, еще цветы. И два стареньких тенора даже спели, немного путая слова, отрывок из их некогда популярной совместной постановки - "Так в жизни не бывает, кто ж этого не знает. Кто ж этого не знает, так в жизни не бывает. И ты должна любить дишь одного!.."
Наконец все обещания вечной памяти кончились, и театрально-оперетточный люд потянулся к выходу.
На улице зачастил дождь, и гроб решено было закрыть в зале.
Большая часть приглашенных на кладбище не поехала, предпочтя здесь же откланяться.
Стасик от имени семьи принимал соболезнования.
- Держитесь, дорогие...
- Вот и ещё одной великой актрисы не стало...
- Ушла во сне... Как ангел...
- Одно слово - упокоилась...
- Что ни говори - прекрасная смерть...