Лена пришла из школы уставшая; разулась и принесла ранец в комнату. Мама с интересом смотрела дневник, школьные тетрадки. Девочка показывала ей свои достижения в виде хороших оценок, аккуратно написанных работ.
-Мамочка, ты рада, что у меня столько пятерок?- Лена только успевала переворачивать страницы. Ей было очень важно, чтобы мама высказала свое восхищение.- Ты не улыбайся, что и по музыке пять. Знаешь, как там не просто.
Карие глаза Лены сверкали. Она округляла их так комично, рассказывая при этом очень, на ее взгляд, важные вещи о школе, ее собственных учебных открытиях, отношениях в классе. Все это было интересным для мамы, тем более, что столько бесед они вели с дочкой о том, как будущее зависит от ежедневных стараний.
-Ты такая молодец, Леночка! Вот если бы и поведение маленечко исправить…
-Я вообще целую неделю не бегаю по туалетам в догоняшки, и в этом учебном году не дралась. Ничего смешного!
-К вам пришла новая девочка?
-Да, ее зовут Зульфия. Представь, у нее чуть не все двойки по русскому. Она вообще не может у доски ответить. Стоит себе, опустив голову, что-то мямлит. Ее черномазой обзывают, - Лена добавила решительно, - а мне ее очень жалко!
Мама задумалась, что Лена, при своей гиперактивности, растет девочкой чуткой, которая если и дралась в прошлом году, то защищала слабого мальчика от других сильных ровесников. Мама тогда пыталась ругать дочь, объясняя, что у всех есть папы – мамы, которые разберутся лучше, чем она. На что Лена, моментально хмурясь, отвечала:
-Если пинают слабого на земле, то, что мне – смотреть просто?
Мама вздыхала и переводила тему; она придерживалась принципа «быть в мире со всеми», занимать нейтральную позицию, всегда оценивать уровень опасности. Лена с трудом носила юбки и платья, с большим усердием «вела себя хорошо» в гостях или на мероприятиях, она была неистовой, зато с огромной жаждой справедливого.
В классе никто не хотел сидеть с Зульфией, которая была из многодетной семьи переселенцев. Семья Алиевых уже как- то обжиласть в новом городе, но столько еще средств нужно на обеспечение хотя бы той же канцелярией своих пятерых школьников. Дети бросали реплики, хотя учитель начальных классов Тамара Львовна очень ругала обидчиков и всяко стыдила.
-Зульфия, почему у тебя вместо рабочих тетрадей сшитые ксерокопии,- спросил насмешливо Юрка Баранов.- Мама не сдала вовремя деньги? Ты по – любому растеряешь свои листочки, а у нас клевые тетрадки.
Смуглая девочка с иссиня – черными косичками закрыла лицо руками. Она знала ответы на все вопросы по своей непохожести на других, кроме вопросов взрослых, неразрешимых: почему все так сложилось? Почему стало невыносимо жить на ее родине, почему в этом городе так мало многодетных семей, а чаще с одним – двумя избалованными наглецами? Именно наглыми представлялись ей другие дети: они хвастались телефонами, на которые не сами заработали; они пререкались с учителем, не почитая старших; они так обижали друг друга, что сил не было выносить все это.
-Фу, подумаешь рабочие тетради...А если мозгов нет, то ничем не исправишь,- раздался голос Лены, - только слабый обижает слабого.
Эти слова всегда говорила ей мама. Она рассказывала ей столько историй все годы, что хватило бы на целую книгу, конечно, будь у мамы больше времени или писательского дара…
Тамара Львовна разрешила Лене сесть с Зульфией. Так началась новая страница в жизни обеих девочек. Кроткая, молчаливая, ранимая Зульфия прекрасно дополняла быструю, громкоголосую, решительную Лену в их дружбе. Новенькая перестала быть новенькой в классе. Что-то поменялось в ней бесповоротно. Она стала работать на уроках, тянуть руку, а, если выходила к доске, то не опускала взгляд, но смотрела на класс спокойно. Даже речь ее из отдельных фраз преобразилась до речи хорошего собеседника, которому десять лет.
Скоро все забыли в классе, что еще месяц назад травили девочку, придумывали неприятные прозвища, что вообще она чем- то хуже других.
Даже признанные красотки класса общались теперь с ней на равных, без всяких гримас, посвящая в свои только им известные тайны гламура. А к Лене в выходной приходила ее новая подруга, с которой они не только дурачились, но повторяли русский язык и готовились к проектной деятельности.
-Мама, пусть Зульфия приходит к нам распечатывать. У нее нет принтера дома.
Неужели нам жалко бумагу?
Мама радовалась, что научила дочь чему-то хорошему. Она все годы пыталась обуздать нрав Лены, сделать ее «приличной» девочкой, одной из таких, какими обычно гордятся мамы, продвигая своих чад на первые места праздничных линеек или быть «ближе к учителю». Все шло так, как и должно быть. Лена росла сама собой, получая свои собственные уроки от несдержанности или хорошие плоды от своей непосредственной доброты, которую приходилось и кулаками доказывать.
Кто знает, чем бы кончилась эта история, не вступись сильный за слабого?!
Ведь человек как цветок: может завянуть, а может раскрыться таким неповторимо прекрасным. Каждое семечко мало и невзрачно, но вера в него творит чудеса.