Оборванные нити. 8. Аргентинское танго...

Ирина Дыгас
                ГЛАВА 8.
                АРГЕНТИНСКОЕ ТАНГО.

      Нике снилась любовь.

      Застонав через сон, заметалась головой по подушке, прикусила в сладкой истоме губы, стала хватать пальчиками тёплое одеяло. Очнулась от того, что кто-то мягко обнял и стал шептать успокаивающие слова на ушко, порождая чувственные «мурашки» на коже, заставляя ещё больше дрожать и желать. Не раскрывая век, вжалась в мужское тело, обвила ножками. Одеяло мешало, попыталась сбросить его.

      Не позволили, укутав сильнее, сжав в руках, как капризного или безумного ребёнка.

      Через силу разорвала связь со сном-искусителем, раскрыла глаза, долго не могла сфокусировать взгляд. Едва справилась, стала осматриваться вокруг – спаленка: небольшая, уютная, комфортная, тёплая, обставленная с изысканностью и тщательностью, с настоящей любовью; Алекс, держащий её в руках.

      Он так и не смог забыть Вероники.

      Жил непрошеным, пьянящим, поздним чувством, пил глотками этот волшебный напиток скудных воспоминаний, как коллекционное драгоценное вино гурман-сомелье; дорожил каждым кадром и моментом, боялся потерять или забыть хоть минуту из общего прошлого.

      Вот и теперь, лежал поверх одеяла рядом с ней, ласково сжимал в объятиях страстное дитя – радость и смысл всей жизни, впитывал новые ощущения и впечатления, запасаясь ими впрок на долгие годы вперёд, годы неизбежного и неотвратимого одиночества. Даже в безумных мечтах не надеялся больше встретиться! Сейчас напивался днями подаренного разрешённого свидания, понимая, что других просто не будет. Прижавшись губами к чёрным волосам, которые упрямо начали завиваться в крупные локоны, замер от пронзительной огненной мысли, пробившей голову золотой болезненной пулей: «Останусь здесь! С воспоминаниями и её запахом на этой кровати. Не уеду. Здесь и умру».

      Закрыв глаза, почему-то не испугался и даже не поразился, а лишь больше утвердился в намерении: «Тут её увидел последний раз, в этом месте и сложу кости».

      Грустно улыбнувшись, облегчённо вздохнул и стал невесомо целовать голову девочки, сведшей его тогда с ума за несколько дней.

      «Вся жизнь, прожитая до неё, показалась такой ненужной, пустой, бессмысленной. Увидев Веронику, внезапно понял, что жил по запасному варианту. Она стала действительностью, явью, реальностью навсегда. В считанные часы, – вздохнул, погрустнел. – Бедный Дэн! Он тоже сгорел в миг! Увидел, влюбился и… пропал, погиб, поняв, что им никогда не быть вместе. Несчастный мой мальчик! Так ничего в жизни и ты не успел: ни порадоваться ответной любви, ни жениться на единственной суженой, ни родить детей. Даже не успел состариться. Ушёл за грань молодым, любящим, страстным, неистовым и бесконечно несчастным. Прожил чуть больше тридцати – сущее дитя…»

      Печаль стиснула немилосердной рукой сердце, поневоле побудив прекратить мучительные и бесполезные воспоминания. Привычно сжав боль в кулак воли, не позволил ей показаться на лице морщинкой или покрасневшими белками глаз, вырваться горьким стоном.

      – Он рядом. Не тревожь.

      Хриплый со сна голос Ники невольно заставил дёрнуться в нервной судороге крепкое, худое, жилистое тело Алекса.

      – Вспоминай с улыбкой. Лучшее из прожитого, что порадует и его, и тебя. Я так и делаю. Часто.

      Хотел что-то умное и отвлекающее сказать, не вышло: отчаяние оказалось сильнее. Уткнулся в исступлении в её волосы, стиснул руки на теле, едва сдержал слёзы. Рядом с ней всегда это случалось: ничто не держало, иссякали силы, рушились стены и препоны. Ника была выше и сильнее их.

      Сознавала, старалась сглаживать последствия таких обрушений, коль катастрофы предотвратить не получалось. Сейчас ласково бодалась, не имея возможности выпутаться из пелен одеяла, что-то шептала тёплое и родное, желанное и так долго ожидаемое.

      Сработало: медленно успокоился, перестал бездумно стискивать руки-ноги, ослабил удушающие объятия, смог взять эмоции под контроль. Виновато поцеловав девичий лоб и глаза, поспешно спрятал лицо в её прядях, страшась себя. Любил до ослепления и исступления!

      Знала и старалась не кидаться в объятия, желая этого не меньше. Немного высвободившись из жаркого кокона, выдохнула облегчённо протяжное «фууу, упарилась», повернулась, освободила тоненькие детские ручки, обняла его голову, лаская пальчиками-веточками короткие седые волосы, виски, лоб, невинно целуя лицо, тихо разговаривая и отвлекая от грусти. Не хотела провоцировать, лишь успокоить.

      Не получилось: Алекс сорвался. И оторвался.

      Потом тихо сказала «спасибо», что был осторожен и деликатен, сумел не забыть, в каком она положении.

      Ему и этого было достаточно: летел на крыльях долгожданной и нечаянной любви, сходил с ума от радости, что туманная и зыбкая, едва ощутимая надежда на ответное чувство обретёт реальную плоть и силу. Такую силу, что пришлось брать эмоции в руки и… сдерживать возлюбленную – горела! Через стон и крик заставил себя остановиться, свернуть запретный праздник плоти, ограничиться поверхностными ласками. Рад был и малой радости. До слёз.

      – Прости, девочка моя…

      Стиснув в жилистых руках, уворачивался от жадных искушённых пальцев, пил её утробные стоны и рычания поцелуями, терпел боль от страстных укусов, укоряя глазами с любовью и обожанием.

      Опомнилась, понизила градус неистовости и безумия, стала отвечать спокойно, почти по-супружески.

      – Спасибо, радость моя, настоящая и последняя любовь. Я не сделал вам больно? Я так виноват…

      Положила пальчики на его губы, принялась нежно целовать через них, хрипло смеясь, сияя невероятным мерцающим омутом.

      Потерял голову от неповторимой эротичной ласки: невинной и провоцирующей одновременно. Сделал то же самое, закрыв пальцами её губы-отраву, прикусывая через преграду, играя носом, бодаясь, стараясь не разжечь девушку-вулкан.

      – Пора отсюда выбираться, маленькая моя Победа. Утро давно наступило. Наверняка, наши телефоны раскалились от звонков и SMSок. Как мы их удачно забыли на кухне вчера…


      Добравшись, осмотрели, поразились, ошарашено посмотрев друг на друга: «Ни звонков, ни SMS! Тишина!»

      – Ээээ, ты что-нибудь понимаешь? Сети нет? Спутник связи сбили русские? Война разразилась и поразила разом все средства и коммуникации? – хохотала, запрокидывая кудрявую голову, вертя в руках онемевший аппарат. – Твои версии, дорогой?

      – Я более приземлённый. Версии такие же: отсыпаются после моей сангрии! – смеялся громко и открыто, сверкая заговорщически лукавыми юными глазами. – Я туда, в конце вечеринки, влил спирт! Медицинский! Они и не заметили! До капли всё вылакали!

      – Изувер! Бедная Аврора!

      – Пожалей её Валентина! – загоготал, хлопая себя по бёдрам на мексиканский манер. – Представляешь, что ему сейчас предстоит?..

      Долго склабились и ёрничали. Беззлобно насмехались и прыскали в кулаки, пока готовили полноценный завтрак – получился обильным и насыщенным. В ход пошло и то бесподобное мясо, что вчера привёз Анхель: порезали на меньшие куски и разогрели в микроволновке – объедение получилось! Плюс овощи-фрукты-ягоды…

      Ника с наслаждением уплетала говядину, утробно, страстно стенала и косилась синим грешным взглядом на покрасневшего, сияющего счастьем, немолодого возлюбленного. Шалила, кормила с рук, слизывал сладкий фруктовый сок с его умелых губ, превращая завтрак в любовь.

      Сумел удержать в рамках – могли нагрянуть друзья.

      – Пошлём всех к чёрту? Вывесим табличку «Не беспокоить» и запрёмся в доме, а?

      Ластилась, искушала, парализовала волю чарующей картиной маленького и близкого рая, где будут лишь они двое. Двое на острове в океане страсти и призрачных надежд.

      – Я не могу тебя компрометировать, понимаешь прекрасно, любимая.

      Жадно целовал сладкие липкие пальчики, слизывал с них ароматный сок, закрывал серые грустные глаза, желая именно этого.

      – Очнись, мой воин любви! Ты несвободна, для всех – в творческой поездке. Не теряй разума, Ника! Моя маленькая и желанная богиня…

      Притянул на колени, медленно снял с её плеч махровый тёплый халатик, исступлённо покрывая поцелуями бесподобную бархатистую кожу рыжей девочки. Губами сосчитал все веснушки и родинки, все бугорки и складочки, каждую впадинку и косточку.

      Резким движением смела со стола пустые чашки и тарелки и, выгнувшись в его руках, легла обнажённой спинкой на стол!

      В голос вскрикнув, едва опомнился, со стоном стащил соблазнительницу на диванчик, стиснул до писка огненное тельце, лихорадочно в панике целуя голову и личико.

      – Успокойся… Тихо… Не заводись… Скоро они приедут… Очнись, молю!

      Гневно зарычав, замотала головой, бья шёлковыми волосами по мужскому лицу.

      Решительно встал и пошёл под душ прямо в одежде. С Никой.

      Лишь это их остудило – прохладная вода. Долго стояли под струями, дрожа от холода.

      Вышли не скоро.


      – …Мы не стали деликатничать, звонить заранее, в отместку нахально нагрянули непрошеными и неприглашёнными!

      Нагло ухмыляясь опухшими рожами, на веранде стояли трое: Габриэль, Игнасио и Хосе – «Святая грешная троица». Периодически стуча в дверь, смотрели сквозь переборки стекла и выкрикивали забавные слова:

      – Споили вчера – опохмеляйте! Кто в сангрию влил коньяк? Колитесь, злобные коварные хозяева! У нас головы трещат! Не пейте в одиночку – запускайте страждущих озлобленных друзей!

      – Тут бесплатно не подают! – хохотала за дверью молодая хозяйка, сверкая на парней синью и лукавством. – Заработайте опохмел, халявщики!

      Открыла обе створки, держа в руках, осмотрела покрасневших и потупивших взор гостей-нахалюг.

      – С пустыми руками пришли? Тогда, марш на кухню: работу вам нашла, – отпустила руки, милостиво протянула для поцелуев и приветствий. – Помогите накрыть стол во дворе, ребята. Скоро и остальные приползут.

      Смилостивившись над страдальцами, Алекс налил по чашке лёгкой сангрии с минимумом алкоголя, подал горячий сытный мясной завтрак, ухмыляясь поразительно помолодевшим и посветлевшим лицом.

      – Да, сеньор Сноу… – гости косились на хозяина, стыдливо отводя порочные глаза, – а Вас не узнать – два десятка лет долой! На Вас госпожа подействовала намного лучше, чем на нас Ваша сангрия вчера, – склабились, стараясь не смотреть на красотку, колдующую возле плиты. – Теперь видим: её приезд стоил тех страданий, что читались всегда в Ваших глазах.

      Притихли, опустили посерьёзневшие взоры в чашки, лишь молча протягивая их для добавки.

      – Силы прибавились? Ожили? За работу, молодёжь, – пропустив мимо ушей замечания, кивнул в сторону сада хозяин.


      Когда приехали другие гости, на задней площадке за асьендой были накрыты столы, а пять человек кружились вокруг, довершая сервировку.

      Супруги Ливиано привезли не только две корзины снеди, но и… очаровательную ассистентку.

      – Знакомьтесь, госпожа Вайт: Виолета Отера. Мы её зовём просто: Ло. Она не против, – поцеловав Веронике руки, Валентин представил молодую гостью. – Помощница, наперсница, названная дочь, незаменимый секретарь и друг. Даже затрудняюсь определить, кому нужнее: мне или супруге? – мягко рассмеялся с девушкой.

      – Ещё смеешь спрашивать?.. – грозно зыркнула Аурора, погрозив обоим увесистым кулаком. – Мне, конечно! – тут же глухо застонала, схватилась за голову. – Найду того, кто вчера испортил сангрию, закопаю во влажной сельве, чтобы быстрее превратился в более полезный гумус, что сейчас бездарно прозябает в теле человека, – пробормотала несчастная под всеобщий тихий смех.

      Алекс подал с уважительным поклоном новую порцию напитка.

      – Надеюсь, не вчерашняя отрава? Хотя, надо признать очевидное: задиристая и коварная штука получилась, однако, – с наслаждением выпив, передёрнулась телом, рыкнула и… протянула чашку для добавки. – Хороша, мерзавка. Не мудрено, что вчера все упились ею. Это же амброзия с наркотическим эффектом! Что-то особенное? Есть секрет?

      – Старинный русский рецепт, – не моргнув глазом, соврала Ника, шикнув на вскинувшегося Алекса. – Чистый спирт. От него не могла болеть голова. Вы просто намешали с другим алкоголем.

      – Так и знала! – закатила возмущённые глаза Аврора, смеясь и восхищаясь втайне отважной девочкой. – Они все ненормальные! Пить неразбавленный спирт!

      – Зимы суровые и продолжительные. Не будешь пить – замёрзнешь, не дойдя до колодца, – продолжала хохмить под всеобщий смех. – Девять месяцев зимы – околеешь и в мехах отборных. Вот и добавляют спирт даже в чай. Перед необходимостью выжить мораль отступает неизбежно.

      Смеясь, сели за столы, с радостью понимая, что голова прояснилась и перестала терзать болью и дурнотой. Неспешно ели мясное, пили кофе, соки и чай, наслаждаясь тёплой безветренной погодой и ароматами средней пампы. О матэ и не заикались, удивив этим канадскую гостью.


      – …Я тут по пути сорвала несколько представителей нашей флоры…

      Выудив из-за спины сумку, профессор извлекла веточки с яркими листьями и плодами.

      – Это – йодина ромбовидная, эндемик, редкое растение. Особый вид, лечебный, ароматный, но ядовитый: дозировка строго по рецепту.

      Протянула Нике веточку с ярко-розовыми пятигранными мелкими плодами и действительно листьями-ромбами с восковым налётом.

      – Это – два вида кебрачо окрашенного: шинопсис Лоренца и Генка. Род сумаховых, чем-то схожи с бобовыми, листьями только мельче и гуще. Дерево вырастает до десяти метров и обладает очень жёсткой древесиной. И тяжёлой. Кебрачо и переводится с индейского, как «ломающее топор».

      Терпеливо ожидала, пока гости осмотрят и по достоинству оценят её находки.

      Ника, посидев, кинулась за альбомом и тут же стала набрасывать рисунок, внимательно срисовывая малейшие зубчики и прожилки, чем подкупила дотошную учёную даму.

      – А это настоящий уникум: геофрея или чилийское паловерде, бобовое, дерево. Достигает восьми метров. Уникально тем, что это листопадное по холоду, и отваливающее кору по жаре растение. Так и стоит, бедное, зеленея нежно-зелёным стволом, как… бамбук! У него созревают не стручки, а мягкий овальный плод с одним-единственным семечком.

      С придыханием достала веточку с оранжевым семенником, очень с виду похожим на абрикос. Дала осторожно потрогать всем, потом убрала обратно, дорожа находкой и тем самым семенем.

      – А что это за дерево? – канадка указала карандашом на раскидистое малооблиственное, с редкими ветками, высокое дерево.

      – Вон то, слева, почти голое – кебрачо и есть. А воон там, вдали, на просторе, с большой кроной – мескит белый. Вот у него стручки не просто забавные, но и смешные: метровые, скрученные почти в круг, рога! Чаще его называют кальдена, прижилось название. Бобовое, цветёт как жёлтая акация, медонос. А вот там, у речушки, с серебристой листвой, редкое дерево: каркас белый, род ильмовых. Он больше характерен для высокой пампы, достигает двенадцати метров высоты, но прижился и здесь. Видимо, птицы принесли семя. Повезло, что попало в относительно влажную, а не мокрую почву.

      Принюхавшись, замерла, подняла палец, заставив всех понюхать воздух, принесённый с той стороны лёгким ветерком.

      – Чувствуете? А?..

      – Шалфей? Или лаванда? – Ника вновь и вновь улавливала пряный приятный аромат.

      – Умница! Шалфей болотный, род яснотковых. По увлажнённым поймам растёт, вот и там посеялся по берегу речушки…

      – Аурора! Тпруу! Остановись, дай молодым поесть и от вчерашнего отойти, – муж рассмеялся и тепло обнял супругу. – Позволь, пожалуйста, им переварить только что услышанное. В следующий раз продолжишь лекцию обязательно. Я напомню, не сомневайся.

      – Чур, я буду рассказывать о кустарниках и травах, – смущённый голосок Ло заставил всех посмотреть в её сторону. – Тема моей диссертации, – пожала узкими плечиками, очаровательно краснея чудесным милым личиком, сияя карими глазами. – Их много, больше шестисот видов, эндемиков до пятнадцати процентов…

      Хохот прервал стеснительную речь, заставив лекторшу замолчать. Но смеялись не над ней, а над одержимостью профессией, как и её начальницы Авроры. Умела она подбирать кадры.

      Ив быстро свернул смех и сочувственно пожал тонкую ручку красивой и нежной девушки, тихо спросил, что принести из коктейлей, поманил с собой на кухню под предлогом помощи. Вёл на холм, деликатно придерживая за локоток, что-то негромко спрашивал, а польщённая вниманием красавца-иностранца ассистентка радостно отвечала, распахивая большие ясные невинные глаза, занавешивала личико белокурыми длинными волосами настоящей блондинки, прикрывалась густыми тёмными ресницами, когда ловила восхищение в серых глазах взрослого мужчины.

      Алекс дёрнулся было за ними, чтобы помочь, но Вероника удержала силой, вцепившись в руку под столом. Сел, вопросительно посмотрел, задумался, понял: «Ив любит Нику! Сходит с ума от ревности! Завёл интрижку на её глазах то ли в отместку, то ли от отчаяния».

      Тоже поняла, и не только не охладила пыл канадского любовника, а молчаливо благословила: «Умница, действуй!»

      Иви понял и… безмолвно согласился, сознавая, что если не отвлечётся на кого-то или что-то – свихнётся или… просто убьёт.

      Супруги, нервно метнув глаза на удаляющуюся пару, притихли и стали молча пить чудесный крепкий кофе, подоспевший только что на углях.

      Троица крутилась у костра, заканчивая колдовать над мясом, что привезли Ливиано – молодая баранина!

      Её нежный, соблазнительный дух медленно сводил с ума уже сытых людей, которые не выдерживали и оглядывались на парней, ожидая результата их труда.

      Мясо поспело как раз к тому времени, когда, спустя четверть часа, вернулись Ив и Ло.

      Девушка рдела нежным смущённым румянцем и откровенно цвела! С гордостью поставила полный поднос коктейлей в высоких стаканах.

      Мужчина опустил на землю в тень кустов пару больших кувшинов смеси только что выжатых фруктовых соков: «Мало станет – нальют».

      – Нет, мы не аргентинцы, а мексиканцы! – простонала Аврора, шутливо ссыпав к носу глаза. – То ли поздний завтрак, то ли ранний ланч, то ли…

      – …небольшой перекус перед основной трапезой! – со мехом закончила Ника, привалившись к плечу улыбающегося Алекса. – Мама рассказывала, что когда гостила у мексиканских родичей, никак не могла сообразить, что за еда на столе, к чему её отнести! У русских всё иначе – режим!

      – Аргентинцы в еде неспешны.

      Мягко улыбнувшись, принял эстафету разговора Валентин, говоря медленно, с расстановками, давая друзьям выпить и пошептаться, пококетничать и поозорничать.

      – По латиноамериканской моде, время приема пищи здесь немного позднее, чем принято у других наций. Вообще, аргентинцы – гордый народ и проявление пренебрежения вызывает у них  отрицательную реакцию. А к еде не просто уважение – преклонение. Есть ещё важное отличие – любят иностранцев и россиян в частности. Проявляют благожелательность, как могут, с первых же дней не давая эмигрантам почувствовать, что они – чужаки, – окунулся в синь взора внимательно слушающей гостьи. – Здесь их много. Сказывались несколько волн эмиграции и последствия ваших войн. Несмотря на латинскую ммм… разговорчивость…

      Троица стала ехидно хихикать, косясь на профессора.

      – …аргентинцы готовы выслушать незнакомца. А уж русский для аргентинца – прежде всего образованный европеец, а значит, носитель культуры сколь высокой, столь и древней. А культуру мы все уважаем искренне.

      Валентин помолчал, дал время посмеяться от души.

      – Хорошо, что вы из Канады, друзья! Любовь к Европе и нелюбовь к Штатам сказывается здесь на всем: на образовании, путешествиях, образе мышления. Незыблемое убеждение: Аргентина – часть Европы, волею судеб заброшенная на другой материк. Влияние континента сказывается на местных в легком отношении ко времени: опоздание на встречу на полчаса зачастую опозданием-то не считается, – рассмеялся приятным гулким смехом, покачивая красиво седеющей головой. – Одно из любимых здешних выражений: «Незачем волноваться сегодня – завтра всегда наступит».

      – Знакомо. Русское извечное выражение «сейчас» жутко раздражает иностранцев, – Ника лукаво покосилась на Ива. – Едва его слышат в ответ на просьбу, тут же с негодованием отвечают: «Ваш русский час?»

      – Вот-вот. Этим и похожи! Не потому ли так недолюбливают здесь американцев и немцев с их дотошностью и невыносимой пунктуальностью?

      Смех долго порхал над столами, относился в сторону дома лёгким ветерком, затихал в кроне белого мескита на передней лужайке усадьбы.


      – Ника…

      Ив её выловил за домом, когда все разбрелись по комнатам на сиесту: объелись, решили устроить выходной. Ласково обняв, увёл в сторону реки, быстро окинув взглядом окрестности: тишина.

      – Что ты задумала? Объясни, любимая.

      Затащив за широкий ствол кальдены, притянул, поцеловал голодно, опасно, с прикусом, задрожал огромным мощным телом, зарычал, проводя носом по волосам, пышным и кудрявым: «Значит, была так занята, что не нашла времени их выпрямить! Знаю, что может настолько отвлечь мою девочку: секс!» Не скоро отпустил, гладил любимое личико трепещущими пальцами, извиняясь за стремительность, почти нападение.

      – Я соглашусь с любым предложением – поясни цель или причину. Прошу.

      – Переключись. Отдохни от меня. Используй время с выгодой, будь дальновидным, Иви! – прижалась к горячему возбуждённому телу, поцеловала шею, лаская пальчиками затылок.

      Сжал, притиснул, приподнял, прижал к мужественному бугру бёдрами и поплыл в нирване чувственного наслаждения, ритмично прижимая девочку, гладя умелыми руками под платьем её ягодицы, как особенно любила: вниз по складочке и на лепестки пальцами!

      Обхватила ножками его талию, прикоснулась огнём в кружевах к гульфику, впилась в губы.

      Через несколько минут страстно закричали, слепившись-спаявшись телами, терзая друг друга хищными поцелуями-укусами, рычали, вцеплялись крючьями-пальцами в волосы… С трудом опомнились, гладя лица и сердца руками и взглядами.

      – Видишь? Понимаешь? Нас переклинивает! Оторвись от меня первый.

      Замотал головой, закрыл бунтующие, непримиримые глаза.

      Поцеловала веки, провела по ним пухлыми губами.

      Со стоном разжал сведённые руки, освободил и… сдался, покорно кивнув.

      – Ло влюбилась в тебя с первого взгляда – отлично. Возьми её. Даже силой.

      Вскинулся, возмутился, побледнел.

      Успокоила пальчиками на губах, погладив нежно, невесомо, щекотно.

      Потерянно улыбнулся, простонал: «Единственная моя…»

      Прижалась ко лбу тёплыми материнскими губами, отвечая безмолвно тем же. Помолчала. Продолжила:

      – Объяснишь потом, что обезумел от любви, что готов тут же увезти с собой и жениться.

      Оторвался от ствола дерева, отскочил, как ошпаренный, выкрикнув страстно и страшно: «Нет!..»

      Шагнула за ним, положила голову на бухающую сердцем грудь, поцеловала его, успокаивая через рёбра, пошептала сквозь кожу сокровенное, личное, вечное. Сердце медленно сбавило ритм, успокоилось, словно потянувшись к губам девочки. Поблагодарила, погладив ткань рубашки. Вскинула глаза.

      – Сделаешь, привезёшь и женишься. Так надо, Иви, пойми. Ты на грани, сам с этим не справишься. Женившись, успокоишься, родишь детей. Пойми же, мой великан! – взмолилась, вновь повисла на шее, когда взвился-подскочил.

      Замер, дёрнулся телом, сник.

      – На этих условиях смогу сохранить тебя возле себя. Соображай! Мы будем рядом всегда. Не хочу тебя терять из-за задуманной отставки!

      Быстро закрыл глаза, поняв: «Подслушала мысли!»

      – Запрещаю исчезать! Ты нужен мне, как и я тебе.

      Раскрыл грустный взор, не в силах отвести или отвернуться.

      – Семья отвлечёт от отчаяния и преступления, дети придадут силы и смысл жизни. Я не брошу тебя. Не позволю и тебе этого.

      Сдаваясь, умирая частью сущности, привалился бессильно к стволу кальдены, измученными глазами посмотрел на решительную несгибаемую воительницу.

      – Влюби, возьми, убеди стать женой. Ло чудесная, искренняя, умная. Образованная, неизбалованная, своими силами выбилась в науку – в Канаде ей найдётся применение, понимаешь? Пепе рассказал: строгая, девственница, набожная, любит семью, но легко оторвётся, если поймёт, что мужчина надёжен. Родилась в маленьком поселении, бесхитростна, чистая, как монашка – настоящий подарок для мужчины, которого я так люблю, – припала с жадным коротким поцелуем, посмотрела святостью в душу.

      – Станцуй с нею это страстное незабываемое аргентинское танго, любимый! Только ей могу тебя отдать, понимаешь? Отдать, беря на время с любовью и для любви. Я тебя верну, обещаю, мой неистовый зверь русский, – говоря всё тише, закончила на русском шёпотом, неуловимым ветром залетев в сердце, впечатавшись навсегда, навечно. – Мой Ивашка… Моя русская кровь…

      Застонав низко, прижал, стал раздевать, понимая, что не может отпустить возлюбленную без сладкого и запретного. Просто не в силах…


      Спустя полчаса, на руках понёс к асьенде, не касаясь Ники даже губами: простился на время, набираясь силы и отваги для задуманного ею плана.

      То, что выполнит точно по пунктам, не сомневалась ни на миг – единственный бескровный выход. Томтиту предстоит лишь договориться с наблюдателями и начальством.

      В том, что, посовещавшись, оно даст «добро», и сам не сомневался: страна приобретёт ценного учёного – беспроигрышный вариант и козырь.

      Занося на веранду коттеджа, лишь обессиленно и восхищённо выдохнул: «Гений…»

                Сентябрь 2015 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2015/10/02/192