Фотограф

Оксана Куправа
«В «Бюро ритуальных услуг» требуется фотограф». Фраза была обведена в черную рамочку. Павел знал, что так печатают объявления за дополнительную плату, чтобы привлечь внимание читателя, но сейчас этот прямоугольник с жирными контурами казался траурным.

Павел по привычке свернул свежую, остро пахнущую типографской краской газету в трубку и засунул в карман пиджака. Ему, как сотруднику редакции, полагалось три бесплатных экземпляра, но он забирал только один – для матери. Сам никогда «районку» не читал, ограничиваясь просмотром снимков, часть из которых принадлежали ему. Его работы выгодно выделялись. Вот на первой странице: нечеткое фото, сделанное на дежурстве сотрудниками милиции при захвате подозреваемого в краже явно проигрывает его профессиональной картинке со Дня станицы. И дело даже не в технике. Какую он шикарную экспозицию выбрал! А эта девочка с мороженым на переднем плане так и притягивает взгляд. Нет, явно в его работах что-то есть. Разве районная газетенка с двухтысячным тиражом – его уровень?

Он мечтал попасть в краснодарское, а то и в краевое издание. А дальше – вполне возможно он уедет в Москву и будет работать в какой-нибудь федеральной газете, или даже в журнале – цветном, с хорошей печатью. Павел был амбициозен. И совершенно не понятно, как в круговерть таких мыслей, которые чуть ли не каждый вечер за кружкой пива рисовали в его голове грандиозные перспективы, затесалось это банальное объявление. Он пытался объяснить свой интерес желанием подработать. В конце концов зарплата фотографа в «районке» - невесть что. Может быть можно устроиться в ритуальные услуги по совместительству?

Он все-таки не выдержал и позвонил на следующий день. Но тусклый голос (а какой еще может быть у работника столь мрачного заведения) на том конце провода ответил, что фотограф нужен на полный день. Денег предлагали немного – всего на десять рубликов больше, чем он получал сейчас. Но Павел почему-то за эту десятку уцепился. И уже через два дня ему казалось, что он действует вполне логично – как настоящий мужчина меняет интересную творческую работу на более прибыльную. Правда и этот единственный, аргумент, скоро разбился о заманчивое обещание редактора повысить оклад, если он заберет заявление на увольнение. Павел заявление не забрал, на вопрос – куда переводится – не ответил, с коллегами расстался торопливо и суетно, избегая лишнего внимания. Ну как он мог объяснить им, что покидает престижную, по станичным меркам, работу в единственной районной газете, чтобы пойти фотографом в Бюро ритуальных услуг?  Да что там, он и себе толком не мог бы привести вменяемых доводов. 

Если бы Павел Сарычев попал в руки опытного психолога, тот непременно вытянул бы из него воспоминания раннего детства, которые объясняли эту причуду. Но тогда психологи были не в чести. И остались эти воспоминания, как водится - при нем.
 
Павлуше было четыре года, когда его на все лето отправили к бабушке Зине, потому что мама в конце августа должна была родить второго ребенка (им оказался брат Антон), и ей уже трудно было управляться с маленьким шалопаем. Бабуля жила на небольшом хуторе в старом саманном домике, который Павлуше чрезвычайно понравился. В нем были только кухня с беленой известью печкой, которая летом, понятное дело не топилась, и единственная комната, застеленная пестрыми половичками. Мебель в ней стояла вполне современная: диван, шкаф, приемник на полированной тумбочке. И только комод, старинный, резной, с тронутыми короедом ящичками, казалось, заплыл сюда из каких-то древних времен. Бабуля была очень доброй и разрешала Павлуше рыться в ящиках, что он и делал с огромным удовольствием. Альбом, в пыльной бархатной обложке, с выгоревшими фотокарточками, фигурно обрезанными специальными ножничками, он нашел в первый же день, и с тех пор доставал каждое утро, приступая к раскопкам комода.

Он внимательно, до рези в глазах вглядывался в снимки незнакомых ему людей, так не похожие на четкие глянцевые фотографии, которые хранились в фотоальбоме его мамы. Иногда спрашивал  у бабы Зины: «А это кто?» и она долго и обстоятельно рассказывала.

Но больше всего мальчика привлекал снимок сухонькой старушки, спящей в длинном ящике. Какой-то странный морозец шел от него, и Павлуше это нравилось. Он надолго замирал, вытянув руку над выгоревшей карточкой, наслаждаясь холодной энергией, которая вливалась, впитывалась в линии ладони. Почему-то именно о ней Павлуша долго не решался спросить бабулю. Собрался с духом едва не перед самым отъездом, когда знал уже каждую черточку на фотографии наизусть. Объяснение бабы Зины огорошило мальчика.

- Это тетка моя, Пелагея Ефимовна Мохова покойница.
- А почему она в такой странной кровати спит?
- Чудушко ты мое. Разве ж она спит? Это вона у гробу, мертвая.
Бабушка объясняла буднично, улыбаясь вопросам внука. А у того все внутри переворачивалось, словно узнал он жуткую тайну.

С тех пор в Павлуше проснулась страсть. Как только он приходил к кому-нибудь в гости, с родителями или один, то сразу просил показать семейный альбом. И мог весь вечер провести, переворачивая тяжелые картонные страницы. Не признаваясь себе, он искал снимки, похожие на тот, где была изображена Пелагея Ефимовна покойница. Но повезло ему всего дважды. Как-то не принято было в их кругах запечатлевать и хранить посмертные снимки.

Он даже новые знакомства ради этого заводил, так как альбомы друзей и родственников уже были засмотрены до дыр. Взрослые приписывали такое поведение увлечению фотографией. Ведь мальчик занимался в фотокружке во Дворце пионеров, а потом и в техникум поступил на соответствующее отделение.

В «Бюро ритуальных услуг» его приняли без лишних вопросов. В его обязанности входили художественная обработка снимков покойных для последующего переноса их на памятники и съемка похорон.
- В последнее время это опять входит в моду, - пояснил директор бюро Петр Алексеевич Птицын.
- Неужели так часто заказывают, что вам понадобился фотограф на ставку? – удивился Павел.
- Часто, мы ведь по всему району работаем. Кому поснимать, кому старые снимки отреставрировать. Не бойся, без куска хлеба не останешься. К тому же ты на зарплате, так что тебя этот вопрос вообще не должен беспокоить.
- А зарплату хоть не продукцией выдаете? – попытался сострить Павел, кивнув на венки, но Петр Алексеевич только смерил его бесцветным взглядом.

В основном Павлу приходилось снимать родственников и знакомых усопшего: на кладбище, на поминках, но иногда его просили сделать настоящие посмертные портреты, и эта работа особенно воодушевляла молодого фотографа. Он обязательно печатал такие снимки в нескольких экземплярах, оставляя часть карточек себе. И подолгу сидел, как в детстве, вытянув над кртонкой ладонь.

Еву Лимакову он фотографировал очень жарким днем. Уже наступила осень, но бабье лето так разъярилось, что переплюнуло лето обычное. Ева, очень красивая в подвенечном платье, лежала в гробу с безмятежным, даже счастливым лицом. Павел представил, как она выглядела при жизни. Может быть – хуже, сейчас истончившиеся черты придавали ее юному лицу изысканный аристократизм. Павел сразу решил, что поместит ее снимки в свою коллекцию, озаглавив «Спящая красавица».

Ева умерла на пляже. Врачи констатировали солнечный удар. По настоянию родственников вскрытия проводить не стали, ведь возможность преступления исключалась – смерть Евы видело огромное количество людей. Несчастную сразу привезли домой и решили похоронить на следующий день.

Едва вернувшись в студию после съемок, Павел проявил пленку и напечатал снимки и разложил в ряд. Всего получилось пять фотографий – с разных ракурсов. Он привычно протянул ладонь, но ожидаемого холодка не почувствовал. Удивившись, он вытер ладони о футболку, а когда и после этого не получил желаемого результата – сходил в туалет и тщательно вымыл руки с мылом. Но гигиенические процедуры не помогли. Стало тревожно. Он опять проявил снимки, даже те, которые, разглядывая пленку,  посчитал неудачными, но ни один из них не давал его голодным ладоням знакомого ощущения. Тревога усиливалась. Что бы это могло значить? Может быть, он потерял свой странный дар? Но вытащенные из архива фотографии опровергли эту гипотезу. И тут Павла осенила страшная догадка: Ева не умерла. Он знал, так бывает. Достаточно вспомнить случай с Гоголем. Неужели и Еву постигла такая же жуткая участь.
 
Сергей Александрович Лимаков не удивился, увидев на пороге дома вчерашнего фотографа, решил, что тот принес снимки и недовольно проворчал:
- Вы что, до завтра не могли подождать? У нас еще поминки не закончились.
- Еву нужно срочно откопать, - выпалил Павел. - Я думаю… Я почти уверен, что она жива.
- Ты что, парень, перепил? – окончательно разозлился Лимаков.
- Вы не понимаете…
Павел пытался объяснить – про фотографии, про идущий от снимков настоящих покойников холод, но отец Евы не стал слушать. Он буквально вытолкал Павла за дверь, угрожая:
- Я вот пожалуюсь твоему начальству. Понабирают на работу всяких психов.

Но тут в прихожей появилась Елена Николаевна – мать Евы. Высокая полноватая блондинка с опухшими от слез глазами.

- О чем он говорит, Сережа? – спросила она, а лицо ее уже светилось какой-то пугливой надеждой – часть сбивчивых объяснений фотографа она успела услышать.
- Лена, вернись к гостям, - то ли попросил, то ли приказал Лимаков. - А ты, алкаш, катись, откуда пришел.
- Подумайте, что с ней будет, если она очнется! – буквально закричал Павел.
- Я тебе сейчас шею сломаю, - глухо произнес Сергей Александрович.
- Погоди, Сережа, - подняла на него умоляющие глаза жена, - А вдруг у него и вправду способности? Мне бабушка рассказывала - у них в деревне такой был...

- Все это дремучие суеверия, - перебил Лимаков.
- А если правда?
- Да, а если правда? – осмелел Павел. – Представляете, что вы будете чувствовать, если мои слова когда-нибудь подтвердятся? Проснуться в тесном гробу и умереть от потери воздуха, под землей, задохнувшись от собственного крика.

Удар в переносицу прервав тираду Павла. Резкая боль заставила предположить перелом. И в следующую секунду он оказался на лестничной площадке, а тяжелая дверь захлопнулась перед его покалеченным носом. Павел с трудом отыскал в кармане скомканный платок и прижал к лицу. Стоял так минут пять, приходя в себя, пережидая, пока отступит первая острая боль. Отдышавшись, собрался уже ни с чем уползти восвояси, но тут дверь открылась. В проеме стояли родители Евы, Елена плакала, Сергей хмурил густые черные, с проседью, брови.
- И как ты себе это представляешь? – спросил Сергей. - Возьмем лопаты и отправимся копать могилу ночью?
Павел мог бы сказать, что это уже их проблемы, тем более после такого неласкового приема, но вместо этого предложил:
- Все можно сделать официально, через милицию.
- Как? Прийти и сказать им, что сумасшедший фотограф не почувствовал какого-то там холодка от фотографий моей дочери?

- Скажите, что у вас есть сомнения в причинах смерти. Например, что кто-то раньше пытался Еву отравить. Да мало ли что можно придумать. Тогда тело, то есть Еву, должны будут эксгумировать для дальнейшего расследования.

- Ну хорошо, - мрачно согласился Лимаков. - Только учти, никаких денег я тебе за твои откровения платить не собираюсь, так что если решил на этом заработать, признавайся сразу. А если окажется, что Ева… - он переглотнул, - что Ева мертва, то тебе придется и для себя подыскать свежую могилку.

- Сережа! – с упреком произнесла Елена Николаевна. Она уже вся лучилась надеждой, да и Сергей Лимаков смотрел по-новому, и от этих изменений Павлу стало не по себе - вдруг он и правда ошибся, каково им будет хоронить дочь еще раз? Но отступать было поздно.

На удивление, дело об отравлении открыли очень оперативно (Сергей Лимаков выглядел убедительно, рассказав о об угрозах  скорой расправы – а именно – отравления, озвученных в анонимных телефонных звонках). О том же «неожиданно» вспомнила и мать погибшей, и уже на следующий день было получено разрешение на эксгумацию трупа. Павла Лимаков тоже взял на кладбище. Фотограф был вне себя от волнения.

Накануне он «проверил» прижизненные снимки Евы, которые передала ему Елена Николаевна. Обычно касаясь фотографий людей, которых уже нет в живых, Павел тоже ощущал легкий холодок. В нем не было той напористой, мощной высасываюшей энергетики, что в посмертных, и все-таки он всегда умел безошибочно определить, кто на портрете: живой или умерший. Ева не умерла – теперь он был абсолютно уверен в этом.

Гроб вскрыли, и перед собравшимися предстало неподвижное тело девушки. Следов разложения не было, но ведь она пролежала в земле всего два с половиной дня. Но ничто не свидетельствовало о том, что она очнулась и каким-то образом боролась за свою жизнь. Она лежала в той же позе, что и в день похорон.

- Ах ты ж, шут гороховый! – выругался Лимаков. - И меня превратил в посмешище!
Павел инстинктивно закрыл недавно вправленный заклеенный пластырем нос, но Лимаков сдержался.
- Что все это значит? – строго спросил следователь Полухин, выехавший на эксгумацию. Ему с самого начала казалось подозрительным поведение отца, внезапно вспомнившего об угрозах в адрес дочери.

Павел ожидал, что сейчас его арестуют, но Лимаков промолчал. Он выглядел не столько злым, сколько подавленным. Елена Николаевна тихо плакала. Ее взгляда Павел боялся больше всего, но она так и не подняла глаз. Еву перегрузили на специальную каталку и увезли. С тяжелым сердцем Павел отправился домой, купил по дороге бутылку водки и за несколько минут опустошив половину, уснул тяжелым сном.
 
Растолкала его мать. Павел мычал, отмахиваясь рукой, но мать не отставала.
- Дайте я! – услышал Павел мужской голос, и тут же ощутил на своих плечах сильные руки.
- Дорогой ты мой, дай, дай обниму тебя. Спасибо, родной, спасибо.
Павел разлепил тяжелые веки, и в мутном рябоватом озере, расплывшимся перед глазами, увидел отражение Лимакова.

- Ничего-ничего. Я понимаю, - частил тот. - Потом придешь в себя, поговорим.
- Он и не пьет почти. Не знаю, что нашло на него, - недоумевала мать.
- Ничего-ничего. Ничего, - повторял Лимаков, и глупо улыбался.
Позже Павел узнал, что Еву привели в чувство в лаборатории. Патологоанатом понял, что девушка жива, как только приступил к первичному осмотру. Почему врач, констатировавший смерть, не смог этого распознать, так и осталось загадкой, ведь перед ним была не старушка, измученная продолжительной болезнью, а юная девушка.

Ева вскоре поправилась. Конечно же она вместе с родителями пришла поблагодарить Павла, о них написали сначала в районной газете, потом в городской, а через месяц приехала какая-то съемочная группа из Москвы, снимавшая документальным фильм о необычных явлениях. Ева с Павлом даже начали встречаться, но через полгода расстались, так как девушку пугала его работа, а также странные увлечения. На ее просьбы выбросить из квартиры, которую они сняли, фотографии покойников, Павел ответил категорическим отказом.