Рассказы из книги "Игрушечные люди.Синий луч"
https://ridero.ru/books/igrushechnye_lyudi_sinii_luch/
— Лесик, это не наш трамвай идет? Нет, не наш, тридцатка. Я давно спросить хочу, посоветоваться. Я тут встретила одного человека…
Молодая женщина в куртке и высоких сапогах обратилась к подружке постарше. Обе стояли на остановке, под козырьком, прячась от мокрого снега. Они уже успели сходить в кулинарию после окончания трудного рабочего дня и держали в руках по сумке с полуфабрикатами. Трамвай все не ехал, вечерело.
— Анек, родная, он женат? — спросила подружка, зябко кутаясь в кроличий воротник пуховки.
— Да, женат, но живет отдельно. Не живет с женой, значит.
— Если женат, то это не человек, а особь, Анек, тварь со спермотоксикозом. Мало тебе особей на твою жопу?
— Лесик, да ушел он от жены полгода как. Я проверяла, не живет с ней, скоро развод оформят, точно, он у нас работает хирургом, я знаю.
— Тогда другое дело, если не живет… Хороший, значит, мужик? Хирург? И как его зовут?
— Витасиком зовут, приятный такой, в очочках, высокий. Но жена его Марьяшка беременная, вот в чем дело-то…
— Двуличность какая, беременную бросил и свалил! Кабан! — Лесик разгорячилась от гнева, изо рта повалил пар.
— Я тебе скажу, Марьяша сама и виновата, жена его, стерва та еще! Она ж ему изменяла года три уже. Поняла?
— А-а-а… нет, а ну да… Все равно гад, беременная же…
— Так не от него беременная, Витасик тут на работе ночует, больных оперирует за гроши, а она…
— А что она?
— С этим лысым Жориком-Зажориком, завхозом связалась. А Витасик хороший, молодой.
— Слушай, ты чего дура? Приличный мужик пропадает… Я его уже жалею. Что ж за дрянь-то эта жена получается, Анек?
На остановке уже собралось несколько человек. Равнодушная сухая старушонка в войлочных ботиках прохаживалась взад-вперед. Хмырь в пальто с бутылкой пива пристроился сзади подружек и внимательно слушал. Толстая мамаша успокаивала хнычущую дочку, совала ей в нос игрушку – смешного крокодильчика в розовых пупырышках. Беспризорная серая собака подобралась незаметно к сумкам и принюхивалась. Видимо, свиные котлетки, что взяла Лесик мужу на ужин, собака одобряла: хвост завилял.
— Марьяшу тоже понять можно, Лесик. Говорят, Витасик, когда у них первый родился, всю нашу больницу поимел, ни одной юбки мимо не пропустил, я тогда не работала…
— Вот козел! А я-то думала… Что ж ты молчишь-то? И такую козлину обсуждать?
— Не от хорошей жизни он, дура ты, Лесик! Марьяша ж ему сразу сказала: «Не люблю тебя, и ребенок, может, и не твой…» Вот он и…
— А что он?
— Витасик и пошел вразнос… на нервах бедненький.
— Ой, как жалко, пропадал, значит, мужик?
— Марьяшу тоже жалко: Витасик, как пить начал, житья не давал, она развод уж оформляла, ну и полюбила одного приезжего, Колика, а тот тоже — та еще мразь, бросил ее потом.
— Ах, так он алкаш твой Витасик? Душить таких, Анек. А чего ж ты сразу не сказала? Я думала, он положительный.
— Лесик, ну да, положительный, там больной умер на столе, да Витасик и ни при чем: анестезию не ту дали, вот бедненький и запил, а так и капли в рот не брал. Да пил-то месяц всего… Какой он алкаш?
— Ой, какой восприимчивый, интеллигентный, да? Тут надо обдумать, Анечек мой… — Лесик топнула ногой на серую собаку, подобравшуюся слишком близко к сумке.
— Лесик, миленькая, Витасик не такой уж и интеллигентный, получается…
— Да? А что такое, Анек?
— Рассказывали, что человека бедненький убил, задушил хладнокровно, вот. Давно еще.
— Как?! Вот мерзость-то какая, а чего ж его не посадили? Ты, Анек, выискиваешь приключений!
— Женщины, братья, у вас не будет… рублей десять. — Хмырь в пальто встрял в беседу скорчив рожу святого апостола Павла. Он уже прикончил бутылку пива и засунул ее в карман.
— Не будет, не будет… — подружки отмахнулись как от мухи и отошли в сторонку.
— Ну, не могли посадить, Лесик. Витасик хулигана убил, тот с ножом на женщину, заведующую нашу Галин Петровну, напал ночью, а Витасик защитил.
— Анек, да твой Витасик же герой, а ты мне мозг засрала весь тут.
— Да какой он герой? Ты тупая? Там и хулиган-то такой — видимость одна. Паренек соседский, Лерик, выскочил по глупости, малолетка, школьник, перочинным ножиком помахал, напугать хотел, а тот его — хлобысь и душить. Вот матерь-то теперь плачет. Рыдает.
— Как же так? Мальчонку задушил? Подонок. Вот бывает же. Стрелять ублюдков. Анек, хорошо сказала, теперь и мечтать тебе о нем не дам…
— Лесик, не могли Витасика расстрелять тогда. Мальчишка этот, Лерик, если правда, подленький был, говнюк такой, он уж давно на учете. С дружками они нашу Галин Петровну подстерегали. Да и ножик у него такой… Кто его знает? Зарежет — и все тут, псих же.
— Анек, я уж и не знаю прямо… Не въезжаю, если по правде…
— Лесик, чего не знать-то? Ясно, спас Витасик нашу заведующую, конечно… А она…
— А что она?
— Она так благодарна осталась, слушай, так благодарна, домой его пригласила…
— Я бы тоже отблагодарила, есть мужики настоящие в наше время, а? Не то что мой диванный аналитик…
— Только с той благодарности у них любовь и пошла с Галин Петровной, роман. А жене-то его, Марьяшке, что делать? Вешаться? Как такое простить? Вот тогда у них и разладилось.
— Я бы не простила! Кобелина. Самого задушить хочется. Наглая какая харя!
— Нет, зайка такой застенчивый, стеснительный. Витасик эту Галин Петровну, может, еще со школы любил, после армии прибег к ней жениться, а тут Марьяшка, коза эта, увела из-под носа, наплела, что беременна, вот Витасик и не решился.
— Боже мой, лапка какая обделенная! — было не понятно, Лесик имеет в виду Витасика или серую собаку, смотревшую на нее большими добрыми глазами.
— Кто лапка? Витасик? Вроде застенчивый, стеснительный, но на самом деле…
— А что такое?
— Хитрый, гадюка, квартиру-то заприметил Марьяшкину, где ж ему жить, пока учился на доктора? Витасик бы давно к Галин Петровне смылся, если б не квартира эта.
— Мутант дебильный твой Витасик. У, скользкий червь! Глист!
— Точно мутант, но мучился как эти годы! Марьяне сказал, честно, так, мол, и так, у нас с тобой плохо… Витасик вообще-то искренний…
— Слушай, Анек, наш трамвай идет, давай сядем, потом доскажешь, тут надо поразмышлять… Это что же получается-то у нас такое?
Подошел перегруженный трамвай. Хмырь в пальто, опередив подружек на скользкой обочине, вскарабкался первым в двери, стряхнул с грязных волос снег. За хмырем потянулись и остальные пассажиры. Бабушку в ботиках пропустили вперед. В последний момент капризная дочка толстой женщины уронила своего крокодильчика в снег. Серая собака подбежала и стала обнюхивать бесполезную для себя игрушку. Двери трамвая захлопнулись и он с гулом покатил по рельсам. Собака смотрела вслед. Стемнело.