ГЛАВА 7.
ОКУНУВШИСЬ В СЧАСТЬЕ…
– …Теперь сможете благополучно доехать до отеля, сеньора.
Штатный врач третий раз подошёл проверить проблемную пассажирку аэробуса.
– Капельница сделала своё дело – Вы даже порозовели. Встречающие Вам обрадуются!
Поцеловав почтительно тоненькие детские ручки очаровательной юной женщине, неслышно ушёл, пообещав во время посадки быть рядом.
– Мне нет прощения, любимая, – Ив едва слышно прошелестел на ушко Веронике, целуя в плечико. – Я не должен был терзать тебя любовью, а дать возможность отдохнуть хоть немного.
Пунцовое виноватое лицо прятал в её вьющихся длинных волосах, которые ни разу с вылета из Торонто не выпрямляла – сдалась на милость природы.
– Прости, моя девочка страстная…
Вместо ответа, зыркнув, погладила мужское бедро под пледом в сантиметре от сокровенного.
Затих, судорожно вздохнул, закрыл потемневшие неистовые мятежные глаза цвета осеннего тумана и провёл носом по коже её головы к затылку.
Задрожала, положила пальчики на его гульфик, стала расстёгивать джинсы.
Перехватил бесстыдную руку, ласково сжал, прикусив мочку уха, хрипло шепнув: «Отомщу».
Повернув голову, поцеловала тайком в губы, прикусив кончик мужского языка, коварно усмехнувшись глубоким сапфиром.
Они были в любви и мести равны. Этого и опасались взаимно, и не могли без «дозы» адреналина жить.
Ника понимала частью сознания, что Ив опасен, но это и щекотало нервы, дико возбуждало, просто сводило с ума.
Он же практически обезумел, едва контролировал эмоции! То, что девочка порождала в нём, было выше разума: любовь, похожая на смерть – вот, что это было. Поняв, стал бояться себя. Искал выход долго, всё думал, как же прекратить эту связь, пока не сообразил, к кому привёз возлюбленную…
– …Сколько там будет? – приготовилась перевести время на часиках.
– Разница с Боготой два часа, летели шесть, итого восемь. Вылетели в восемь утра, плюс восемь, равно шестнадцать. Обед!
– Быстро эти сутки закончатся, – устало откинулась на белоснежный подголовник, покачала черноволосой головой. – Теперь вперёд время. Хорошо, что передохнули в Колумбии, спасибо тебе, Иви, – тепло улыбнулась, омыла его сердце светом, любовью и радостью. – Какие планы?
– Приземлимся на землю Аргентины сразу в городе Санта-Фе. В аэропорту «Саусе-Вьехо» нас ждёт сопровождающий, молодой парень-мулат Мигель Суэрос, – криво усмехнулся, заметив лукавое личико любимой. – Устраивает? Или перейдём на постное, на девушек? Или зрелых женщин? Старушек-интеллигенток?
Тихо рассмеялся, когда презрительно выдохнула: «Фиии». Погладил пальцами её личико.
– Тогда, пусть остаётся Мигель. Красавец, закачаешься! Конец мне!
– Меня что-то не тянет на латинос, успокойся, Иви. Мне по нраву славяне. Свои.
Последние фразы сказала на русском, шёпотом – прямо в сердце, в мозг вонзилась коготками прозрения!
Замер, резко побледнел, инстинктивно отшатнулся, хотел возразить и… не смог – буквально пригвоздила его язык к нёбу безмолвным окриком: «Не лги!»
Не вымолвил ни слова до самой посадки – не нашёл слов, чтобы опровергнуть то, что давно раскусила: Ив был Иваном. Родился в Канаде, но был русским по отцу и матери. Его отобрали у безработных родителей и отдали на воспитание в приёмные семьи. Узнал подробности, будучи взрослым, многое тогда прояснилось и нашло разгадку…
– …Добро пожаловать в Аргентину, господа!
Потрясающе красивый парень встретил их, едва покинули зону прилёта.
– Меня зовут Мигель-Анхель Суэрос, мне двадцать восемь лет. Преподаю в местном колледже историю, специализируюсь на экологии и географии страны. Мясоед, люблю охоту и рыбалку, знаток флоры и фауны региона. Ближайшие наши действия: Авенида Жуан Жозе Расо, Парке дель Сур, улица Сан Херонимо, отель «Холидей Инн». Лучший номер для госпожи художницы готов. Личный секретарь и представитель из выставочного центра будут с утра в Вашем распоряжении.
Ведя миниатюрную женщину, говорил тихо и уважительно, не заигрывая и не оглядываясь на молчаливого двухметрового бодигарда.
– В номере всё готово. Врач, массажист, диетолог ожидают. Вашему служащему отвели номер рядом, буквально за стеной. Там есть скрытая дверь, сможет легко оказаться рядом, стоит подать сигнал.
Усадив в элегантную машину, занял место водителя и, едва служащие аэропорта погрузили багаж канадцев, стремительно двинулся к отелю.
– Просьбы, требования, что-то особенное?
– Пока ничего. Нужно прийти в себя после перелёта. Спасибо, Ангел!
Произнеся имя на русском, гостья ввергла парня в смущение: понял и почему-то сильно заволновался, словно слышал это слово давным-давно, будто во сне.
– Рада, что Вы будете рядом, – пожала его руку.
– На «ты», умоляю. Можно просто – Мигель, госпожа Вайт-Санчес. Как к Вам обращаться, сеньор? – поднял крупные чёрные глаза на охранника, смотря в зеркало заднего обзора.
– Ив.
– У Вас, Ив, есть требования? Что-то по организации и охране?
– Позже. На месте разберусь.
Трое суток прошли в посещениях выставок и вернисажей, интервью.
На местном телевидении устроили передачу о визите знаменитой художницы в Аргентину, породив настоящий ажиотаж и шумиху – журналисты стали преследовать!
Лишь на четвёртый день Нике удалось остаться наедине с мыслями и вспомнить, для чего приехала в такую даль, через полмира, одолев десять тысяч километров! Подумав, решила устроить сутки тишины: что-то тревожило в теле.
Ив не отходил ни на шаг, превратился в тень и вторую кожу, буквально дышал в затылок. Замечал, что девочке нехорошо, вот и опекал, оберегал от стрессов и нежелательных встреч, понимал, для чего эта шумная возня в прессе: прикрытие для столь именитой персоны необходимо весомое – её творчество и новая выставка местных художников, которую открыла публично, благословив и осчастливив. Его проинструктировали здешние «спецы»-наблюдатели, объяснили специфику визита, предложили несколько линий поведения и для него, и для «объекта». Был благодарен за такое «усиление», приняв помощь.
– …Ну, готова к небольшой поездке, милая? – воспользовавшись одиночеством, мог говорить открыто. – Тебе предстоит путешествие на местном теплоходе по реке Саладо и озеру Сетубал. Это будет нетрудно, надеюсь. Шторма исключены, ветра тоже: лёгкий осенний бриз. Климат субтропический, температура в районе плюс 25, сезон дождей не настал – всё благоприятствует поездке, любимая. Как себя чувствуешь, моё сердечко?
– Как футбольный мяч, – проворчав, засопела, заворочалась в его крепких объятиях. – Сын уж очень активно стал шевелиться! Причиняет боль.
Понимала, что малышу что-то не нравится, в чём-то испытывает дискомфорт, но врачи ничего не обнаружили настораживающего, кроме непонятной худобы самой матери.
– Ощущение, что он рвёт мне брюшину в клочья ручками и ножками, а в эти разрывы то и дело попадают мои бедные кишки. Словно… грыжа: ноет и тянет.
– Возможно, так и есть. Прости меня. Больше не прикоснусь, – ласково обнял, виня себя в её нездоровье. – Пора нам притормозить, понимаешь? Всё. Тебе нужен абсолютный покой. Больше недопустимо рисковать здоровьем дитя. Остановись, моя амазонка. Пожалей сына, умоляю…
В ответ прильнула с грешным поцелуем, шаля руками, творя ими непотребство и рай.
Бережно обнимая, осторожно отводил пальцы-провокаторы, шёпотом уговаривал, радовал губами тоненькое тело, раздевая поцелуями, тут же забыв о собственной просьбе притормозить…
После обеда решился и вызвал машину. «Нужно отвлечь поездкой. Конец сказке, Иви. Баста».
Корабль был старым и ржавым, но, неся гордое имя «Эсперанса», быстро доставил на далёкую пристань Лос Сапальос в нескольких десятках километров от Санта-Фе.
На пристани их встретил пожилой мужчина в униформе, на спине которой прочли: «Экспериментальная зоостанция “Фермерское хозяйство Эсмеральда”».
Ника вскинула удивлённые глаза на Ива, он лишь сжал ручку и тепло улыбнулся: «Потерпи».
Через несколько минут машина доставила в маленькое селение Санта Роса.
Здесь молчаливый проводник передал руль Иву и что-то тихо сказал, указав корявым пальцем в сторону средней пампы.
Спустя двадцать минут, в негустой рощице белого мескита показался дом с верандой, на которой горел свет, хоть было ещё довольно светло.
Не доезжая метров сто, Томтит остановил джип, заглушил мотор, повернулся к замершей девочке.
– На месте. Дальше ты пойдёшь сама. Дом не заперт, тебе там приготовлена комната.
– А ты?
– Неподалёку бунгало. Буду на связи. Телефон держи под рукой, – улыбнулся тепло и любяще. – Пока? Не забудешь позвонить? Или оставить в покое до тех пор, пока сама не захочешь домой?
– Пока не знаю. Дай мне время.
Покинул машину, помог выйти Нике, поцеловал руки, предостерегающе посмотрев в глаза, чтобы держала дистанцию. Кивнув, полыхнула синью так, что сильнее сжал пальчики, окунулся взглядом в душу, безмолвно простонал: «Я люблю тебя!» Не сводя взора, «услышала», закрыла на миг глаза: «Знаю» и, оторвавшись, медленно пошла по гравийной дорожке наверх к коттеджу.
Ив стоял оглушённый и старался не смотреть ей в спину, оглядывая безлюдную живописную местность, деревья, луга, заволакивающееся тучами небо, клонящееся к закату рыжее солнце…
Опомнился, сел в кабину, открыл бардачок, чтобы достать влажные салфетки и отереть вспотевшее лицо, с удивлением увидел внутри бинокль. Хмыкнув, достал, покачал головой: «Мощный!» Протёр окуляры носовым платком, приложил к глазам, покрутил регулятор резкости.
«Видимо, у старика-проводника старческая дальнозоркость».
Неспешно осматривал добротный дом, недавно перекрытую крышу, трубу, явно от камина, сбоку на стене спутниковую тарелку. Присмотрелся, присвистнул: «Континентальная!» Продолжив наблюдение, опустил бинокль ниже и увидел Нику, подходящую к веранде домика.
Остановилась, замерла, выпрямилась, опустила руки вдоль тела, словно встретила нежелательного человека.
Присмотрелся, удивляясь, кого могла увидеть, и только теперь заметил сквозь балясины невысоких перил ограждения того, кто насторожил девочку: пожилой мужчина сидел на ступенях веранды и был до поры невидим ни гостье, ни наблюдателю. Подумав, не вмешаться ли, передумал и стал дальше наблюдать за развитием событий.
Вероника долго стояла, замерев, не делая шага вперёд, словно давая возможность хозяину дома рассмотреть и принять решение: пригласить или прогнать. Стояла спокойно, расслабившись, не сжимая привычно в кулачки нервные руки, слегка приподняв личико, будто призывая смотреть и наслаждаться. Сегодня была особенно хороша: с утра нашла силы и выпрямила кудряшки на смоляных волосах, на лицо нанесла тщательный макияж, делающий её волшебно красивой и притягательной. Пользуясь тёплой погодой, надела чудесное светлое льняное платье с кардиганом, и слегка выпирающий животик был не заметен. Вторую беременность носила легко, лицо осталось идеально чистым и сияющим.
Это, видимо, и увидел мужчина. Вот и продолжал сидеть на ступенях, не в силах встать и поприветствовать по правилам гостью.
Она решила всё сделать сама: неспешно подошла, села рядом на тёплые деревянные ступени, помолчала, повернулась, коснувшись его ног коленом, мягко заставила посмотреть на себя, протянула руки, положила на мужские плечи, ласково погладила их и шею, поласкала пальчиками седые волосы.
Он стоически молчал, не отрывал напряжённого взора от девушки. Застыв-затихнув, несколько мгновений смотрел в бесподобный сапфир, словно напиваясь сиянием и цветом, потом, как под гипнозом, притянул в осторожные объятия, по-прежнему ничего не говоря.
Только спустя пять минут взял эмоции под контроль, повернул гостью спинкой и прижал к груди.
Положила голову на его плечо и повернула навстречу лицо с тёплой улыбкой.
Приникнув ко лбу любящим и бесконечно нежным обожающим поцелуем, упорно смотрел куда-то вправо, не мигая, видимо, борясь то ли с телесной болью, то ли с парализующим отчаянием, то ли с переполняющей радостью – лицо было необычайно напряжено и бледно.
Закрыла глаза, не форсировала события, улыбалась светло и чисто, будто вернулась, наконец-то, домой. Подсмотрев, украдкой целовала лежащую на её плече дрожащую мужскую руку и снова закрывала сияющие озёра.
Вокруг пары царил рыжий закат, ласковая семейная интимная нега, чисто истинное счастье.
Томтит медленно оторвал бинокль от глаз, откинулся на спинку сиденья, потрясённо опустил прибор на колени и замер надолго, не в состоянии опомниться и уехать в бунгало. Долго так сидел, смотря ослепшими глазами сквозь лобовое стекло джипа, даже не понимая, что чувствует.
«И не знал, к кому везу любимую! Все скрыли, а она на эту тему не говорила. Теперь, смотря на пару на ступенях, понял: они любовники! – никак не мог понять своё начальство. – Почему Нике разрешили это свидание? При таких серьёзных отягчающих обстоятельствах: беременна, законно замужем, мать, жена! Да к тому же – встреча за десять тысяч километров! Как решились на такой риск во всех отношениях? Жизнь ребёнка и вероятность её срыва! – попытался успокоиться и мыслить здраво. – Стоп. Думать. Анализировать. Кто этот пожилой седой мужчина? Дядя? Родич из России? Может, крёстный? Не похоже, – помотал русоволосой головой, но не нашёл ответов на вопросы. – Самое противное – не смогу их никому задать! Никому. Даже им, сидящим на ступенях этой маленькой асьенды. Не просто не могу, но и не имею права. Ни малейшего!»
Так и не разобравшись в ситуации, медленно развернул внедорожник и уехал, пока не натворил бед и дел.
– …Всё. Охрана уехала. Мы одни, – раскрыв глаза, приподняла лицо и посмотрела на Алекса. – Теперь не прогонишь – пампа вокруг, а я не совсем в форме, чтобы скакать верхом на лошадке какого-нибудь гаучо. Придётся принять меня в доме, родной.
Он в ответ только сильнее стал целовать её волосы.
– Спасибо. Думала, откажешься. Здравствуй, Алекс! – обернулась, прижалась к худой мужской груди маленьким тельцем и острым личиком. – Прости, что долго ехала после звонка из Байонны. Так много тогда случилось…
– Не оправдывайся, милая. Ты мне ничего не обязана объяснять. Спасибо, что выбрала время…
Договорить не дала, положив знакомым жестом пальчики на его губы.
Закрыв глаза, поцеловал ладошки девочки-крошки, так и не повзрослевшей и не пополневшей.
Притянула, стала целовать лицо, гладить, что-то шепча едва слышно.
Не услышал: в голове резко зазвенело, под веками разлилась кровавая пелена, дикая боль сковала грудину.
Почувствовала, дёрнулась, вскочила…
Едва успел схватить за руку, через силу разлепив глаза.
– Я в порядке. Пройдёт.
Достал из нагрудного кармана рубашки таблетку, положил под язык, виновато улыбнувшись. Встал, любяще обнял вмиг побелевшую Нику.
– Здравствуй, родная.
Постоял несколько минут, справился с привычной болью, повёл долгожданную гостью в дом.
– Добро пожаловать ко мне в берлогу. Так давно тебя ждал, что комната готова по высшему разряду.
Завёл в распахнутые двустворчатые двери с большими переборчатыми стёклами и таким же фрагментом над дверным проёмом, показывая довольно большой дом комната за комнатой.
История и национальность чувствовались в каждой вещи и предмете обстановки. Очарование и наивность сразу покорили Нику настолько, что ей захотелось тут же начать зарисовывать или фотографировать. Хмыкнув «поистине, дома», прижалась к счастливому Алексу, с гордостью знакомящего с усадьбой.
Показав чудесную спальню с большой кроватью, повёл на второй этаж, где была пара маленьких гостиных со скошенными потолками. В углах стояли очаровательные диванчики на двоих, что вызвало лукавую улыбку у девушки.
Комментировать не стала, села на один из них, поманив хозяина.
Присев, понял, что совершил серьёзную ошибку: обняла с любовью и подставила личико под поцелуи!
…Опомнился, когда в нижней гостиной зазвонил сотовый.
Встал, поднял на руки любимую и понёс вниз, не отвечая на ласки.
Поняла, ругнула себя, угомонилась, покраснев, как девочка.
Усадил за стол в большой гостиной, ответил на звонок.
– Да, Глория. … Гостья прибыла. … Конечно, часа через два приходите на чай. С удовольствием вас познакомлю. … До встречи!
Тепло улыбнулся насупившейся Нике, положил телефон на стол, сел на стул рядом, взял ручки в мягкий плен, лаская пальцами.
– Хозяйка и работодательница. Профессор, учёная, сумасшедшая и одержимая профессией, как и ты. Заправляет здесь, на зоостанции, держит студентов и практикантов «в чёрном теле» и нагоняет настоящий ужас непомерными требованиями и знаниями. Но, чтобы попасть сюда, они все прошли огромный конкурс и самый жёсткий отбор на местах. Студенты со всех стран мира, вот и понадобился ей переводчик-полиглот и безотказный покорный помощник на длительное время. Нашла… меня.
– Как вышла на тебя?
– Чистая случайность. Не поверишь, но в той встрече принял участие сам Господь, – погрустнел, ушёл мыслями в прошлое. – Я на неё наткнулся в беспамятстве там, в Чикаго, в аэропорту, когда проводил вас. Долго стоял у окон, потом бездумно где-то ходил-бродил, себя не помня…
Ника погладила его руку, сочувствуя и поддерживая.
– Очнулся, когда какая-то ненормальная хорошо одетая дамочка начала меня поливать отборными ругательствами – я налетел на неё и выбил из рук клетку с какой-то особой живностью, – усмехнулся, вспомнив. – Живность сбежала. Спасибо, ящерицы маленькие и не ядовитые. Редкие только. Искать было бесполезно – Содом и Гоморра царили в те часы в терминале! Открыли небо, и тысячи пассажиров ринулись к стойкам и в переходы. Вот и не сдерживалась особо сеньора в выражениях, – рассмеялся, покачивая седой головой. – Я от потрясения начал извиняться на всех языках мира, не совсем сообразив, кто она по национальности. Это внезапно прекратило её словотворчество. Долго слушала, потом и выдала на гора: «Беру Вас к себе на работу. Минимум на три года, никак не меньше! Плата за мои потерянные жемчужины!» Едва привёл её в чувство, сказав, что вообще-то и так на службе. Не отступилась, вцепилась, потребовала телефон начальства. Деятельная и напористая, как носорог! Не поверишь – договорилась! – поражённо качал головой, улыбаясь. – Через неделю я оказался в Аргентине, в Месопотамии, в средней пампе, в привольных и безбрежных степях. Покой, природа, чистый воздух, натуральная еда, простые бесхитростные люди и сумасшедшая начальница! – смеялся юно, чисто, беззлобно. – Бесконечные толпы студентов, практикантов, выездные командировки, полевые работы, группы по обмену из всевозможных научных институтов и университетов. Шум-гам, многоголосый многоязычный говор и бесконечные узкотехнические переводы. Едва голова не опухла поначалу! Школьником себя чувствовал! Еле справился…
Опомнившись, повёл в столовую, принялся накрывать на стол.
С радостью помогала, резала, смешивала, сияла сапфиром, слушая, впитывая, радуясь, как дитя: «Дальше! Рассказывай!»
– Сначала жил при ферме, там есть несколько исторических музейных домов и помещений, потом сняли эту асьенду. Здесь встречаемся с Глорией-Ауророй и её домашними без студентов. Тут эта безумная женщина становится простой женой своему супругу и настоящим другом мне.
– Как ты, Алекс? Что с семьёй? Я не сломала тебе жизнь?
Остановилась неожиданно, шагнула к опешившему хозяину, приподнялась на цыпочки, коснулась скромным поцелуем подбородка, заглянула с тревогой в глаза, переживая и виня себя во всех смертных грехах.
– Как дела с женой?
– Всё в норме. Спасибо. Мы давно были фактически чужими людьми. Дети лишь помнят и любят. Приезжали три месяца назад. Попали в жару, чуть не запеклись заживо, задерживаться не стали, поехали к океану. Не тревожься, родная… – глаз не понял, говорил тихим ровным голосом.
– Я погубила тебя, мой рыцарь, – сообразила, побледнев.
– Нет! Клянусь бессмертной душой!
Широко шагнул навстречу, обнял порывисто, жадно, по-настоящему, любя и дыханием пронзительно-ярко, словно вспомнил первое нежное чувство, далёкое, из юности.
– Ты вернула меня к жизни, втянула в строй настоящих мужчин. Оживила душу и тело! Пойми это, милая… Сотворила истинное чудо… – целовал голову, лоб, губы, плечи…
Звонок планшета Ники силой разорвал объятия и ту звенящую чувственную негу, что грозила сорваться в сжигающую неконтролируемую страсть. Рыкнув, дотянулась, поднесла к уху.
– Ника. … Отлично. Есть предложение: бери парня и приезжайте – тут вечеринка намечается. … Хорошо. Еды побольше прихватите! Будем ждать. Пока, Ив! – вскинула глаза на Алекса. – Прости, не спросила тебя… Ты не против?..
Покачал головой, смотря с непонятным выражением лица.
– Наш гид приехал из Санта-Фе и нашёл моего охранника – соблазнился приглашением. Горожанин истинный. Вот и посмотрит своими глазами пампу, гаучо, крестьян и Аврору. Мигель – учитель истории и естествознания. Берегись: встретятся два специалиста! – толкнула острым плечиком, расхохоталась, засияла синью. – Бедный Анхель! Да профессорша его «забодает» вопросами!
Оттаял, заалел зрелым интеллигентным лицом, стал исступлённо целовать волосы, пьянея от запаха и шелковистости, стеная тихо, глухо и… страстно.
В ответ целовала шею, кадык, ключицы, проникла руками под рубашку, искушённо и опасно ласкала тонкими пальчиками-паучками соски и мужской плоский живот…
Опомнился первым: сжал её в сильных объятиях, не позволяя окончательно сойти с ума: уже расстегнула джинсы. Как ни любил и желал сейчас, а трезвомыслие взяло верх: замужем и беременна. Долго держал дрожащую возбуждённую прелестницу, виновато пряча глаза, уговаривал держаться.
Постепенно утихла, расслабилась, приникла к груди с разочарованным вздохом, закрыла мерцающие дьявольские глаза, зная их губительную силу.
Придя в себя, стали хлопотать вокруг стола.
Потом долго перекусывали, пили волшебный кофе, разговаривали.
Одурь желания и влечения несколько схлынула, стало легче дышать и думать.
– Ты в курсе моей жизни?
– Да. Одним из моих важных условий было наличие континентального телевидения. Потому и жил сначала в музее: там оно было. Потом в этот дом провели коммуникации и обеспечили мощной тарелкой связи. Следил пристально, радовался за вас, периодически сожалел, что не сообщил тебе этого адреса. Дал вам время на счастье.
– Спасибо. Искреннее. Оно нам было так нужно, поверь! Год было непросто. Столько событий… – опустила голову, отчего-то едва справляясь с эмоциями.
– Ника… – положил руку на её кисть, ласково сжал, – первенец от Николаса? Я лишь потом догадался. Сведения были закрыты, понимаешь ведь, а когда разрешили покопаться, тут меня и стукнуло. Да и сроки сходятся. Похож? Как справилась?
Едва начал спрашивать, привалилась к нему на грудь и заплакала, кивая.
– Банни принял? Больше никто не знает?
Покачала головой.
– Бедный старик. Даже не узнал о сыне. Был бы так рад!.. Какая горькая судьбина дарована ему богом! Всё-таки, нечестно иногда получается у Господа нашего милосердного… Бесчеловечно и жестоко до садизма, изуверства какого-то…
– Узнал. На связи. Рад, – выдавила толчками, через невыносимую острую боль. – Видимся…
Ошалело распахнул глаза, поднял пальцами её мокрое личико, окунулся в страдающую синь, долго смотрел, не шевелясь. Когда сообразил и понял до конца, поражённо закрыл глаза и тяжело протяжно выдохнул со стоном, покачал головой, отчаянно жалея всех.
– Сочувствую, милая. Нелёгкая ноша эта потеря, ещё тяжелее дар медиума. Потому тебе настолько лихо тогда было… Теперь лишь понял, – приник к девичьим пальчикам, виновато целуя и лаская. – Прости, если что-то сделал не так в те дни. Простой обыватель – даже в мыслях не было. Вёл себя, как эгоист! Да что там – одержимый похотью подросток! Ослеп от желания, готов был на самое низкое! Стыдно и гадко. Извини, молю. Мне нет прощения.
– Не вини себя. Ты не знал, с кем имеешь дело. Я виновата больше, поверь: откровенно злоупотребляла «даром», манипулировала всеми вами. Во всём лишь моя вина, – отняла руку из дружеского плена, отвела глаза, охрипла. – За мной тянется бесконечный, нескончаемый шлейф несчастий и смертей любимых, родных, знакомых и незнакомых мужчин – настоящий мор! Держись и ты подальше, если хочешь жить…
Разговор прервал клаксон машины, раздавшийся в вечерней полумгле резко и громко – гости начали съезжаться на асьенду.
Время воспоминаний и грусти закончилось. Наступало время настоящего, перемен, радости, надежды, дружбы. И любви.
Визитёры приезжали без задержки к назначенному времени.
Первыми прибыла супружеская чета Ливиано: Глория-Аурора и Валентин – профессорша с супругом.
За ними ввалились трое неразлучных друзей по музею, ферме и жизни: Габи, Начо и Пепе – помощники и соратники, «Святая грешная троица», как их за спиной называли друзья.
Последними приехали Томтит и Мигель, с огромной корзиной еды!
Пока новенькие знакомились, другие быстро накрыли ещё два стола, соединив их в единое полотно.
Женщины споро нарезали фрукты, украсили шпажки ягодами, мужчины мгновенно сообразили целое ведро сангрии.
В корзине Мигеля оказалось мясо «асадо» – полбыка, не меньше, запечённого на углях в ресторане незадолго до вечеринки.
Гвалт стоял нешуточный: английская, испанская, немецкая, русская и французская речь перемешались в фантастический коктейль! Что самое забавное – все друг друга понимали! Кажется, сангрия удалась на славу.
Расползлись-разъехались под утро…
Сентябрь 2015 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2015/09/28/1680