Пришлось как-то в глухой деревне картошки три ведра купить. Вот, говорят, к деду Исаку обратись, вон тот домочек с яблоньками. Подошел к дому, козлами вокруг несет. И табачищем так пышет, как будто Петр Великий только что мимо прошагал. Окошко с занавеской, створка одна открыта. А оттуда, из створки, голосок такой медовый и говорит, что-то вроде: вот-де, любишь ли меня, мистер Круз Кастильо, или у тебя какая другая дамочка есть?
Стучу в стекло, в доме шевеление. Кхе-кхе-хы-ыть — сказали за занавеской. Медовый голосок попритих, а из створки выглянула бородатая голова в картузе. Чево, говорит, надо? Да вот, говорю, картошечки не продадите ли, добрый дедушка-хозяин? Да чево, говорит, можно. Заходи, говорит, в заулок.
Захожу, вижу — козлища с козленками. Десятка два их стоят, смотрят. Вот, думаю, откуда вонь козлиная по всей улице несет. Из глубины дома в стене дверка вдруг открывается, вышел хозяин. Фуфайка, да папироска в бороде, да баретки в сухом навозе. Здрасьте, говорю, вот, требуется картошечки три ведерка мне, дак продайте, уважаемый дедушка в картузе. Можно, говорит, сейчас подпол отворю. И руку тянет познакомиться. Исак, говорит, Абрамыч звать меня. Да только не еврей я, а старовер. Три-то ведерка можно продать. Папироской пыхнул ядовитой и в карман фуфайкин полез. Присмотрелся я — еще одна дверка в стене, поприземистей. Подпол, стало быть. Замочек ржавенький на толстенной планке висит.
Дед Исак ключик выбрал, щелк. Дверь отворил. Широченная, на Окаке можно въехать. Сам в закрома свои полез, и меня зовет. Глянул я — отсеки рядами сделаны, как в подводной лодке. Простор необычайный. Взвод солдат спрячется, нипочем никто не найдет. Кругом везде картошка, ростки вытянулись к потолку, к полу то есть, что змеи на хвостах. Каждая картошина с кулак. Вот, говорит дед, обрывай да набирай. Пых ядовитой папиросиной, и скрылся на улицу.
Набрал я три ведра, вытащил из подвала. Жду. Козлища стоят смирно, жуют и за моими манипуляциями зорко наблюдают. Ветерочком из-за угла так и подносит ко мне воздушные ихние приветы. «Счас взвесим»,--откуда-то снова вырос дед Исак. В руках у него приспособление какое-то, весы Фемиды будто, только чашек нету. Железный брусок. Вместо чашек с одной стороны крюк, с другой колесики шестеренчатые. Ведро на крюк. Долго крутил колески, рукавом протирал деленьица на бруске. «Двадцать один»,--вдруг выдохнул дед очередную порцию ядовитого дыму. Чего, думаю, такое, вроде ведро картошки весит килограммов восемь. Чего, говорю, двадцать один? Дак чево, говорит, фунтов двадцать один. И смотрит, как на маленького. Да, думаю, на дворе двадцать первый век. По числу фунтов, стало быть.
Июнь 2012.