Конец августа. Снова жарко. Не город, а разогретая помойка. Кого тут только нет, крысы всех мастей: от уголовников до депутатов, от добровольцев(те же уголовники) до волонтёров, контрабандисты, наркодилеры, политики, банкиры и просто бандиты, шлюхи обеих полов и бесполые маньяки…
Среди крупных, лощёных крыс, снуют особи помельче, и совсем маленькие, загаженные крысята из зарождающегося поколения «нью-пепси». Эти, правда, превзошли своих старших братьев, лишённые мозгов от слова «абсолютно», где всё построено на рефлексах, в которых главенствующими являются хватательный и кусательный.
И между всем этим лысо-хвостым скопищем щемятся в страхе маленькие обыватели, стремительно уменьшаясь в количестве до ничего не значащих размеров. Кто уходит в стаю крыс, кого съедают - и это большинство.
Как ещё город жив - диву даёшься… Собственно, сложно назвать живущим копошащееся кладбище, в котором паразиты и падальщики от недостатка корма начинают поедать друг друга.
Начало недели выдалось скучным на фоне серого празднества в честь чего-то чего не существует в природе, но по общему уговору принято считать, что сие есть, причём некоторые даже утверждают, что родилось оно тогда, когда рожать ещё было некому. И вот, не взирая на общий застой, помойка набирается густыми запахами разложения, и звуками булькающей выгребной ямы предвыборных речей, что обещает хоть какое-то движение общей массы.
Правда, при этом начинает двигаться и приторно-тошнотворный запах гниющей плоти, но плоть это уже не смущает, ибо она уже мертва.
Всполошились и сектанты всякой степени сумасшествия, в большинстве своём ничего не понимающие из того, что оне втирают гражданам-перехожим, первоисточники своих доктрин не читающие то ввиду отсутствия оных, то ввиду внутрисекстанских запретов. Заученные фразы вбиваются словно гвозди, и пролезают в мозг сквозь уши яко черви, плодя новых червей из потерявшейся от страха, и ничего не понимающей массы.
- …Нет. Ты не прав – Бог есть, - вдруг, послышался голос сбоку. На остановке, что осталась от общественного транспорта, возле киоска, попивали то ли пиво, то ли квас двое мужчин неприметной наружности.
- Безусловно, Коля. Но, что есть Бог?
- Бог – Христос. Он есть всё, и всё есть Он.
- Снова ты как глист на сковородке: тебе конкретный вопрос, а ты какую то ахинею в ответ. Ты хоть сам понял, что ты сейчас сказал? Ну, причём здесь еврейский мальчик Иешуа Га-Ноцри? Который, кстати, был ли ещё тот вопрос. Ты хоть Библию то читал?
- Я к батюшке хожу. И исповедуюсь.
- Снова ты о снеге летом. Я задал совсем не сложный и достаточно конкретный вопрос, ты мне за батюшку да исподнее…
- Исповедь…
- Да, какая разница! Ну, что ты как урка в околотке?
- Читал… Правда, без батюшки понять сложно.
- Коли читал, то сказано там «В начале было слово, и слово это Бог…» О чём сие, отрок во христе?
На лбу Коли на мгновение отобразились следы усиленной умственной работы, но быстро разгладились ввиду тщетности чрезмерных усилий. Отпив из пластика жидкости он перешёл в контратаку: - Да, ты сам то понимаешь?
- Красивый ход из серии «Сам дурак». Ну, начнём со слова. Что несёт в себе слово? Правильно Колян, информацию, то бишь знания. Слово – любое, заключает в себе знание, а вот совокупность всех знаний, то есть знание абсолютное и есть понятие Бога. И никакой мистики. Так что еврейский отрок тридцати и трёх лет отроду здесь вообще не при делах. Так что учиться, учиться и ещё раз учиться есть не банальный лозунг времён построения социализма, а вполне себе конкретный путь к Богу.
- Да, много ты понимаешь. Болтать не мешки ворочать. Когда нас на марше накрыли, я из штанов выпрыгнул обосравшись, и лёжа под задрыпанным «ЗИЛом» так взмолился, откуда только и слова брались. Вот тогда я и поверил что Бог есть и он Христос. А до этого таким же умным был. Видать услышал Он и выжил я.
- Тут, брат дело случая. А если учесть, что случай есть недоказанная закономерность, где всё взаимосвязано и взаимообусловлено, то снова вся мистика улетучится. Когда прилетело, тебя инстинктивно бросило под ближайший борт – это природа, которым оказался спасительный «ЗИЛ», который, в свою очередь, как цель являлся второй, если не третьей очереди, а поскольку у партизанэн времени было в обрез, то отстрелявшись по приоритетам оне ушли. Вот ежели бы плюхнулся под «бэтэр», тогда не взирая ни на какие молитвы, мы бы с тобой за жизнь сейчас не тёрли.
- Нет. Всё же с крестом на шее воевать спокойней. Надежда на Него много даёт. Дай сигарету.
- Вот же телок без матки от пьяного отца! А ты с бронником не пробовал? А лучше с гирей на шее, от неё всяко несомненная польза случиться может – скинул на фиг, и в бега… Да, ладно… шучу. Лучше скажи мне глупому, за чей ты интерес на войне дух в портки испражняешь? Твой там интерес где? Я понимаю, что есть определённый интерес третьих сил во вне и внутри страны, чтобы ты за его воевал. Их я понимаю. А твой интерес в чём? На сколько он совпадает?
- Да, хрен его знает…
- Ага, старый принцип: куда стрелять знает комбат, а зачем – замполит, а мы люди маленькие, мы на довольствии стоим. Только отвечать придётся как большим. Причём комбат тебя и иже с тобой сольёт первыми, дабы индульгенцию прикупить. Это если уже не слили за толику малую. Кстати, о замполитах: они у вас в принципе есть?
- А на фиг они надо?
- Понятно. Роль политруков выполняет пойло, наркота и вседозволенность в части изъятия материальных ценностей у населения, и прочего насилия над оным.
- Слышь, Иван! Не слишком ли ты гонишь? Совесть! Совесть наш замполит! И любовь к Родине…
- Которую мы пропили лет так двадцать с хвостиком назад, а совесть давно номинирована в твёрдой валюте… Впрочем, не очень то и твёрдой. Что ты как курсистка из себя девственницу строишь. Ты ведь не один с фронта, а многие более откровенны… и злы. К тому же котлы, гайка, и лайба вот появилась. Плюс айфончик на скока тянет?
- Не отжал. По честному купил, на премию…
- За сбитый Цеппелин. Да, успокойся ты, я не налоговая, и не полиция нравов. Да, и убивать за деньги это ведь по совести… Правильно?
Рядом с переполненной урной что-то зашуршало, это в рассыпанном мусоре деловито и спокойно хозяйничала крупная крыса, совершенно не реагируя на стоящих мужчин, и совсем редких теперь прохожих. Найдя какую-то снедь, она не торопясь полезла под киоск, где, очевидно, находилось гнездо с выводком. Какое-то время был виден длинный лысый хвост, потом исчез и он.
- Ты, Колян, вот о чём подумай: тебе один раз предоставили шанс всё изменить, и спрыгнуть с темы. Второго не будет. Ведь рано или поздно твой осколок или пуля тебя найдут. Война длинная – до полного самоуничтожения. Так что случая, как у этой крысы может не случиться. Крысы же и не дадут. Ты для них чужой – они главные на помойке. Думай, брат. Ну, а я пойду. Пора мне.
- Вот, что люди ни выдумают, лишь бы в тылу отсидеться…
- В тылу говоришь, - голос Ивана приобрёл холодные стальные нотки, сощуренный взгляд серых глаз сверлил визави проникая в мозг: - Нет в гражданской тыла. Я тут обоих сыновей положил. Рядом лежат. Вырубили меня под корень. А ты поёшь про тыл. Здесь везде фронт. Нас всех система убивает, и ты часть её, а значит и за них в ответе. «Бойся пророка горем убитого». Помни это. И думай. Пойду я. Пить бросай. Пока.
- Иди ты, - попытался отшутиться Колян, и добавил вдогонку: - Пока, брат. Я тебе позвоню когда вернусь.
Из-под ларька торчала усатая мордочка, равнодушно наблюдая вокруг…
Через месяц Колян вернулся… по частям… в мешке, как неопознанный труп.