Аннушка любила своего мужа. Пригожий он был у неё. Соседка, пожилая и одинокая женщина тетя Шура, всегда смотрела ему вслед.
- Идет так легко, что и травинки не примнет ногой. Коснется земли, но и секундой не задержится, а только оттолкнется от неё, и не идет, а летит над ней. И руки к себе в локтях прижимает, а не размахивает ими, а голову немного набок держит, как будто прислушивается к чему-то. И роста такого хорошего, что издалека видно. И лицом хорош. Чуб густой, темный и кудрявый, нос прямой, глаза карие, выразительные! Да у тебя, Нюра, не муж, а картиночка. Ты против него и ростиком маловата, и личиком простовата. Смотри, уведут.
- Не уведут, - смеялась Анна. - Я ему вон сколько детишек родила! Шестеро! Три дочери и три сына. Двадцать лет уже живем вместе. Нас теперь не разлучить никакой силой.
И то правда. Шестеро ребятишек требовали трудов больших, заботы неустанной, вот почему огород у Петра с женой при доме был огромный и заканчивался у самого берега реки, которая так радовала прохладой в летнюю жару и кормила свежей рыбой все лето дружную семью.
Одна беда - река сильно разливалась в августе. И тогда вместо ласкового журчания до крестьянских домов доносилось сердитое шуршание и даже стон. С размытых берегов именно с таким звуком падали в воду ивы, березки и молодые дубки. А вода стремилась унести их подальше, но не справлялась, устраивала завалы, но с завидным упрямством пыталась размыть их. Вода темнела, кружилась бурунами, поднимала песок со дна на самую поверхность реки, желтела от его обилия. Скамейка у реки пустела. Кто же станет любоваться такой взъерошенной рекой?
Стоял август, дождливый и туманный. Река опять устрашала всех своим рёвом. Аннушка каждое утро наказывала своим ребятишкам, чтобы к воде они даже не подходили!
- Да знаем мы, знаем. Зачем нам к этой реке подходить? Какие мордуши, какие закидушки, какая рыбалка в такой реке? А про купание мы забыли. Вода холоднющая. На неё смотреть страшно, не то что купаться в такой воде! Кому в голову придет даже побродить в воде вдоль берега, а не то, что искупаться. Нет, мама, не беспокойся! А за младшими мы хорошо смотрим.
Петя работал завгаром в совхозе. Справлялся с делами своими он прекрасно. Везде он был на хорошем счету. И только Нюра никому не рассказывала о том, что муж у неё, когда приходил домой иногда в подпитии, вел себя не лучшим образом. Нет, он не распускал руки, до этого не доходило, но он искал повода для скандалов. И находил.
- Кто кормил кур? - кричал отец семейства на весь двор. - Кто зерно просыпал мимо кормушки? Отвечайте?
Кур кормили дети. Младшие. Вот их Петя и начинал воспитывать.
- Так. Насыпали мимо кормушки пшеницы и довольные помчались гулять. А если вам мама нальет суп мимо тарелки? Как? Вам понравится?
Дети стояли, опустив свои светлые головки, и молчали с виноватым видом. За младших заступались старшие и говорили, что с зерном ничего не случилось, и что можно его курам склевать прямо с земли. Даже полезней. Лучше все в зобу переварится, перетрется.
- Меня учить, вы меня учить вздумали?
И разгневанный Петр ставил детей в угол, а старших нагружал какой-нибудь неприятной работой.
Нюра угождала мужу всячески в такие минуты, слова поперек не говорила никогда, старалась накормить повкуснее, да отправить спать разбушевавшегося отца пораньше. Такие моменты она называла "выходом из-за печки".
Были такие случаи редко, но привкус горечи оставляли у всех надолго. На второй день Петр каялся, просил у всех прощения, ссылался на то, что выпил лишнего.
- Сам пил, или насильно поили? - спрашивала его жена тихим голосом и избегала встречаться с мужем даже глазами.
Нюра копала картошку молодую в конце огорода. Дело это она ребятишкам не доверяла. До конца лета она подкапывала кусты, осторожно выбирала крупный картофель, а маленькому давала время подрасти.
- Да что ты там возишься с этой картошкой? Выкопала куст с корнями - и все! Вся деревня над твоей скупостью смеется! От людей стыдно!
У Нюры все похолодело.
- Опять!
- Что "опять"?
- Опять лишнего принял?
- Ничего я не принял. У водителя автобуса сынок родился. Он и проставил нам на весь гараж целый ящик вина на тридцать человек. Даже дед Черемисин причастился по такому поводу. Мы с закуской хорошей на полянке за гаражом посидели. Нашего мужского полку прибыло! Как не выпить?
- Выпить-то можно, но вот придираться ко всем зачем?
- Это кто придирается? Это я придираюсь? Да перестань ты колдовать над той картошкой. Я тебе подскажу и покажу, как нужно копать картошку. Научу!
Потом Нюра никак не могла вспомнить, как же случилось так, что она своему обожаемому мужу такой фонарь под глазом засветила?
Петр подошел, стал вырывать вилы у неё из рук, а она стала держать их покрепче, а он со своей силой против её силы, конечно побеждал. Вот она в этой суматохе и взмахнула черенком, чтобы пихнуть мужа в грудь, но почему-то попала в глаз.
Муж взвыл от боли. Нюра замерла, а потом хотела броситься в ноги мужу и повиниться.
- Беги, Нюра! - закричала соседка, видевшая всю эту сцену из своего огорода. - Спасайся!
Нюра бросилась к калитке в конце огорода, которая вела к разбушевавшейся реке. Она хотела убежать от Петра по берегу. Но не успела. Муж мчался за ней семимильными шагами. Почти догнал, схватил за плечи, но она вывернулась и бросилась прямо в реку. В чем была. Она отчаянно поплыла к противоположному берегу.
Река была спасением. Петя воды боялся и плавать не умел. Он так и остался на берегу.
Он - единственный человек на земле, который звал свою жену не Нюрой, а Аннушкой -просто замер от страха. Мгновенно протрезвел, страшно испугался за жизнь своей ненаглядной жены.
- Аня, Аннушка! Да ты что придумала? Да я бы тебя никогда пальцем и не тронул. Ну, потряс бы немного. Греби, Аня, не сдавайся. До берега уже рукой подать.
Действительно, Бог уберег женщину, и через несколько минут она уже стояла на другом берегу реки.
- Аня, Анечка! Не вздумай плыть назад! Не рискуй больше. Подумай о детях, если обо мне не хочешь подумать! О детях подумай! Родная! Не плыви назад. Я за тобой сейчас приеду на машине вокруг, через мост.
- Ни за что не поплыву. В корягах запуталась, чуть не погибла. Я пойду тебе навстречу, - прокричала Аннушка с другого берега.
- Не ходи, стой на месте, а то разминемся. Я мигом.
- Так ты же выпивши!
- А ты мне весь хмель вышибла из головы. Вон какой фингал подвесила.
- Петя, Петенька! Я - нечаянно! Честное слово - нечаянно! Прости!
- Ладно. Прощаю. Что между своими не бывает? Жди! Одежду сними и выжми хорошенько. Я - мигом.
Мигом не получилось. Все мосты были размыты. Только через тридцать семь километров, почти в устье реки, прочный железобетонный мост был в целости и сохранности.
Почти час ждала Анна своего Петю. Она замерзла так сильно, что зубы у неё стучали. Мокрую одежду с себя она сняла. Свою пушистую косу женщина расплела, и длинные русые волосы её разметались по спине и плечам, падали на грудь и немного согревали. Узелок с мокрой одеждой она держала на коленях.
Было уже темно, когда Анна увидела свет фар вдалеке.
- Петя, Петя! Я здесь! Здесь я!
Голос её перекрывал рев реки.
Аннушка встала и пошла навстречу.
Так она и предстала перед мужем. В свете автомобильных фар. Совершенно нагая, с распущенными по плечам волосами и с жалким узелком мокрой одежды в руках, которым она стеснительно пыталась прикрыть свою наготу.
Петя остановил машину, когда увидел свою жену, идущую навстречу ему. Фары он не выключил. Он хорошо разглядел красоту зрелого женского тела и замер от увиденного. Шестерых деток родила, а стройности не потеряла. В свои сорок лет она была такой же желанной и привлекательной, как и в юности.
- Да что же я сижу, как не знаю кто? Да нужно же бежать и хватать в объятия. Это же все мое! ХОТЬ БЫ НЕ ПРОСТЫЛА!
И Петя, укоряя себя за то, что не взял с собой ничего теплого, торопливо выпрыгнул из кабины автомобиля и пошел навстречу своей единственной. На ходу он снял свитер, а потом и майку, чтобы сразу прикрыть наготу женского тела. Но не прикрыл. Он отшвырнул узел с мокрой одеждой, обнял Аннушку, крепко прижал её к себе, стал поглаживать и растирать её холодную спину, стал целовать замерзшие пальцы на руках, стал шептать её такие слова, каких она давно не слышала от него, а только вспоминала иногда с бабьей тоской.
Между тем над полем взошла луна и стала удивленно смотреть на грешную землю. Но тут по небу откуда-то примчалась разгневанная темная тучка, встала над полем, бросила на него свою густую тень, прикрыла от посторонних взглядов и стояла на страже до тех самых пор, пока Петр не укутал, наконец, Аннушку в свой свитер и не отнес её в теплую кабинку грузовика.
Обратная дорога заняла больше часа. Петр вел машину так осторожно, как будто боялся расплескать сосуд с драгоценной жидкостью, или рассыпать шкатулку, доверху наполненную жемчугом.
Однако! За много лет он впервые видел свою жену в таком виде. Он догадывался и раньше, что она была красавицей, но о том, что она была ослепительна в женской своей красоте, он не знал.
Да зачем они нужны, эти лишние граммы выпивки? В какое сравнение они могут идти с той радостью, которую может подарить ему она, его желанная женщина!
С этого самого дня Петр не отказывался совсем от мужских посиделок, но всегда знал свою норму.
Ему предлагали, назойливо и настойчиво.
- Нет, не могу! Меня Аннушка дома ждет!
И почему-то при этом напевал: "Ты стоишь на том берегу..."