Монгол шудан

Григорович 2
Вообще-то, эта история к монгольской почте никакого отношения, разве что  произошла она в этой стране, не имеет.

Боря Рожнов, отслужив положенный срок в 4-й гвардейской Кантемировской дивизии, благополучно вернулся домой в небольшой подмосковный город.

Проболтавшись с месяц, и соответствуя напеваемой им себе под нос песенке, со словами: «...уезжают домой дембеля...  И куда не взгляни, в эти майские дни, всюду пьяные ходят они…», Боря, придя в себя, устроился водителем на одно из предприятий города. Права он получил ещё до службы в армии в школе ДОСААФ.
Покрутив баранку без малого шесть лет, Борис загрустил. Захотелось чего-то «такого», смены обстановки, к примеру.
 
Дельный совет ему дал его сменщик, мужик ушлый и предприимчивый, за наличие этих ценных качеств и пострадавший. За излишнюю предприимчивость его с треском выгнали с хлебного места в «Совтрансавто», благо, что не посадили.

- Ну, в нашу-то контору тебе соваться, резону нет, там очередь из желающих на десять лет вперёд расписана, да и принимают в основном по блату, - развивал тему сменщик, - а вот через военкомат попробовать можно…

- Это что, опять в армию? – перебил его Боря.

- Да ты слушай, - поморщился сменщик.

- Не «в» армию, а «при» армии, это две большие разницы. Через военкомат можно попасть работать в какую-нибудь соцстрану. В Польшу, например. У нас, то есть у них, в  «Совтрансавто», говорят: «Курица не птица, Польша не заграница», но для начала и это сойдёт, - о чём-то своём вздохнул напарник, - погуляй, пока неженатый, а то как у меня получится.  Эти бабы ведь весь кайф поломают. Возил бабки, ныла, что дома редко бываю. Вона, сейчас каждый вечер дома – жужжит, почему денег мало.
 
Борис, поразмышляв над словами сменщика несколько дней без отрыва от производства, взял отгул, и поехал в районный военкомат: «Чем чёрт не шутит?».
 
В военкомате он нашёл кабинет, где принимали заявления от граждан, жаждущих «проникнуть» за кордон при содействии Советской Армии под видом вольнонаёмных.

Постучав в кабинет обозначенный цифрой «10», Боря предстал под очи тучного майора, с общевойсковыми эмблемами в петлицах.
 
Майор выслушал его пожелания, возбудился было, узнав, что Борис «дембельнулся» старшим механиком-водителем, но быстро сник, услышав категорический отказ от предложения поехать в Афганистан:

- Вот только и мечтал, как на войну попасть…

- Думаешь, ты один такой умный? – майор достал из ящика стола пухлую папку, - вон, сколько желающих! Хотя… в Монголию поедешь? Есть одна вакансия...
 
Боря осоловело смотрел в вагонное окно поезда «Москва-Пекин» на проносящийся мимо унылый пейзаж, без малого четверо суток «злоупотребления» с соседями по плацкарту, военными, командировочными, и такими же, как он вольнонаёмными, давали о себе знать. Борис о будущем месте работы  наслушался более, чем достаточно, осталось посмотреть, но если честно, уже не очень-то и хотелось.

В Улан-Баторе они выгрузились на низкую, как на юге России, платформу, напротив двухэтажного, с четырьмя полуколоннами и надписью «УЛАНБААТР» над ними, вокзала.
 
Вольнонаёмных  привели в барак, с солдатскими двухъярусными железными кроватями, объяснили порядок проживания, и оставили дожидаться, пока «покупатели» не разберут их по воинским частям.

Бориса забрал смурной капитан десантник, с белеющим шрамом на щеке дочерна загорелого лица.

Часть, куда они приехали, располагалась километрах в тридцати от Улан-Батора.
Борю поселили в отдельный барак, где в комнатах на двоих жили вольнонаёмные.

Николаич, водитель лет сорока, на смену которому прибыл Рожнов, с утра следующего же дня взял его в оборот:

- Ну, наконец-то замену прислали! Не могу я здесь больше. Того гляди сам татаро-монголом стану.

Борис должен был принять от водителя раздолбанный «камаз», и за две недели постараться изучить как можно больше маршрутов в степи.

- Ты главное дорогу запоминай, - наставлял его Николаич, - вон, видишь верблюжий скелет? Будет тебе хорошим ориентиром…

- А если его уберут? – засомневался Борис.

- Кого?

- Ну, скелет этот…

- Хто?! - Николаич посмотрел на Борю так, словно засомневался в его умственных способностях, - я два срока мимо него езжу.

Рожнов посмотрел на раскинувшуюся до горизонта степь, с тут и там поднимающимися над её поверхностью невысокими сопками. Они поднимались на одну из них. Сверху было видно, что степь испещрена сетью грунтовых дорог и тропинок, хорошо заметных, и едва угадывающихся. Все они, несомненно, куда-то вели, но вот куда? Никаких дорожных знаков здесь со времён Чингисхана не было, а при нём, поди, и подавно. Только редкие ориентиры, ведомые водителям, давали представление о том, куда ведёт та, или иная дорога.

Вот эти-то ориентиры Борис и изучал.

- В степи не забалуешь. Здесь дальше, чем на сорок километров одному, без колонны, лучше не ездить. гиблое дело, случись чего. Да и с колонной незадачи случаются. Помню, водила в головной машине на минуту прикорнул, чуть в сторону свернул, так мы шесть дней по степи плутали, пока до места добрались. А до него ходу-то двое суток от силы. Нас уж искать собирались. Вот так-то, паря, - делился опытом Николаич.

И вот уже третий год Боря гоняет по привычной, наполненной всё такой же непонятной жизнью, как и в день приезда, степи.

Да и как тут их поймёшь? Здесь говорят, степняку неуютно, когда он видит на горизонте юрты чужого стойбища. Другой мир, со своими законами и обычаями.

Вот и последняя его зима, здесь, в Монголии. Борис решил не продлевать контракт, хватит с него степной романтики. Он свой срок честно отбарабанил. В части и на точках его уважали, он один из немногих решался идти в рейс в одиночку. Таких тут называют «смертниками». Вот и сейчас он едет один, привычно ориентируясь по уже знакомым очертаниям сопок, ржавому остову брошенного когда-то грузовика, по тому же скелету верблюда, который никто так и не удосужился убрать.

Угадывая дорогу, Боря ехал по девственно белому, тонкому слою снега, опасливо поглядывая на темнеющее небо, с низкими свинцовыми тучами: «Как бы буран не начался».

Начался. Сильный ветер, поднимая с почвы снег, нёс его над землёй, затрудняя видимость. Борис проехал несколько километров наобум, и решил остановиться. Русское «авось» в монгольской степи помощник ненадёжный.

Борис поплотнее закутался в овчинный тулуп, и задремал. Когда он проснулся, буран уже стих, розовое солнце клонилось к далёким горам на западе.

Боря включил дворники: «Ни хрена не видно!». Он вышел из машины.

Вокруг, куда хватало глаз, лежала заснеженная степь, с незнакомыми очертаниями сопок.
 
Страх ещё не пришёл. Рожнов забрался на крышу «камаза», огляделся. Ничего. Ничего, чтобы дало хотя бы намёк на то, чтобы понять, куда нужно ехать.

«Вот чёрт! Нехорошо, очень нехорошо…», - где-то в районе желудка отчётливо зашевелилось беспокойство. Боря спустился вниз, залез в кабину, и закурил.

«Сколько жутковатых историй о потерявшихся в степи водителях он слышал за эти годы. Да что там слышал! Раз даже видел. Брр. Он отогнал видение высохшего до состояния мумии трупа, сидящего, прислонившись к колесу грузовика. Усохшие губы обнажили оскал зубов: «Ты следующий…». Слушая все эти страшилки, он даже представить себе не мог, что окажется в подобном положении», - Борис, доставая из пачки очередную сигарету, заметил, что у него дрожат руки.

«Спокойно. Надо всё обдумать. Главное не паниковать», - попытался он себя успокоить. Получалось не очень.

Рожнов посмотрел на приборную доску. Солярка на исходе, он должен был заправиться на точке. Куда-то ехать, не имея даже представления о направлении, равносильно самоубийству. Да можно в радиусе пяти километров петлять возле базы, и так не наткнуться на неё. Остаётся только ждать. Вопрос… чего?

Борис выключил двигатель и, спрятав нос в пахнущий овчиной воротник, постарался уснуть.

Проснулся он от холода. Зимой в степи температура может опускаться до -40;С, правда, переносится мороз легче, чем в средней полосе России. Боря попытался завести машину. На этот раз повезло…

Над горизонтом перемигивались между собой, безразличные к людским проблемам звёзды. До рассвета оставалось ещё пять часов.

Ненадолго забывшись, Борис подскочил, ему приснилось, что топливо кончилось. Он посмотрел на расходомер. Стрелка неумолимо стремилась к нулю. Рожнов снова заглушил мотор. Закутавшись поверх тулупа в одеяло, он забрался на сидение с ногами, стараясь устроиться поудобней.

Он потерял счёт времени, его постоянно тянуло в сон.

Боре послышался сначала приглушённый гул, а чуть позже отчётливый стук копыт по мёрзлой земле. Он приподнял голову, и выглянул из окна кабины… Да не спит ли он?
 
Напротив машины остановилась большая группа верховых в пластинчатых доспехах, металлических шлемах, вооружённых копьями, украшенными бунчуками из конского волоса, луками и колчанами стрел за спиной, на боку у них висели кривые мечи в ножнах, а к сёдлам низкорослых мохнатых лошадей были приторочены круглые щиты.

Среди  всадников властной осанкой выделялся один, в лисьем малахае и волчьей шубе. На его коне была нарядная сбруя, а ножны меча украшены сверкавшими на солнце камнями.

Наблюдая из машины за всадниками, Боря случайно поймал взгляд пронзительных, жестоких глаз незнакомца. От этого взгляда у него мурашки по спине побежали.

Незнакомец что-то выкрикнул, и показал на Бориса зажатой в руке плёткой.
В дверь и стекло забарабанили выпущенные воинами стрелы. Боря пригнулся, и скорчился на сидении…

По машине продолжали стучать. Борис с трудом разлепил глаза, осторожно выглянул наружу, и  отпрянул. В дверь машины рукояткой плётки стучал всадник, и что-то кричал на гортанном языке. Боря потряс головой, сбрасывая наваждение, и приоткрыл дверь.

Монгол быстро залопотал на ломаном русском:

- Нелизя стоит здеси, замёрднешь, совисем дохлый будешь. За миной иехать надо, мой юрта рядом….

Машину удалось завести. Подождав, пока всадник отъехал на некоторое расстояние, почти не чувствуя рук и ног, Борис тронулся за ним.